Поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин»-гимн величию Ленина. Бессмертие Ленина стало главной темой поэмы. Очень не хотелось, по словам поэта, «снизиться до простого политического пересказа событий». Маяковский изучал произведения В. И. Ленина, беседовал с людьми, знавшими его, собирал по крупице материал и вновь обращался к трудам вождя.
Показать деятельность Ильича как беспримерный исторический подвиг, раскрыть все величие этой гениальной, исключительной личности и в то же время запечатлеть в сердцах людей образ обаятельного, земного, простого Ильича, который «к товарищу милел людскою лаской», - в этом видел свою гражданскую и поэтическую задачу В. Маяковский,
В образе Ильича поэт сумел раскрыть гармонию нового характера, новой человеческой личности.
Облик Ленина, вождя, человека грядущих дней дан в поэме в неразрывной связи с временем и делом, которому беззаветно была отдана вся его жизнь.
Сила ленинского учения раскрывается в каждом образе поэмы, в каждой ее строч¬ке. В. Маяковский всем своим произведением как бы утверждает гигантскую силу воздействия идей вождя на развитие истории и судьбы народа.
Когда поэма была готова, Маяковский читал ее рабочим на фабриках, заводах: хотелось знать, доходят ли его образы, волнуют ли... С этой же целью по просьбе поэта было проведено чтение поэмы на квартире у В. В. Куйбышева. Читал он ее со¬ратникам Ленина по партии и только после этого отдал поэму в печать. В начале 1925 года поэма «Владимир Ильич Ленин» вышла отдельным изданием.

Читает Г. Сорокин
Георгий СОРОКИН принадлежит к блистательной плеяде артистов, в советское время широко известных, любимых и очень востребованных. Напомним хотя бы несколько имен: Владимир Яхонтов и Дмитрий Журавлев, Всеволод Аксенов и Сурен Кочарян, Сергей Балашов и Эммануил Каминка... Их называли мастерами художественного слова, и этим определялось не только искусство, которое они представляли, донося до слушателей выдающиеся произведения поэзии и прозы, но и высочайший, поистине мастерский уровень исполнения. Голоса этих талантливых чтецов постоянно звучали по радио и телевидению, а Москва в 40-е, 50-е, 60-е годы XX века была заклеена афишами, приглашавшими на их концерты в самые престижные, как сказали бы нынче, залы столицы.

Маяковский Владимир Владимирович (1893 – 1930)
Русский советский поэт. Родился в Грузии, в селе Багдади, в семье лесничего.
С 1902 г. учился в гимназии в Кутаиси, затем в Москве, куда после смерти отца переехал вместе со своей семьей. В 1908 г. оставил гимназию, отдавшись подпольной революционной работе. В пятнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП(б), выполнял пропагандистские задания. Трижды подвергался аресту, в 1909 г. сидел в Бутырской тюрьме в одиночке. Там и начал писать стихи. С 1911 г. занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Примкнув к кубофутуристам, в 1912 г. опубликовал первое стихотворение - «Ночь» - в футуристическом сборнике «Пощечина общественному вкусу».
Тема трагичности существования человека при капитализме пронизывает крупнейшие вещи Маяковского предреволюционных лет - поэмы «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир». Уже тогда Маяковский стремился создать поэзию «площадей и улиц», обращенную к широким массам. Он верил в близость наступающей революции.
Эпос и лирика, разящая сатира и агитационные плакаты РОСТА - на всем этом многообразии жанров Маяковского лежит печать его самобытности. В лирико-эпических поэмах «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!» поэт воплотил мысли и чувства человека социалистического общества, черты эпохи. Маяковский мощно влиял на прогрессивную поэзию мира -у него учились Иоганнес Бехер и Луи Арагон, Назым Хикмет и Пабло Неруда. В поздних произведениях “Клоп” и “Баня” звучит мощная сатира с элементами антиутопии на советскую действительность.
В 1930 году покончил жизнь самоубийством, не вынеся внутреннего конфликта с “бронзовым” советским веком, в 1930 г., похоронен на Новодевичьем кладбище.

Страница 25 из 27

АФРИКАН БАЛЬБУРОВ

«Я СЕБЯ ПОД ЛЕНИНЫМ ЧИЩУ»

Эти слова из поэмы Маяковского долгое время казались мне странными и даже кощунственными. Ощущение это было не только результатом того, что их слишком часто повторяли. А повторяли строфы Маяковского порой даже до полной утраты понимания подлинного значения, которое вкладывал в них сам автор. Человеческое восприятие - так уж устроено самой природой - имеет свойство автоматически выключаться, когда начинают бесконечно повторять одно и то же.

Долгое время мне казалось, что так писать о Ленине, как это сделал Маяковский, нельзя. Но с годами, с опытом, со зрелостью мышления и чувств пришло и понимание глубокого смысла, мудрости этих слов.

под Лениным чищу,

Вернусь на три десятилетия назад.

После окончания школы ФЗУ имени Постышева я, пятнадцатилетний бурятенок, был зачислен слесарем пятого разряда в паровозо-механический цех Улан-Удэнского паровозо-вагоноремонтного завода. Бригада слесарей по ремонту станков - вот моя первая школа жизни. И мне очень повезло. Бригадиром у нас был Аркадий Васильевич Тимофеев, старый рабочий-коммунист, оренбургский слесарь, посланный вместе со всей бригадой из своих родных мест, чтобы помочь молодому заводу стать на ноги. В Бурятии тогда не было рабочего класса. Его надо было создать.

Было много такого, о чем я вспоминаю с любовью, с благодарностью. Было немало и такого, о чем не могу не вспомнить с краской стыда на лице: немалых трудов стоило моим воспитателям из драчунишки-фабзайчонка сделать настоящего рабочего! Обо всем этом, возможно, я когда-нибудь напишу.

В Аркадии Васильевиче я открыл для себя первого человека, который видел и слышал живого Ленина.

Обычно, окончив рабочий день и прибрав свой верстак, я отправлялся домой. Нередко рядом шел Аркадий Васильевич, седой, высокий, немного сутулый, часто покашливающий. Он рассказывал мне о том, о сем, вспоминал, как все пожилые люди, свою молодость. Так я узнал, что в партии он давно.

Аркадий Васильевич,- спросил я однажды его,- а вы видели Ленина?

Аркадий Васильевич приостановился, внимательно посмотрел на меня и ответил:

Видел, и не раз. И Якова Михайловича Свердлова тоже. Они всегда в революции с Ильичем были рядом.

И он в скупых словах рассказал, на каких собраниях и митингах видел и слышал Владимира Ильича. Я по мальчишьему легкомыслию не запечатлел в памяти дат и деталей, но на всю жизнь запомнил такие его слова:

Помни, сынок,- сказал тогда Аркадий Васильевич,- Ленин завсегда должен быть первым. Завсегда!..

И потом не раз при самых разных обстоятельствах я имел случай видеть и чувствовать его отношение к Ленину, ко всему, что связано с именем Ильича. Как показал мой дальнейший жизненный опыт, точно таким же было и есть отношение к нему самых рядовых людей, самых рядовых граждан нашей страны, то есть людей, которые никогда не клялись именем Ленина, а хранили это великое имя в душе, как святыню, и не просто хранили, а шли за дело Ленина, когда это требовалось, на смертный бой.

С большой нежностью и огромной благодарностью вспоминаю и буду вспоминать я моего первого учителя жизни - старого русского коммуниста и слова его о Ленине, сказанные с такой неподдельной гордостью мне, пятнадцатилетнему мальчишке...

1944 год. Третий год войны, а я уже отвоевался. И работал в Бурятском обкоме партии, сначала лектором, а затем руководителем лекторской группы. В конце лета меня назначили корреспондентом «Правды» по Бурятской республике. И вот я в Москве. В небе висят аэростаты воздушного заграждения. Их много. Днем Москва оживлена. По улицам течет народ, снуют машины - все, как обычно. А ночью город показался мне страшным: обезлюдевший, словно вымерший, скрытый непроглядной тьмой, фантастичный.

Тогда не было такси. От станции метро у Белорусского вокзала до здания «Правды» я шел со своим тяжеленным чемоданом пешком. Но мне было всего двадцать пять лет, и я не заметил, было ли это далеко. Помнится, я прочел почти все плакаты, что висели на стенах домов. Окна домов - заклеенные крест-накрест белой бумагой. Я знал, почему это делалось. Предосторожность не лишняя - стекло тогда доставалось с большим трудом. Было тяжко смотреть на полуразрушенные кое-где авиабомбами дома.

Месяца три продолжалась моя практика в «Правде». За это время я ездил в Калининскую область с умным, талантливым журналистом Алексеем Ивановичем Колосовым Были беседы в ЦК. Особенно врезались слова: «В «Правду» пишут только правду».

В конференц-зале «Правды» часто устраивались встречи с деятелями культуры. Помню, с каким вниманием и волнением слушали правдисты поэму Михаила Дудина об Ильиче. На меня эта поэма, напряженная, страстная, произвела огромное впечатление. Я тогда наивно полагал, что талантливое произведение о Ленине, так понравившееся правдистам, должно быть обязательно напечатано в «Правде». Но поэма так и не появилась. О ней я и потом не слышал ни слова.

Однажды в том же конференц-зале состоялась встреча с Владимиром Яхонтовым. До сих пор помню я в мельчайших подробностях, как он читал Маяковского. Раньше, бывало, слушаешь какого-нибудь чтеца и единственное, что уносишь с собой,- это что-то рычащее, кричащее, а потому и нечто грубое, порой даже неприятное. Может быть, это мое личное ощущение, но читать стихи Маяковского мне при всем желании было трудно: и эта бесконечная разбивка строк, и эти странные инверсии, и эта нарочитая грубоватость - все это, как мне казалось, не облегчает, а утяжеляет зрительное восприятие его стихов при чтении. А впечатление от дурного исполнения со сцены всевозможными «мастерами художественного чтения» - увы! - никак не располагало к тому, чтобы считать Маяковского поэтом лучшим и талантливейшим нашей эпохи.

Но вот я услыхал Яхонтова. Он читал поэму «Владимир Ильич Ленин». И я впервые почувствовал, что такое настоящий Маяковский. Обжигающее дыхание революции, нечто исполинское от передачи движения народных масс, организованных и потому непобедимых, образ Ильича, словно освещаемый вспышками прожекторов громадной мощности, то на трибуне перед тысячами бойцов революции, то один, весь в раздумье, то с друзьями и близкими - человечнейший из людей,- все это прошло в моем воображении, пока читал Яхонтов. Да, это было именно так: Яхонтов, человек необыкновенного, совершенно неповторимого таланта, этот волшебник слова, открыл мне Маяковского. Я проникся вечной любовью к великолепному «Во весь голос» - этой могучей поэтической исповеди агитатора, горлана, главаря революционной литературы, исповеди, в которой сквозь страстный мажор глухо отдается душевная боль.

Я жил в гостинице «Москва». Дня через два совершенно случайно встретился с Яхонтовым в коридоре у своего номера. То ли потому, что он приветливо и мягко улыбнулся (вероятно, моему наивно-восторженному виду - не иначе!), то ли еще почему, я вдруг расхрабрился и пригласил знаменитого артиста к себе в номер. И я почему-то нисколько не удивился тогда, что он с подкупающей естественностью принял мое приглашение.

Яхонтов внимательно и доброжелательно слушал. Я не скрыл от него того, как относился к некоторым стихам Маяковского, и в частности к строчке «Я себя под Лениным чищу». Слегка прищурив левый глаз, он остановил на мне долгий, испытующий взгляд. Потом Яхонтов расспросил о моем крае, об Улан-Удэ, о Байкале, об охоте и рыбалке в наших местах, о театрах. От души расхохотался, когда я передал, как обычно читают у нас Маяковского, какое свирепое, зверское выражение придают они лицу, произнося: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!..»

Я ничего не мог ответить.

Наша революция, очистительная и мудрая,- сказал Яхонтов,- нашла в Маяковском достойного поэта. Наидостойнейшего. Это был в подлинном смысле слова поэт революции. Оглянитесь и поищите сейчас поэта такой одержимой веры, такой политической страсти, как Владимир Маяковский. Он имел основание писать, что он наступал на горло собственной песне. Он имел право писать, что ему рубля не накопили строчки. Он не оставил после себя никаких банковских счетов, но оставил тома своих партийных книжек. Вы думаете, он хотел создать поэму-памятник, когда писал «Владимир Ильич Ленин»? Нет, поэт великолепно видел, что происходит вокруг. Его поэма имела и имеет сейчас функцию активную. Он хотел, чтобы Лениным не только клялись, но и поступали бы по-ленински. Не о себе он говорил, когда писал свои знаменитые «Я себя под Лениным чищу». В этой фразе заключен громадный смысл. Поэт хотел, чтобы все коммунисты и наши партийные руководители действительно чистили себя под Лениным.

Яхонтов говорил необыкновенно взволнованно. Эти слова его запали мне в душу. Их же я вспомнил, как только до меня дошла страшная весть о его гибели...

Прошел год. Я с горячностью и искренностью новопосвященного журналиста-коммуниста всматривался в окружающую меня жизнь и сражался пером с тем плохим, неверным, нечестным, что замечал.

В июне 1946 года в «Правде» была напечатана моя статья «Плоды формального руководства». В ней содержалась резкая критика руководства сельским хозяйством в Бурятии. Был назван конкретный виновник многих вопиющих безобразий - первый секретарь обкома партии Кудрявцев. Бездушное и формальное отношение к порученному делу, непрерывное вранье перед руководящими инстанциями, грубое пренебрежение и помыкание подчиненными, ханжество и фарисейство в вопросах идеологии - таков был стиль руководства Кудрявцева. А это в свою очередь было результатом того, что он - типичный чиновник - утратил партийную убежденность, окончательно оторвался от народа, перестал не только жить его интересами, но даже понимать эти интересы. Все это я и высказал в лицо Кудрявцеву, когда обсуждали в обкоме статью, и меня потом исключили из партии.

После, когда я жил в крошечном рабочем поселке Забитуй с трехмесячным временным удостоверением вместо паспорта, я черпал силу в мыслях о том, что все происходящее - это грубое извращение ленинских норм партийной жизни. Больно и тяжело было думать об этом, но я неколебимо верил, что все это исчезнет со временем.

Через восемь лет я был восстановлен в партии. Продолжал заниматься журналистской и литературной деятельностью, затем стал редактором нашего литературного журнала «Байкал».

Во втором номере его за этот год напечатаны устные народные рассказы о Ленине. Готовя их к печати, я хотел было отказаться от рассказа под названием «Ленин на Байкале». Трудно было согласиться с чрезмерной смелостью безыменных авторов рассказа, приписавших Ленину непосредственное участие в боях с белыми на берегах Байкала.

Известный фольклорист доктор филологических наук Л. Е. Элиасов, предоставивший нам записи этих рассказов, был задет за живое. Через час - полтора он положил мне на стол книгу Надежды Константиновны Крупской о Ленине и раскрыл как раз на той странице, где Надежда Константиновна комментировала рассказ точно под таким же названием, записанный иркутским фольклористом А. Гуревичем у рабочего завода имени Куйбышева, участника боев на байкальских берегах в гражданскую войну. Надежда Константиновна указывала, что это не единственный рассказ такого рода. Речь шла о том, что широкие массы красноармейцев были искренне убеждены, что Ленин лично руководит всеми крупными сражениями и что делает это он тайно.

Я записал один из вариантов этого рассказа,- сказал мне ученый-фольклорист.

Л. Е. Элиасов записал в разные годы более двух десятков народных рассказов о Ленине. Каждый из них представляет собой живое свидетельство народной любви к вечно живому Ильичу. Поистине, он навсегда вошел у нас, в Бурятии, как и везде, по всей стране, в каждый дом, в каждую юрту, в каждый эвенкийский чум.

Народ настолько бережно хранит все, что относится к имени Ленина, что даже когда-то и кем-то рассказанное и поныне передается из уст в уста. Ничто не исчезает, если речь идет об Ильиче.

Жил когда-то учитель из крещеных бурят Виктор Леонтьевич Егоров из Нукутского района Иркутской области. В 1918 году он ездил в Москву и в Питер. Ему посчастливилось слушать речь В. И. Ленина. По приезде он, само собой разумеется, рассказывал всем о том, как видел и слушал Ленина. И вот прошло уже много лет с тех пор, давно уже нет самого учителя Егорова, но его рассказы о Ленине не забыты. Эти рассказы охотно передавали знаменитые в свое время нукутские сказители Папа Тушэмилов и Парамон Дмитриев.

Примерно лет семнадцать-восемнадцать назад у меня гостил Парамон Дмитриев, которого мы звали «дедушка Парамон». У него поэт Данри Хилтухин записал один из унгинских вариантов «Гэсэра», и старый сказитель, знавший поразительно много улигеров, сказок, песен, преданий, различных легенд, хотел, пока он в добром здравии, чтобы записали все, что он хранил в своей феноменальной памяти.

Худой и жилистый, с жиденькой бородкой, дедушка Парамон долго не приступал к теме, ради которой - я чувствовал - он и зашел ко мне. Он задавал бесконечные церемонные вопросы, наподобие тех, коими традиционно обменивались буряты при встречах полтора - два века назад. Тогда, приехав к кому-нибудь по делу, бурят заговаривал об этом деле не иначе как через четыре-пять часов. Прятать поглубже свои истинные намерения было очень важно в обществе, где человек человеку волк.

Наконец, уже за столом, мой собеседник, изрядно повеселевший, тесно придвинулся ко мне и заговорил:

Ты, должно быть, не знаешь. А ведь по материнской линии ты мне приходишься родственником...- Старик замолчал и долго пытливо, внимательно всматривался в меня.- Я зашел к тебе попрощаться. Уезжаю. Не знаю, увидимся еще или нет. Все выше лезут мои годы. Скоро уж мне не дотянуться до них и кончится моя жизнь, иссякнет запас отпущенных мне лет. Зашел я к тебе, чтобы рассказать об одном учителе. Его звали Виктором, он сын Леонтия Егорова. В восемнадцатом году ездил в Москву, в Петроград. Ленина слушал. Так вот, я и хочу передать тебе, что тогда Ленин говорил. Может, этого и нет в книгах, может, и не найдешь там этих слов. Не все ведь бывает в книгах, потому что их пишут люди. А люди бывают разные. Тот, у кого я слышал эти слова, не умел врать. Он всем тогда рассказывал. Даже самому бессовестному лгуну не хватит смелости врать всем. А Леонтий Егоров был у нас, как я тебе сказал, учителем. Почти что святой он человек. Не зря и посылали-то в Москву, к Ленину.

Старик вдруг задумался, слегка отодвинулся от меня и словно бы застыл на мгновение. Я увидел такую глубокую грусть в его глазах, удивительно живых для старого человека, что мне стало не по себе.

Слушай,- горячо, как бы обжигая дыханием, обратился он ко мне,- слушай и запоминай. Ленин сказал тогда, а Виктор Егоров слышал: новая власть навсегда пришла; такой власти никогда не бывало на всей земле; эта власть на место самых больших нойонов, на место даже царя и даже на место бога ставит простого человека - все для этого человека из народа! Все ему должно служить, для его здоровья, для его нужд, для его ума. Берегите эту власть - так сказал Ленин и так передавал его слова Егоров. Ленин велел рабочим и крестьянам не только оружием отстаивать свою власть. Он сказал тогда, что нет такой силы на свете, которая смогла бы победить народ и отобрать у крестьян землю, у рабочих фабрики и заводы. На свете нет такой силы, чтобы сломать Советскую власть, потому что это власть рабочих и крестьян. Этой власти ничто не страшно. Не страшно потому, что есть партия коммунистов. Эта партия вся состоит из людей, поклявшихся служить народу, вести народ и, если надо, отдать жизнь за народ. Вот в этом-то и сила Советской власти, сила народная, наша сила. И Ленин сказал, что в этой силе может оказаться и слабость наша. Велел он зорко смотреть, настоящие ли коммунисты перед тобой, не пролез ли в коммунисты какой-нибудь шкурник, не тянется ли к власти под видом коммуниста какой-нибудь негодяй, - вот на что велел Ленин смотреть. И не только смотреть велел. Ленин указал коммунистам: раз тебе доверено вести народ, становись время от времени перед этим самым народом да откройся ему, как ты ему служишь, как несешь великое звание коммуниста. Если этого не будет, сказал Ленин, партия может другой стать, в нее налезет столько всякой швали - никакой лопатой не выгребешь. Вот что тогда рассказывал нам учитель Егоров Виктор Леонтьевич.

Старик долго еще сидел у меня, рассказывал интереснейшие легенды и предания. Большую их часть я включил тогда в сборник «Унгинский фольклор», который я готовил для института культуры. Через два-три дня дедушка Парамон уехал, и я его больше не видел. Вскоре он, по слухам, умер, так и не дождавшись, чтобы записали у него все, что было запрятано в его обширной памяти.

Много раз я потом убеждался в удивительнейшей вещи: то, что говорил Яхонтов, расшифровывая строфу Маяковского, почти слово в слово повторяли люди самые разные и в самых разных местах! Народ хранит главный завет Ленина - о чистоте партии, об образе настоящего коммуниста - в самых сокровенных глубинах своего общественного сознания. Всегда хранит, несмотря ни на что. Хранит и верит коммунистам.

Мне кажется, вера народа в Ленина, в его учение, в чистоту рядов созданной им партии, вера в коммуниста - эта великая и жизнетворная вера очень и очень недостаточно отражена в нашей литературе и искусстве.

Время - начинаю
про Ленина рассказ.
Но не потому, что горя
нету более, время потому,
что резкая тоска стала ясною
осознанною болью.
Время, снова
ленинские лозунги развихрь.
Нам ли растекаться слезной лужею, -
Ленин и теперь
живее всех живых.
Наше знанье - сила
и оружие.
Люди - лодки.
Хотя и на суше.
Проживешь свое пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает нам на бока.

2.
А потом, пробивши
бурю разозленную,
сядешь, чтобы солнца близ,
и счищаешь водорослей
бороду зеленую
и медуз малиновую слизь.
Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть в революцию дальше.
Я боюсь этих строчек тыщи,
как мальчишкой боишься фальши.
Рассияют головою венчик,
я тревожусь, не закрыли чтоб
настоящий, мудрый,
человечий ленинский
огромный лоб.

3
Я боюсь, чтоб шествия и мавзолеи,
поклонений установленный статут
не залили б приторным елеем
ленинскую простоту.
За него дрожу, как за зеницу глаза,
чтоб конфетной не был
красотой оболган.
Голосует сердце -
я писать обязан по мандату долга.
Вся Москва. Промерзшая земля
дрожит от гуда.
Над кострами обмороженные с ночи.
Что он сделал?
Кто он и откуда?

4
Почему ему
такая почесть?
Слово за словом
из памяти таская.
не скажу ни одному -
на место сядь.
Как бедна у мира
сл_о_ва мастерская!
Подходящее откуда взять?
У нас семь дней,
у нас часов - двенадцать.
Не прожить себя длинней.
Смерть не умеет извиняться.
Если ж с часами плохо,
мала календарная мера,
мы говорим - "эпоха",
мы говорим - "эра".

5
Мы спим ночь.
Днем совершаем поступки.
Любим свою толочь
воду в своей ступке.
А если за всех смог
направлять потоки явлений,
мы говорим - "пророк",
мы говорим - "гений".
У нас претензий нет, -
не зовут - мы и не лезем;
нравимся своей жене,
и то довольны дон_е_льзя.
Если ж, телом и духом слит,
прет на нас непохожий,
шпилим - "царственный вид",
удивляемся - "дар божий".

6
Скажут так, - и вышло
ни умно, ни глупо.
Повисят слова и уплывут, как д_ы_мы.
Ничего не выколупишь
из таких скорлупок.
Ни рукам ни голове не ощутимы.
Как же Ленина
таким аршином мерить!
Ведь глазами видел
каждый всяк - "эра" эта
проходила в двери,
даже головой не задевая о косяк.
Неужели про Ленина тоже:
"вождь милостью божьей"?
Если б был он царствен и божествен,
я б от ярости себя не поберег
я бы стал бы в перекоре шествий,
поклонениям и толпам поперек.

7
Я б нашел слова
проклятья громоустого,
и пока растоптан я
и выкрик мой,
я бросал бы в небо богохульства,
по Кремлю бы бомбами метал:
д_о_л_о_й!
Но тверды шаги Дзержинского у гроба.
Нынче бы могла
с постов сойти Чека.
Сквозь мильоны глаз,
и у меня сквозь оба,
лишь сосульки слез,
примерзшие к щекам.

8
Богу почести казенные
не новость.
Нет! Сегодня настоящей болью
сердце холодей.
Мы хороним самого земного
изо всех прошедших
по земле людей.
Он земной, но не из тех,
кто глазом упирается в свое корыто.
Землю всю охватывая разом.
видел то, что временем закрыто.
Он, как вы и я,
совсем такой же,
только, может быть, у самых глаз
мысли больше нашего морщинят кожей,
да насмешливей и тверже губы,
чем у нас.

9
Не сатрапья твердость,
триумфаторской коляской мнущая тебя,
подергивая вожжи.
Он к товарищу милел
людскою лаской.
Он к врагу вставал
железа тверже.
Знал он слабости,
знакомые у нас,
как и мы, перемогал болезни.
Скажем, мне бильярд -
отращиваю глаз,
шахматы ему - они вождям полезней.
И от шахмат перейдя
к врагу натурой,
в люди выведя вчерашних пешек строй,
становил рабочей-человечьей диктатурой
над тюремной капиталовой турой.

10
И ему и нам
одно и то же дорого.
Отчего ж, стоящий от него поодаль,
я бы жизнь свою, глупея от восторга,
за одно б его дыханье _о_тдал?!
Да не я один!
Да что я лучше, что ли?!
Даже не позвать,
раскрыть бы только рот -
кто из вас из сёл, из кожи вон,
из штолен не шагнет вперед?!
В качке - будто бы хватил вина и горя лишку -
инстинктивно хоронюсь трамвайной сети.
Кто сейчас оплакал бы
мою смертишку в трауре
вот этой безграничной смерти!

11
Со знаменами идут, и так.
Похоже - стала вновь
Россия кочевой.
И Колонный зал дрожит,
насквозь прохожей.
Почему? Зачем и отчего?
Телеграф охрип
от траурного гуда.
Слезы снега с флажьих
покрасневших век.
Что он сделал, кто он
и откуда - этот самый человечный человек?
Коротка и до последних мгновений
нам известна жизнь Ульянова.
Но долгую жизнь товарища Ленина
надо писать и описывать заново.

12
Далеко давным, годов за двести,
первые про Ленина восходят вести.
Слышите - железный и луженый,
прорезая древние века, -
голос прадеда Бромлея и Гужона -
первого паровика?
Капитал его величество,
некоронованный, невенчанный,
объявляет покоренной силу деревенщины.
Город грабил, грёб, грабастал,
глыбил пуза касс, а у станков
худой и горбастый
встал рабочий класс.

13
И уже грозил, взвивая трубы з_а_ небо;
Нами к золоту пути мост_и_те.
Мы родим, пошлем, придет когда-нибудь
человек, борец, каратель, мститель! -
И уже смешались облака и д_ы_мы,
будто рядовые одного полка.
Небеса становятся двойными,
дымы забивают облака.
Товары растут, меж нищими высясь.
Директор, лысый черт, пощелкал счетами,
буркнул: "кризис!"
и вывесил слово
"расчет".

14
Кр_а_пило сласти мушиное с_е_ево,
хлеб_а_ зерном в элеваторах портятся,
а под витринами всех Елисеевых,
живот подведя, плелась безработица.
И бурчало у трущоб в утробе,
покрывая детвориный плачик:
- Под работу, под винтовку ль,
н_а_ - ладони обе!
Приходи, заступник и расплатчик! -
Эй, верблюд, открыватель колоний! -
Эй, колонны стальных кораблей!
Марш в пустыни огня раскаленней!

15
Пеньте пену бумаги белей!
Начинают черным лат_а_ться
оазисы пальмовых нег.
Вон среди золотистых плантаций
засеченный вымычал негр:
- У-у-у-у-у, у-у-у!
Нил мой, Нил!
Приплещи и выплещи
черные дни!
Чтоб чернее были, чем я во сне,
и пожар чтоб
крови вот этой красней.
Чтоб во всем этом кофе,
враз, вскипелом, вариться пузатым -
черным и белым.
Каждый добытый слоновий клык -
тык его в мясо, в сердце тык.

16
Хоть для правнуков, не зря чтоб
кровью литься, выплыви,
заступник солнцелицый.
Я кончаюсь, - бог смертей
пришел и поманил.
Помни это заклинанье, Нил, мой Нил!
- В снегах России, в бреду Патагонии
расставило время станки потогонные.
У Ив_а_нова уже у Вознесенска
каменные туши будоражат
выкрики частушек:
"Эх, завод ты мой, завод, желтоглазина.
Время нового зовет Стеньку Разина".
Внуки спросят: - Что такое капиталист? -
Как дети теперь:
- Что это г-о-р-о-д-о-в-о-й?..
- Для внуков пишу в один лист
капитализма портрет родовой.

17
Капитализм в молодые года
был ничего, деловой парнишка:
первый работал - не боялся тогда,
что у него от работ
засалится манишка.
Трико феодальное ему тесн_о_!
Лез не хуже, чем нынче лезут.
Капитализм революциями
своей весной расцвел
и даже подпевал "Марсельезу".
Машину он задумал и выдумал.
Люди, и те - ей!
Он по вселенной видимо-невидимо
рабочих расплодил детей.

18
Он враз и царства и графства сжевал
с коронами их и с орлами.
Встучнел, как библейская корова
или вол, облизывается.
Язык - парламент.
С годами ослабла мускулов сталь,
он раздобрел и распух,
такой же с течением времени
стал, как и его гроссбух.
Дворец возвел - не увидишь такого!
Художник - не один! -
по стенам поерзал.
Пол ампиристый, потолок рокок_о_вый,
стенки - Людовика XIV,
Каторза.

19
Вокруг, с лицом, что равно годится
быть и лицом и ягодицей,
задолицая полиция.
И краске и песне душа глуха,
как корове цветы среди луга.
Этика, эстетика и прочая чепуха -
просто - его женская прислуга.
Его и рай и преисподняя -
распродает старухам
дырки от гвоздей креста господня
и перо хвоста святого духа.

20
Наконец, и он перерос себя,
за него работает раб.
Лишь наживая, жря и спя,
капитализм разбух и обдряб.
Обдряб и лег у истории на пути
в мир, как в свою кровать.
Его не объехать, не обойти,
единственный выход -
взорвать!
Знаю, лирик скривится горько,
критик ринется хлыстиком выстегать:
- А где ж душа?!
Да это ж - риторика!
Поэзия где ж? - Одна публицистика!! -

21
Капитализм - неизящное слово,
куда изящней звучит - "соловей",
но я возвращусь к нему
снова и снова.
Строку агитаторским лозунгом взвей.
Я буду писать и про то и про это,
но нынче не время любовных ляс.
Я всю свою звонкую силу поэта
тебе отдаю, атакующий класс.
Пролетариат - неуклюже и узко
тому, кому коммунизм - западня.

22
Для нас это слово - могучая музыка,
могущая мертвых сражаться поднять.
Этажи уже заёжились, дрожа,
клич подвалов подымается по этажам!
- Мы прорвемся небесам
в распахнутую синь.
Мы пройдем
сквозь каменный колодец.
Будет.
С этих нар рабочий сын -
пролетариатоводец.
- Им уже земного шара мало.
И рукой, отяжелевшей от колец,
тянется упитанная туша капитала
ухватить чужой горл_е_ц.

23
Идут, железом
клацая и лацкая.
- Убивайте!
Двум буржуям тесно! -
Каждое село -
могила братская,
город_а_ -
завод протезный.
Кончилось - столы
накрыли чайные.
Пирогом победа на столе.
- Слушайте
могил чревовещание,
кастаньеты костылей!
Снова нас увидите
в военной яви.
Эту время
не простит вину.
Он расплатится,
придет он и объявит
вам и вашинской войне
войну! -

24
Вырастают на земле
слез_ы_ озёра,
слишком непролазны
крови топи.
И клонились
одиночки фантазеры
над решением
немыслимых утопий.
Голову об жизнь
разбили филантропы.
Разве путь миллионам -
филантропов тропы?
И уже бессилен
сам капиталист,
так его машина размахалась, -
строй его несет,
как пожелтелый лист,
кризисов и забастовок х_а_ос.
- В чей карман стекаем
золотою лавой?
С кем идти
и на кого пенять? -
Класс миллионоглавый
напрягает глаз -
себя понять.

25
Время
часы капитала
кр_а_ло,
побивая прожекторов яркость.
Время родило
брата Карла - старший
ленинский брат Маркс.
Маркс!
Встает глазам
седин портретных рама.
Как же жизнь его
от представлений далека!
Люди видят
замурованного в мрамор,
гипсом холодеющего старика.
Но когда
революционной тропкой
первый делали
рабочие шажок,
о, какой невероятной топкой
сердце Маркс
и мысль свою зажег!

26
Будто сам
в заводе каждом
стоя ст_о_ймя,
будто каждый труд
размозоливая лично,
грабящих прибавочную стоимость
за руку поймал с поличным.
Где дрожали тельцем,
не вздымая глаз свой
даже до пупа
биржевика-дельца,
Маркс повел разить
войною классовой
золотого до быка
доросшего тельц_а_.
Нам казалось -
в коммунизмовы затоны
только волны случая
закинут нас юл_я_.
Маркс раскрыл
истории законы,
пролетариат
поставил у руля.

27
Книги Маркса
не набора гранки,
не сухие цифр столбцы -
Маркс рабочего
поставил н_а_ ноги
и повел колоннами
стройнее цифр.
Вел и говорил: -
сражаясь лягте, дело -
корректура выкладкам ума.
Он придет, придет
великий практик,
поведет полями битв,
а не бумаг!
- Жерновами дум
последнее мел_я_
и рукой дописывая
восковой, знаю,
Марксу виделось
видение Кремля
и коммуны флаг
над красною Москвой.

28
Назревали, зрели дни,
как дыни, пролетариат
взрослел и вырос из ребят.
Капиталовы отвесные твердыни
валом размывают
и дробят.
У каких-нибудь годов
на расстоянии сколько гроз
гудит от нарастаний.
Завершается восстанием
гнева нарастание,
нарастают революции
за вспышками восстаний.
Крут буржуев
озверевший норов.
Тьерами растерзанные,
воя и стеная,
тени прадедов,
парижских коммунаров,
и сейчас вопят
парижскою стеною:

29
- Слушайте, товарищи!
Смотрите, братья!
Горе одиночкам -
выучьтесь на нас!
Сообща взрывайте!
Бейте партией!
Кулаком одним
собрав рабочий класс. -
Скажут: "Мы вожди",
а сами - шаркунами?
За речами шкуру
распознать умей!
Будет вождь такой,
что мелочами с нами -
хлеба проще,
рельс прямей.
Смесью классов,
вер, сословий и наречий
на рублях колес
землища двигалась.
Капитал
ежом противоречий
рос во-всю и креп,
штыками иглясь.
Коммунизма призрак
по Европе рыскал,
уходил и вновь
маячил в отдаленьи...

Написанная в год смерти В.И.Ленина 1924 г. поэма "Владимир Ильич Ленин"явиласьзавершением длительной работы Маяковского над ленинской темой.

Первое стихотворение овожде-"ВладимирИльич!"-былонаписано Маяковским в апреле 1920 г., когда Коммунистическая партия и весь нашнарод отмечали 50-летие со дня рождения В. И. Ленина .

Идеи и образы первого стихотворения МаяковскогооЛениненашлисвое развитие в другом произведении поэта о вожде - "Мы не верим!", написанномв 1923 г., в дни болезни Владимира Ильича. К этому времени, очевидно, относится ивозникновениеуМаяковскогозамысла поэмы о вожде.

В автобиографии "Я сам" под датой "23-й год" имеется лаконичнаязапись: "Начал обдумывать поэму "Ленин". Все виденное и пережитое в дни похорон Ленина требовало отМаяковского ускорить начатую им еще в 1923 г. работу над поэмой о вожде.

Апрель - сентябрь 1924г.прошливнапряженнойработенадпоэмой "Владимир Ильич Ленин", завершенной в первых числах октября 1924 г. 3 октября МаяковскийподписалсленинградскимотделениемГосиздата договор на поэму. Срок сдачи рукописи - 17 октября1924г.Рукописьбыла представлена тремя днями позже.

18 октября 1924 г. Маяковский читал поэму в московском Доме печати,21 октября - в КрасномзалеМКРКП(б)партийномуактиву.Газета"Рабочая Москва" 23 октября 1924 г. в статье "Поэма Маяковского "Ленин"передсудом партийного актива" писала: "Зал был переполнен. Поэма была встречена дружными аплодисментами всего зала. В открывшихся прениях... ряд товарищей говорили, что это сильнейшее из того, что было написано о Ленине. Огромное большинствовыступавшихсошлось на одном, что поэма вполне наша, что своей поэмой Маяковский сделалбольшое пролетарское дело. После прений Маяковский отвечал оппонентам. Вчастности, Маяковский указал, что он хотел дать сильнуюфигуруЛенинанафоневсей истории революции".

После Москвы Маяковский выступал с чтением поэмы в рабочих ипартийных аудиториях Киева, Минска, Смоленска и других городов. Читал во многих рабочих собраниях... Отношение рабочей аудитории обрадовало и утвердило в уверенностинужностипоэмы",- писал позднее Маяковский в автобиографии "Я сам".

1января1930г.Маяковскийвыступилнаторжественно-траурном заседании, посвященном памяти Ленина, в Большом театре,счтениемтретьей части поэмы.

В литературной критике появление поэмы вызвало очень небольшойотклик: в 1924 г. - заметка в 20 строк о чтении поэмы в Доме печати (газ."Известия 20 октября). В 1925 г. - небольшие рецензии: вленинградской "Красной газете" (25 апреля), в журнале "Октябрь", и в журнале Центросоюза "Город и деревня". В1926г.рецензияв журнале "Печать и революция", и несколько строк вобщейрецензиина пять книг Маяковского в "Известиях ЦИК" (21 февраля).

В поэме "Владимир Ильич Ленин" (1924 г.) деятельность вождя пролетарской революции художественно воссоздана на широком историческом фоне. Маяковский осознавал огромное значение личности Ленина - "самого человечного человека", "организатора победы" пролетариата. Поэма явилась гимном "атакующему классу" - пролетариату и его партии.

Ощущая себя"... солдатом в шеренге миллиардной", Маяковский рассматривал устремлённость к коммунистическому будущему как критерий всей созидательной деятельности, в том числе и поэтической. "...Великое чувство по имени класс" было основной движущей силой творчества Маяковского советского времени.

Основной чертой художественного пространства многих текстов Маяковского и рассматриваемой поэмы в частности является его пульсирующий характер.

Поэма "Владимир Ильич Ленин" - не вызывала у современников поэта сколько-нибудь сочувствия. Почитатели раннего творчества не обнаружили в ней чего-либо нового по сравнению с поэтикой футуризма, а господствующая тогда рапповская критика нашла поэму зарифмованным пособием по истории партии. Безусловно, ошибались и те и другие. При всей документальности фабулы (вымысел в данном случае был бы грубой бестактностью) поэма "Владимир Ильич Ленин" одухотворена отчётливым пафосом сотворения нового художественного языка и нового мифа.

Своей поэмой Маяковский творил не только чудо воскресения Ленина, но и другое чудо - воскрешение слова. "Слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье. Хочу сиять заставить заново величественнейшее слово ПАРТИЯ".

Литературоведы, бесспорно, правы, когда называют поэму "Владимир Ильич Ленин" важнейшей вехой в творчестве Маяковского. Никогда раньше он не достигал в своей поэзии столь органичного сращения поэтической мифологии и обслуживающего её художественного языка. (Сафонова Екатерина 11 кл.)

Придумывала не сама,брала вырезками из интернета,вообщем собирала по чуть чуть всю информацию о поэме!Вот составила сообщение!Вдруг кому понадобится,пользуйтесь!