Изумительная Матильда, очаровывающая мужчин своего времени, была не только восхитительной танцовщицей и экстравагантной женщиной своего времени, бросающей всей жизнью своей вызов общественной морали того времени, как Анна Каренина - она была еще и матерью. И вот тут с героиней романа Толстого сходства куда меньше. Подробности судьбы загадочной балерины Матильды Кшесинской и ее сына.

Сама будущая мать пишет в мемуарах: «Я продолжала танцевать в этом сезоне (время беременности), как и предполагала — до февраля, будучи на пятом месяце беременности. По моей работе и даже по фигуре это совершенно не было видно».

Судьба сына балерины Матильды Кшесинской: Младенчество

Сын родился восемнадцатого июня 1902 в поселке в пригороде Петербурга, где у матери его была дача. Роды были сложными, и только жизнелюбие и оптимизм Матильды позволили ей с такой легкостью вспоминать о них: «Мой личный врач, который должен был принимать роды, был в отъезде, пришлось вызвать из Петергофа ассистента профессора Отта, доктора Драницына, он вместе с личным доктором Великого Князя Михаила Николаевича, Зандером, и принимал ребенка. Меня едва спасли, роды были очень трудные, и врачи волновались, кто из нас выживет: или я, или малыш. Но спасли нас обоих. У меня родился мальчик, это было рано утром 18 июня, во втором часу. Я еще долго пролежала с сильным жаром, но так как я была крепкая и здоровая по натуре, то сравнительно скоро начала лучше себя чувствовать»

Выбор имени также был описан ею на удивление легко, хотя за этими строками из мемуаров Кшесинской прочесть можно многое:

«Трудный вопрос встал предо мной, какое же имя дать моему новорожденному сыну. Сперва я хотела назвать его Николаем, но этого я и не могла, да и не имела права сделать по многим причинам. Тогда я решила дать ему имя Владимир, в честь отца Андрея, который всегда ко мне так душевно относился. Я была убеждена, что он ничего против этого иметь не будет. Он согласился»

Крестил маленького Володю православный священник по православному обычаю, хоть и мать была из семьи католиков. Великий князь Владимир Александрович, папа ребенка, презентовал сыну крест из уральского малахитового камня. Сестра Матильды стала крестной матерью.

«В моей жизни дома я была очень счастлива: у меня был Володя, которого я обожала, я любила Андрея, и он любил меня, в них была вся моя жизнь. Сергей вел себя безумно трогательно, к малышу он относился как ко своему и продолжал меня очень баловать.» — вспоминает балерина.

Судьба сына балерины Матильды Кшесинской: Юность и бегство

Но идиллию, в которой рос Андрей, нарушила революция. Искорежив все привычное для мальчика, весь устоявшийся жизненный уклад его семьи с роскошью, блеском и славой матери, семнадцатый год сделал юного Володю с семьей беженцами. До двадцатого года они переезжали из города в город, ночевали где придется, чудом не подхватили тиф, который свирепствовал повсеместно.

Наконец, прибыв во Францию, начали налаживать быт, но денег было мало, и приспособиться к новым условиям в полной мере так и не удалось. Не скрывал, а бравировал своим российским происхождением сын Кшесинской, всюду упоминал о дворянских корнях и даже вел деятельность по возглавлению общины дворян-миргантов во Франции. Личная же жизнь не задалась. Женщины, которые появлялись в жизни Владимира, не нравились его матери.

После вторжения Германии в Россию был арестован на южном побережье франции, куда всей семьей бежали из Парижа.
Матильде не удалось добиться скорого освобождения сына, и с фашистскими войсками сотрудничать тот отказался. Тем не менее спустя почти полгода Володю отпустили.

Судьба сына балерины Матильды Кшесинской: Наследники

После окончания войны жизнь Владимира не пестрит яркими событиями. Здоровье его было серьезно подорвано, и сведенья о дальнейшей жизни Романова противоречивые. Сотрудничал ли на самом деле он с Черчиллем - историки склонны к правдивости этой версии.

К концу жизни сын любовницы Николая вернулся на советскую родину, но уже как разведчик Великобритании.
Прожил Романов всего на несколько лет больше своей блистательной мамы, покоится во Франции. Ни официального брака, ни детей после себя Владимир не оставил, по крайней мере биографам рода Романовых о том неизвестно.

Матильда Кшесинская – выдающаяся балерина, уникальный стиль которой обусловлен безупречностью итальянской и лиричностью русской балетных школ. Её имя и сегодня ассоциируется с целой эпохой, великим временем для русского балета. Эта уникальная женщина прожила очень долгую и насыщенную событиями жизнь, не дожив до столетия лишь несколько месяцев.

Матильда Кшесинская родилась 31.08.1872 г. в Санкт-Петербурге в семье балеруна Феликса Кшесинского, которого в 1851 году сам Николай I пригласил из Польши. Её мать Юлия Деминская, была солисткой кордебалета. Дед Матильды Ян был известным скрипачом и оперным певцом – выступал в Варшавской опере. Сама балерина училась в Императорском театральном училище в Петербурге, и успешно его закончила экстерном 23.03.1890 года. В этот день в экзаменационной комиссии традиционно сидел Александр III в сопровождении сына и наследника престола Николая II. Семнадцатилетняя балерина замечательно проявила себя, и сам император предсказал, что она вскоре станет украшением и гордостью российского балета.

Сразу после училища Матильда была приглашена в Мариинский театр. Там уже работала её старшая сестра Юлия, поэтому Матильду долгое время называли «Кшесинская вторая». Юная балерина отличалась невероятной работоспособностью: могла часами упражняться у станка, превозмогая боль в ногах.

В 1898 году девушка начала брать уроки у выдающегося итальянского танцора Энрико Чеккетти, и через 6 лет балерина стала примой. Среди ее репертуара были Одетта, Пахита, Эсмеральда, Аврора и принцесса Аспиччия. Российские и зарубежные критики отмечали ее безупречную технику и «идеальную легкость».

Матильда Кшесинская первая русская балерина, успешно выполнившая подряд 32 фуэте. До неё это удавалось только итальянке Пьерине Леньяни, соперничество с которой продолжалось долгие годы.

Революция и переезд Кшесинской

После революции 1917 года особняк Кшесинской заняли большевики, и Матильда с сыном вынуждена была покинуть Россию. В Париже Кшесинская открыла свою школу балета. Тем временем семья Николая II была расстреляна.

В 1921 году Матильда Кшесинская вышла замуж за Андрея Владимировича. Супруги прожили вместе остаток жизни.

В 1956 году умер её муж, а в 1974 году – сын. Матильда написала мемуары — они были изданы в 1960 году. Великая балерина скончалась в 1971 году. Её похоронили в пригороде Парижа на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Матильда Кшесинская и Николай II, кратко факты об их отношениях.

Отношения балерины и цесаревича, которому на тот момент было 22 года, начались сразу же после выпускного экзамена на званом ужине. Наследник престола серьезно увлекся воздушной балериной. Императрица Мария Федоровна с одобрением отнеслась к увлечению сына, поскольку ее не на шутку волновало то, что до встречи с Матильдой её сын не проявлял интереса к представительницам прекрасного пола.

Долгое время возлюбленные довольствовались случайными встречами. Матильда подолгу смотрела в окно перед каждым спектаклем, надеясь увидеть возлюбленного, поднимающегося по ступеням, а когда замечала его присутствие, танцевала с ещё большим энтузиазмом.

Весной 1891 года, после длительной поездки в Японию, наследник в первую очередь отправился к Матильде.

С января 1892 года их конфетно-букетный период закончился и отношения перешли в следующую фазу - Николай II стал оставаться на ночь в квартире балерины. Вскоре цесаревич подарил балерине особняк. Их отношения длились два года, но молодой император понимал, что ему придется вступить в «равный брак» и расстаться с прекрасной балериной.

Перед женитьбой цесаревич поручил своему кузену, князю Сергею Михайловичу, который был в то время президентом Русского театрального общества, заботиться о Матильде. У молодого императора на тот момент еще оставались чувства к бывшей возлюбленной. В 1890 году он подарил приеме в честь ее бенефиса красивую бриллиантовую брошь с сапфиром и двумя крупными бриллиантами.

По слухам, Кшесинская стала примой Мариинского в 1886 году благодаря протекции Николая II.

Разрыв романа между Николаем II и Кшесинской

Роман примы-балерины с императором длился до 1894 года и оборвался после помолвки Николая с принцессой Алисой Дармштадской, внучкой королевы Виктории.

Матильда очень переживала из-за разрыва, но не осуждала Николая II, поскольку понимала, что венценосная особа не сможет связать свою жизнь с балериной. Матильда была готова к такому исходу — она сдержанно попрощалась с Николаем, держа себя с достоинством королевы, но никак не тоской брошенной любовницы.

Отношения были полностью разорваны, но Матильда продолжала воодушевленно парить над сценой, особенно когда видела в царской ложе своего бывшего венценосного любовника. Николай II, надев корону, полностью погрузился в государственные заботы и в омут семейной жизни с бывшей принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской.

После своего десятилетнего бенефиса Матильда была представлена другому кузену императора – князю Андрею Владимировичу. Засмотревшись на красавицу, князь случайно опрокинул на ее шикарное французское платье бокал вина. Но Матильда решила, что это счастливый знак. И действительно, этот роман вскоре завершился женитьбой, а в 1902 году балерина родила сына Владимира.

Судьба была благосклонна к юной выпускнице Императорского театрального училища Матильде Кшесинской. Весной 1890 года на выпускном просмотре балерина так понравилась императору Александру III, что он на торжественном ужине посадил её рядом со своим старшим сыном — 22-летним наследником престола Николаем. «Я не помню, о чём мы говорили, но я сразу влюбилась в наследника. Как сейчас вижу его голубые глаза с таким добрым выражением. Я перестала смотреть на него только как на наследника, я забывала об этом, всё было, как сон. Когда я прощалась с наследником, который просидел весь ужин рядом со мною, мы смотрели друг на друга уже не так, как при встрече, в его душу, как и в мою, уже вкралось чувство влечения», — вспоминала о том застолье Кшесинская в своих мемуарах.

Портрет Кшесинской

18-летняя балерина страстно желала продолжения многообещающих отношений. Однако флегматичный цесаревич то ли был слишком стеснителен, то ли чересчур занят государственными делами. Более года он почти не давал о себе знать. Только в начале 1892 года прислуга доложила балерине о визите какого-то «гусара Волкова». На пороге стоял Николай. Их первая ночь была бурной. Встречи стали регулярными, о визитах «гусара Волкова» к Матильде знал не только весь высший свет, но и даже петербургские извозчики. Тайная полиция, естественно, тоже была в курсе их отношений. Однажды в будуар Кшесинской ввалился сам градоначальник: императору срочно понадобилось увидеть сына, и губернатору пришлось вытаскивать наследника престола из постели его любовницы. Театральная карьера Кшесинской резко пошла вверх. Несмотря на то, что её танец не очень нравился главному балетмейстеру Морису Петипа, он был вынужден давать ей главные партии — покровительство наследника распространялось на весь Мариинский театр, и огорчать такого благодетеля никому не хотелось.

Как бы ни преувеличивала в своих мемуарах Кшесинская любовь к ней Николая Александровича, судя по развитию событий, он не терял головы. В 1894 году перед официальной помолвкой с принцессой Алисой Гессенской, будущей императрицей Александрой Федоровной, он простился со своей пассией. Наследник престола прекрасно понимал, что юношеские забавы — это одно, а супружеская верность — совсем другое. Любовник балерины стал прекрасным семьянином.

Молодой Николай Александрович

Матильда горевала, но не очень долго. Нового партнёра (причем не по балетной сцене) она нашла опять-таки среди членов правящей династии. 25-летний великий князь Сергей Михайлович приходился её бывшему любовнику двоюродным дядей. Он испытывал к балерине очень сильное чувство, которое прошло испытание временем и ветреностью Матильды. Она была весьма любвеобильна, хотя её увлечения редко выходили за пределы императорской фамилии. В 1901 году у неё завязалась интрижка с великим князем Владимиром Александровичем, а чуть позже с его сыном — Андреем Владимировичем, который был на семь лет младше Кшесинской. Завязав отношения с «Андрюшей», Матильда не прерывала отношений с «Сережей», искусно маневрируя между двумя великокняжескими семьями и получая щедрые подарки с обеих сторон.

В конце того же 1901 года, путешествуя по Франции, Кшесинская обнаружила, что беременна. Кто отец будущего ребенка, она могла только догадываться, а тестов на отцовство тогда еще не существовало. Да он и не требовался в данном случае — признать родившегося 18 июня 1902 года мальчика своим сыном были готовы оба великих князя. Кшесинская сначала хотела назвать сына Колей, но это могло не понравиться уже ставшему императором Николаю II. Поэтому мальчик стал Владимиром Сергеевичем. Похоже, отца ему она выбрала просто по старшинству.

Великий князь Сергей Михайлович

В 1904 году Кшесинская ушла из труппы Мариинского театра, но продолжала танцевать на его сцене главные партии по отдельным контрактам с рекордными гонорарами. Никто в балетном мире не смел ей перечить. Её конфликт с директором Императорских театров князем Волконским из-за какого-то костюма кончился личным разносом князю от самого императора с последующей отставкой.

Несмотря на то, что Кшесинская не просто почивала на лаврах, а постоянно совершенствовала своё балетное мастерство (она первой из русских балерин исполнила 32 фуэте подряд), за пределами России её знали слабо. В 1911 году она танцевала в «Лебедином озере» во время дягилевских «Русских сезонов» в Лондоне. Инициатором этого сотрудничества был Сергей Дягилев. Он надеялся при посредничестве Матильды провести свои сезоны в Петербурге и спасти от службы в армии своего любовника Вацлава Нижинского, ставшего военнообязанным. Затея, за которую Матильда не очень-то и хлопотала, провалилась. В столицу империи Дягилева не позвали, а к регалиям Нижинского добавилось еще и звание дезертира. После этой истории доверенный слуга Дягилева всерьез предлагал оказавшуюся виновной во всех смертных грехах Кшесинскую отравить.

Особняк Кшесинской

Во время зарубежных гастролей Матильду неизбежно сопровождал кто-нибудь из её высокородных любовников. Тем не менее балерине удавалось и тут гульнуть. Ярость великих князей не знала предела. Но обрушивалась она не на их ветреную подругу. В Париже Андрей Владимирович вызвал на дуэль молодого балеруна Петра Владимирова и отстрелил ему нос. Орган обоняния бедняге собрали по частям французские врачи.

В собственный роскошный особняк в Петербурге Кшесинская переехала в 1906 году. На постройку этого дворца не хватило бы даже астрономических гонораров. Злые языки поговаривали, что для подарка любовнице Сергей Михайлович, бывший членом Совета государственной обороны, воровал нехилые кусочки из военного бюджета. Эти слухи аукнулись балерине во время Первой мировой войны, когда верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич оправдывал поражение на фронтах тем, что «Матильда Кшесинская влияет на артиллерийские дела и участвует в распределении заказов между различными фирмами».

Великий князь Андрей Владимирович

Но на судьбу балерины повлияли не обвинения в коррупции, а февральская революция. Оставленный Кшесинской особняк заняли большевистские организации. Через пару недель от богатого убранства не осталось и следа, а с высокого балкона начал толкать речи вернувшийся из эмиграции Ленин. Матильда пыталась вернуть отнятое имущество и обратилась в суд, причем одним из ответчиков значился «кандидат прав В. И. Ульянов (лит. псевдоним — Ленин)». 5 мая 1917 года суд постановил вернуть особняк законной владелице, но большевики чихать хотели на решение мирового судьи. В июле Кшесинская с сыном навсегда покинули Петроград и уехали в Кисловодск, где их ждал Андрей Владимирович. «В моей душе боролись чувство радости снова увидеть Андрея и чувство угрызения совести, что оставляю Сергея одного в столице, где он был в постоянной опасности. Кроме того, мне было тяжело увозить от него Вову, в котором он души не чаял», — писала она в мемуарах.

После длительных приключений и злоключений в 1920 году Андрей, Матильда и Вова добрались до особняка Кшесинской на Лазурном берегу. Через год старые любовники наконец-то сочетались законным браком, а Володя, официально усыновленный, вместо Сергеевича стал Андреевичем. Матильда Кшесинская проживет очень долгую жизнь, получит титул светлейшей княгини Романовской-Красинской, будет учить балету французских девочек, встретится с шефом Гестапо Мюллером, чтобы освободить сына из концлагеря, напишет воспоминания о своей бурной молодости, переживет мужа на 15 лет, и, не дожив нескольких месяцев до векового возраста, в 1971 году упокоится на кладбище кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Кшесинская в возрасте

К тому времени два её высокородных любовника были уже давно мертвы. Их жизни закончились на Урале в 1918 году. Николая II с семьей расстреляли в Екатеринбурге. Великого князя Сергея Михайловича вместе с другими членами императорской фамилии увезли в Алапаевск. 18 июля красные решили казнить пленников и отвезли их к старой шахте. Князь оказал сопротивление и был застрелен. Можно сказать, что ему повезло: его родственников сбросили в штольню живыми. Когда через полтора месяца занявшие Алапаевск белые подняли тела наверх, то обнаружилось, что в руке Сергея Михайловича зажат золотой медальон с портретом Кшесинской и надписью «Маля».

Издательство «Центрполиграф» выпустило «Воспоминания» знаменитой балерины . Несмотря на то, что эта книга мемуаров писалась совместно с ее мужем Великим Князем Андреем Владимировичем, в ней Матильда Феликсовна довольно откровенно рассказывает о своем романе с Наследником, будущим императором , отношениях с Великим Князем Сергеем Михайловичем и другими поклонниками, многие из которых предлагали звезде сцены не только свою любовь, но и брачный союз. публикует выдержки из этих мемуаров.

Четырнадцатилетней девочкой я кокетничала с молодым англичанином Макферсоном. Я им не увлекалась, но мне нравилось кокетничать с молодым и элегантным юношей. В день моего рождения он приехал со своей невестой, это меня задело, и я решила отомстить. Пропустить этот афронт даром я не могла. Выбрав время, когда мы все были вместе и его невеста сидела рядом с ним, я ненароком сказала, что люблю по утрам до кофе ходить за грибами. Он любезно спросил меня, не может ли пойти со мной. Этого мне только и нужно было - значит, клюнуло. Я ответила в присутствии невесты, что если она даст ему разрешение, то я ничего не имею против. Так как это было сказано в присутствии всех гостей, то ей ничего не оставалось, как дать требуемое согласие. На следующее утро мы отправились с Макферсоном в лес за грибами. Он мне тут подарил прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками - подарок вполне подходящий для барышни моего возраста. Грибы мы собирали плохо, и к концу прогулки мне казалось, что он совсем позабыл про свою невесту. После этой лесной прогулки он стал писать мне любовные письма, присылал цветы, но мне это скоро надоело, так как я им не увлекалась. Кончилось это тем, что свадьба его не состоялась. Это был первый грех на моей совести.

(после выпускного спектакля)

Государь сел во главе одного из длинных столов, направо от него сидела воспитанница, которая должна была читать молитву перед ужином, а слева должна была сидеть другая, но он ее отодвинул и обратился ко мне:

А вы садитесь рядом со мною.

Наследнику он указал место рядом и, улыбаясь, сказал нам:

Смотрите только не флиртуйте слишком.

Перед каждым прибором стояла простая белая кружка. Наследник посмотрел на нее и, повернувшись ко мне, спросил:

Вы, наверное, из таких кружек дома не пьете?

Этот простой вопрос, такой пустячный, остался у меня в памяти. Так завязался мой разговор с Наследником. Я не помню, о чем мы говорили, но я сразу влюбилась в Наследника. Как сейчас, вижу его голубые глаза с таким добрым выражением. Я перестала смотреть на него только как на Наследника, я забывала об этом, все было как сон. По поводу этого вечера в Дневнике Государя Императора Николая Второго под датой 23 марта 1890 года было записано: «Поехали на спектакль в Театральное училище. Была небольшая пьеса и балет. Очень хорошо. Ужинали с воспитанниками». Так я узнала через много лет об его впечатлении от нашей первой встречи.

Нас все более влекло друг к другу, и я все чаще стала подумывать о том, чтобы обзавестись собственным уголком. Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают. Но как сказать об этом родителям? Я знала, что причиню им огромное горе, когда скажу, что покидаю родительский дом, и это меня бесконечно мучило, ибо родителей своих, от которых я видала лишь заботу, ласку и любовь, я обожала. Мать, говорила я себе, еще поймет меня как женщина, я даже была в этом уверена, и не ошиблась, но как сказать отцу? Он был воспитан в строгих принципах, и я знала, что наношу ему страшнейший удар, принимая во внимание те обстоятельства, при которых я покидала семью. Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей. Но... я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком...

Я нашла маленький, прелестный особняк на Английском проспекте, № 18, принадлежавший Римскому-Корсакову. Построен он был Великим Князем Константином Николаевичем для балерины Кузнецовой, с которой он жил. Говорили, что Великий Князь боялся покушений и потому в его кабинете первого этажа были железные ставни, а в стену был вделан несгораемый шкаф для драгоценностей и бумаг.

Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами. Я выгравировала на нем две мне особенно дорогие и памятные даты - нашей первой встречи в училище и его первого приезда ко мне: 1890-1892.

Я устроила новоселье, чтобы отпраздновать мой переезд и начало самостоятельной жизни. Все гости принесли мне подарки к новоселью, а Наследник подарил восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки.

После переезда Наследник подарил мне свою фотографию с надписью: «Моей дорогой пани», как он меня всегда называл.

Летом мне хотелось жить в Красном Селе или поблизости от него, чтобы иметь возможность чаще видеть Наследника, который не мог выезжать из лагеря для встреч со мною. Я даже подыскала себе премиленькую дачку на берегу Дудергофского озера, очень удобную во всех отношениях. Наследник не возражал против этого плана, но мне дали понять, что это может вызвать излишние и нежелательные толки, если я так близко поселюсь от Наследника. Тогда я решила нанять дачу в Коерове, это был большой дом, построенный в эпоху Императрицы Екатерины II и имевший довольно оригинальную форму треугольника.

Седьмого апреля 1894 года была объявлена помолвка Наследника Цесаревича с Принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской. Хотя я знала уже давно, что это неизбежно, что рано или поздно Наследник должен будет жениться на какой-либо иностранной принцессе, тем не менее моему горю не было границ.

После своего возвращения из Кобурга Наследник больше ко мне не ездил, но мы продолжали писать друг другу. Последняя моя просьба к нему была позволить писать ему по-прежнему на «ты» и обращаться к нему в случае необходимости. На это письмо Наследник мне ответил замечательно трогательными строками, которые я так хорошо запомнила: «Что бы со мною в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости».

В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда Наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революции и испытаний. Много спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной, оберегать меня и всегда обращаться к нему, когда мне будет нужна его помощь и поддержка.

Трогательным вниманием со стороны Наследника было выраженное им желание, чтобы я осталась жить в том доме, который я нанимала, где он у меня так часто бывал, где мы оба были так счастливы. Он купил и подарил мне этот дом.

Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал. Я не раз ему говорила, что он не сделан ни для царствования, ни для той роли, которую волею судеб он должен будет играть. Но никогда, конечно, я не убеждала его отказаться от Престола. Такая мысль мне и в голову никогда не приходила.

Приближались коронационные торжества, назначенные на май 1896 года. Повсюду шла лихорадочная подготовка. В Императорском театре распределялись роли для предстоящего парадного спектакля в Москве. Обе труппы должны были быть объединены для этого исключительного случая. Хотя Москва располагала своей балетной труппой, но туда командировались в дополнение артисты Петербургской труппы, и я была в их числе. Я должна была там танцевать в обыкновенных спектаклях балет «Пробуждение Флоры». Однако мне не дали роли в парадном спектакле, для которого ставили новый балет, «Жемчужина», на музыку Дриго. Репетиции к этому балету уже начались, главная роль была дана Леньяни, а остальные роли распределены между другими артистками. Таким образом, оказалось, что я не должна была участвовать в парадном спектакле, хотя я уже имела звание балерины и несла ответственный репертуар. Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собою разумеется, не могла. В полном отчаянии я бросилась к Великому Князю Владимиру Александровичу за помощью, так как я не видела никого вокруг себя, к кому могла бы обратиться, а он всегда сердечно ко мне относился. Я чувствовала, что только он один сможет заступиться за меня и поймет, как я незаслуженно и глубоко была оскорблена этим исключением из парадного спектакля. Как и что, собственно, сделал Великий Князь, я не знаю, но результат получился быстрый. Дирекция Императорских театров получила приказ свыше, чтобы я участвовала в парадном спектакле на коронации в Москве. Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия Дирекция своего прежнего решения не переменила бы.

Ко времени получения приказа от Двора балет «Жемчужина» был полностью срепетирован и все роли были распределены. Для того чтобы включить меня в этот балет, Дриго пришлось написать добавочную музыку, а М.И. Петипа поставить для меня специальное па-де-де, в котором я была названа «желтая жемчужина»: так как были уже белые, черные и розовые жемчужины.

В предыдущем сезоне сцена меня не увлекала, я почти не работала и танцевала не так хорошо, как следовало бы, но теперь я решила взять себя в руки и начала усиленно заниматься, чтобы быть в состоянии, если Государь приедет в театр, доставить ему удовольствие своими танцами. В этот сезон, 1896/97 года, Государь и Императрица посещали балет почти каждое воскресенье, но Дирекция устраивала всегда так, чтобы я танцевала по средам, когда Государь не бывал в театре. Сперва я думала, что это происходит случайно, но потом я заметила, что это делается намеренно. Мне это показалось несправедливым и крайне обидным. Так прошло несколько воскресений. Наконец Дирекция дала мне воскресный спектакль; я должна была танцевать «Спящую красавицу». Я была вполне уверена, что Государь будет на моем спектакле, но узнала - а в театре все узнается очень быстро, - что Директор театров уговорил Государя поехать в это воскресенье в Михайловский театр посмотреть французскую пьесу, которую он не видел в предыдущую субботу. Совершенно ясно было для меня, что Директор нарочно сделал все возможное, чтобы помешать Государю видеть меня, и с этой целью уговорил его ехать в другой театр. Тогда я не стерпела и впервые воспользовалась данным мне разрешением Государя непосредственно обращаться к нему. Я написала ему о том, что делается в театре, и добавила, что мне становится совершенно невозможно при таких условиях продолжать служить на Императорской сцене. Письмо было передано лично в руки Государя Великим Князем Сергеем Михайловичем.

В этом сезоне четыре Великих Князя: Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей и Павел Александровичи - оказали мне трогательное внимание и поднесли брошь в форме кольца, усыпанного бриллиантами, с четырьмя крупными сапфирами, а на футляре была прикреплена дощечка с их выгравированными на ней именами.

Летом того же года, когда я жила у себя на даче в Стрельне, Ники через Великого Князя Сергея Михайловича передал мне, что в такой-то день и час он проедет верхом с Императрицею мимо моей дачи, и просил, чтобы я непременно была к этому времени у себя в саду. Я выбрала такое место в саду на скамейке, где меня Ники мог хорошо видеть с дороги, по которой он должен был проезжать. Точно в назначенный день и час Ники проехал с Императрицей мимо моей дачи и, конечно, меня отлично видел. Они проезжали медленно мимо дома, я встала и сделала глубокий поклон и получила ласковый ответ. Этот случай доказал, что Ники вовсе не скрывал своего прошлого отношения ко мне, но, напротив, открыто оказал мне милое внимание в деликатной форме. Я не переставала его любить, и то, что он меня не забывал, было для меня громадным утешением.

Приближалось десятилетие моей службы на Императорской сцене. Обыкновенно артистам давали бенефис за двадцать лет службы или прощальный, когда артист покидал сцену. Я решила просить дать мне бенефис за десять лет службы, но это требовало особого разрешения, и обратилась я с этой просьбою не к Директору Императорских театров, а лично к Министру Императорского Двора барону Фредериксу, милому и симпатичному человеку, который всегда относился ласково и благоволил ко мне. Когда мне был назначен прием у Министра, я особенно тщательно обдумала свой туалет, чтобы произвести на Министра наивыгоднейшее впечатление. Я была молодая и, как в то время писали в газетах, стройная и грациозная. Я выбрала платье шерстяное, светло-серого цвета, которое облегало мою фигуру, и того же цвета треугольную шляпу. Хотя это может показаться дерзким с моей стороны, но я себе понравилась, когда взглянула в зеркало, - довольная собою, я поехала к Министру.

Он меня очень мило встретил и наговорил комплиментов по поводу моего туалета, который ему очень понравился. Мне доставило огромное удовольствие, что он оценил мое платье, и тогда я уже смелее обратилась к нему со своей просьбою. Он сразу любезно согласился доложить о ней Государю, так как вопрос о назначении бенефиса вне общих правил зависел исключительно от Государя. Видя, что Министр не торопится меня отпустить, я сказала ему, что только благодаря ему я делаю хорошо 32 фуэте. Он посмотрел на меня удивленно и вопросительно, недоумевая, чем он может мне в этом помочь. Я ему объяснила, что, для того чтобы делать фуэте не сходя с места, необходимо иметь перед собой ясно видимую точку при каждом повороте, а так как он сидит в самом центре партера, в первом ряду, то даже в полутемном зале на его груди ярко выделяются своим блеском ордена. Мое объяснение очень понравилось Министру, и с очаровательной улыбкой он проводил меня до дверей, еще раз обещав доложить мою просьбу Государю и давая мне понять, что, конечно, отказа не будет. Ушла я от Министра обласканная и очень счастливая. Бенефис я, конечно, получила, и опять это сделал для меня мой незабываемый Ники. Для своего бенефиса я выбрала воскресенье, 13 февраля 1900 года. Мне это число всегда приносило счастье.

Артисты обыкновенно в день своих бенефисов получали из Кабинета Его Величества так называемый Царский подарок, большею частью шаблонную золотую или серебряную вещь, иногда разукрашенную цветными камнями, смотря по разряду подарка, но непременно с Императорским орлом или короною. Мужчины обыкновенно получали золотые часы. Особым изяществом эти подарки не отличались. Я очень опасалась, что получу такое украшение, которое неприятно будет носить, и просила через Великого Князя Сергея Михайловича сделать все возможное, лишь бы меня не наградили подобным подарком. И действительно, в день бенефиса Директор Императорских театров князь Волконский пришел ко мне в уборную и передал мне Царский подарок: прелестную брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине большой сапфир-кабошон. Потом Государь просил Великого Князя Сергея Михайловича мне передать, что эту брошь он выбирал вместе с Императрицей и что змея есть символ мудрости...

Великий Князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив. Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни. Я побежала наверх к себе и быстро переоделась в новое платье. Весь вечер прошел удивительно удачно, и мы много танцевали. С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт...

В течение лета Великий Князь Андрей Владимирович стал все чаще и чаще приезжать на репетиции в Красносельский театр. Наша прекрасная драматическая артистка Мария Александровна Потоцкая, которая была моим большим другом, дразнила меня, говоря: «С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?» Он, правда, был моложе меня на шесть лет. А потом начал все время приезжать ко мне в Стрельну, где мы так чудно и мило проводили время. Вспоминаю те незабываемые вечера, которые я проводила в ожидании его приезда, гуляя по парку при лунном свете. Но иногда он запаздывал и приезжал, когда уже солнце начинало всходить и поля благоухали запахом срезанного сена, что я так любила. Памятен мне день 22 июля, день ангела Великой Княгини Марии Павловны, его матери. На ее именины всегда устраивался в Ропше пикник с музыкой и цыганами. Он не мог рано приехать ко мне в Стрельну, но обещал все же непременно приехать, если только там не засидятся чересчур поздно, возвращаясь к себе обратно в Красное Село. С волнением я ждала его, и, когда он появился, моему счастью не было предела, тем более что у меня не было уверенности, что он сможет ко мне заехать. Ночь была чудесная. Мы долгие часы сидели на балконе, то говоря о чем-то, то слушая пение просыпающихся птиц, то шелест листьев. Мы чувствовали себя как в раю. Эту ночь, этот день мы никогда не забывали, и каждый год мы праздновали нашу годовщину.

По приезде в Париж я почувствовала себя нехорошо, пригласила врача, который, осмотрев меня, заявил, что я в самом первом периоде беременности, около месяца всего, по его определению. С одной стороны, это известие было для меня большой радостью, а с другой стороны, я была в недоумении, как мне следует поступить при моем возвращении в Петербург. Тут я вспомнила про укус обезьянки в Генуе, не отразится ли этот укус на наружности моего ребенка, так как говорили, что сильное впечатление отражается на ребенке. Пробыв несколько дней в Париже, я вернулась домой, предстояло пережить много радостного, но и много тяжелого... Мне, кроме того, предстоял трудный сезон впереди, и я не знала, как я его выдержу в таком состоянии.

Перед Великим постом давали премиленький балет «Ученики г-на Дюпрэ», в двух картинах, в постановке Петипа на музыку . Я танцевала роль Камарго, и в первом действии у меня был очаровательный костюм субретки, а во втором - тюники. Сцена была близка от кресел первого ряда, где сидели Государь с Императрицей и членами Императорской фамилии, и мне пришлось очень тщательно обдумать все мои повороты, чтобы не бросалась в глаза моя изменившаяся фигура, что можно было бы заметить лишь в профиль. Этим спектаклем я закончила сезон. Я не могла уже больше танцевать, шел шестой месяц. Тогда я решила передать мой балет «Баядерка». Я была с ней в самых лучших отношениях, она постоянно бывала у меня в доме, очень веселилась и увлекалась Великим Князем Борисом Владимировичем, который называл ее «ангелом». Со дня ее выхода из училища (1899) публика и балетные критики сразу обратили на нее внимание и оценили ее. Я видела в ней зачатки крупного таланта и предвидела ее блестящее будущее.

У меня родился сын, это было рано утром 18 июня, во втором часу. Я еще долго проболела с высокой температурой, но так как я была сильная и здоровая по натуре, то сравнительно скоро стала поправляться. Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с Великим Князем Сергеем Михайловичем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой Великой Княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживание и тем положить конец неприятным для меня разговорам. Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед Великим Князем Сергеем Михайловичем.

Трудный вопрос стал передо мною, какое имя дать моему сыну. Сперва я хотела назвать его Николаем, но этого я и не могла, да и не имела права сделать по многим причинам. Тогда я решила назвать его Владимиром, в честь отца Андрея, который всегда ко мне так сердечно относился. Я была уверена, что он ничего против этого иметь не будет. Он дал свое согласие. Крестины состоялись в Стрельне, в тесном семейном кругу, 23 июля того же года. Крестными были моя сестра и наш большой друг, полковник , служивший в Лейб-Гвардии Уланском Ее Величества полку. Согласно обычаю, я как мать не присутствовала на крестинах. В этот день Великий Князь Владимир Александрович подарил Вове чудный крест из уральского темно-зеленого камня с платиновой цепочкой. Увы, этот драгоценный подарок остался в моем доме в Петербурге. Летом, когда я уже встала, меня посетил Великий Князь Владимир Александрович. Я была еще очень слаба и приняла его лежа на кушетке и держа своего младенца на руках в пеленках. Великий Князь стал передо мною на колени, трогательно утешал меня, гладил по голове и ласкал меня... Он знал, он чувствовал и понимал, что у меня творится на душе и как мне нелегко. Для меня его посещение было громадной моральной поддержкой, оно дало мне много сил и душевное спокойствие.

В моей домашней жизни я была очень счастлива: у меня был сын, которого я обожала, я любила Андрея, и он меня любил, в них двух была вся моя жизнь. Сергей вел себя бесконечно трогательно, к ребенку относился как к своему и продолжал меня очень баловать. Он всегда был готов меня защитить, так как у него было больше возможностей, нежели у кого бы то ни было, и через него я всегда могла обратиться к Ники.

На Рождество я устроила для Вовы елку и пригласила маленькую внучку Рокфеллера, которая жила в нашей гостинице и часто играла с Вовой, копаясь на берегу моря в песке. Эта маленькая Рокфеллер подарила Вове вязаные туфли. К сожалению, мы ее больше нигде не встретили и потеряли совершенно из виду.

Всю жизнь я любила строить. Конечно, мой дом в Петербурге был самой большой и интересной постройкой в моей жизни, но были и менее значительные. Так, в Стрельне, при даче, я построила прелестный домик для своей электрической станции с квартирой для электротехника и его семьи. В это время в Стрельне нигде не было электричества, даже во дворце, и моя дача была первая, и единственная, с электрическим освещением. Все кругом мне завидовали, некоторые просили уступить им часть тока, но у меня станции едва хватало для себя. Электричество было тогда новинкой и придало много прелести и уюта моей даче. Затем я построила в Стрельне еще один домик, в 1911 году, о котором стоит сказать несколько слов. Мой сын, когда ему было лет двенадцать, часто жаловался, что он меня мало видит дома из-за моих продолжительных репетиций. В утешение я ему обещала, что все вырученные за этот сезон деньги пойдут на постройку ему маленького домика на даче, в саду. Так и было сделано; на заработанные мною деньги я ему построила детский домик с двумя комнатами, салоном и столовой, с посудой, серебром и бельем. Вова был в диком восторге, когда осматривал домик, окруженный деревянным забором с калиткой. Но я заметила, что, обойдя комнаты и весь дом кругом, он был чем-то озабочен, чего-то как будто искал. Потом он спросил меня, где же уборная. Я ему сказала, что дача так близко, что он сможет сбегать туда, но, если ему очень хочется, то я потанцую еще немного, чтоб хватило на постройку уборной. Этот план не осуществился - нагрянула война.

В это время моим милым поклонником был , почти что еще мальчик. Его сестра, красавица Ирина, впоследствии графиня Воронцова-Дашкова, сводила всех с ума. Мое знакомство с Володей Лазаревым, как мы все его называли, было презабавным. Произошло оно на одном маскараде в Малом театре, куда я была приглашена продавать шампанское. У меня в этот вечер был очень красивый туалет: черная атласная обтянутая юбка, лиф - белого шифона, косынкою прикрывавший плечи и талию, большое декольте, а сзади ярко-зеленый громадный бант бабочкой. Это платье было из Парижа, от Берр. На голове - венецианская сетка из искусственных жемчугов, опускавшихся на лоб с прикрепленным сзади пучком белых перьев «паради». Я надела свое изумрудное колье, а на корсаж - огромную бриллиантовую брошь со свисавшими, как дождь, бриллиантовыми нитями и прикрепленным в середине крупным изумрудом и бриллиантом яйцевидной формы; я имела шанс понравиться публике.

На вечере я сперва появилась в черном домино, под маской с густым кружевом, чтобы меня не узнали. Единственно, что было видно сквозь вуаль, - это мои зубы и то, как я улыбалась, а улыбаться я умела. Я выбрала предметом своей интриги именно Володю Лазарева, который меня поразил своим почти детским видом и веселостью. Зная более или менее, кто он такой, я стала возбуждать его любопытство, и, когда увидела, что он действительно заинтригован, я скрылась в толпе и, незаметно выйдя из зала, пошла переодеваться в вечернее платье. Затем я вернулась на бал и прошла прямо к своему столу продавать шампанское, делая вид, что я только что приехала. К моему столу подошел Володя Лазарев, не будучи со мной знаком. Он, конечно, меня не узнал. Но беда была в том, что, когда я была под маскою, он обратил внимание на мои зубы, которые были видны сквозь вуаль, и все повторял: «Какие зубы... какие зубы...» Я, понятно, боялась теперь улыбаться, подавая ему вино, но, как я ни старалась сдерживаться и делать серьезное лицо, я все же улыбнулась, и тут он меня моментально узнал: «Какие зубы!» - крикнул он от радости и расхохотался от души. С тех пор мы стали большими друзьями, вместе веселились, вместе пережили революцию, вместе бежали из России и встретились снова в эмиграции старыми друзьями.

В 1911 году я справляла свой двадцатилетний юбилей службы на Императорской сцене, и мне по этому случаю дали бенефис.

В первом антракте Директор Императорских театров Теляковский передал мне Царский подарок по случаю моего юбилея. Это был бриллиантовый орел продолговатой формы Николаевских времен в платиновой оправе и на такой же цепочке для ношения на шее. На обратной стороне не было видно гнезда от камней, как это обыкновенно делается, а все было сплошь заделано платиновой пластинкой по форме орла, и на ней выгравировано очертание орла и его перьев замечательно тонкой и оригинальной работы. Под орлом висел розовый сапфир, оправленный в бриллианты. Великий Князь Сергей Михайлович пришел также в первом антракте и сказал мне, что Государь говорил ему, что его интересует, надену ли я или нет его подарок на сцену. Я, конечно, после этого его немедленно надела и в нем танцевала па-де-де в «Пахите». Во втором антракте, то есть после «Пахиты», при открытом занавесе происходило чествование меня депутацией от артистов всех Императорских театров, то есть балета, оперы, драмы и Французского театра.

Во всю ширину сцены был установлен длинный стол, на котором были выставлены подарки в совершенно невероятном количестве, а цветочные подношения были расставлены позади стола, образуя целый цветочный сад. Всех подарков я теперь вспомнить, а тем более перечесть не могу, кроме двух-трех наиболее памятных. Кроме Цapского подарка я получила:

От Андрея - дивный бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами по рисунку головного убора, сделанного князем Шервашидзе для моего костюма в балете «Дочь фараона».

Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно - коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки - целая коллекция желтых бриллиантов, начиная от самых маленьких до очень крупных. Это было сделано с целью, чтобы я могла заказать себе вещь по моему вкусу - я заказала у Фаберже «плакку», чтобы носить на голове, что вышло замечательно красиво.

Кроме того, также от публики, бриллиантовые часы в виде шарика, на цепочке из платины и бриллиантов. Так как денег было собрано по подписке больше, нежели эти предметы стоили, то на излишек были докуплены в самую последнюю минуту по мере поступления денег еще золотые чарки, и их накопилось довольно много.

От москвичей я получила «сюрту-де-табль», зеркало в серебряной оправе в стиле Людовика XV с серебряной вазой на ней для цветов. Под вазой были выгравированы фамилии всех лиц, принимавших участие в подарке, и можно было, не подымая вазы, в зеркале прочесть все имена.

Мне кажется, что в этот день я также получила от Ю.Н. Седовой хрустальную сахарницу в серебряной оправе работы Фаберже. Эта сахарница после переворота оставалась в моем доме, в Петербурге, и я ее случайно нашла в Кисловодске в одном магазине серебряных вещей. Она была, по-видимому, выкрадена у меня и продана и так, переходя из рук в руки, докатилась до Кисловодска. Когда я доказала милиции, что это моя вещь, мне ее вернули, и она до сих пор у меня здесь, в Париже.

Вскоре после дня моего рождения, 27 августа, Андрей уехал в Киев присутствовать на больших маневрах, в которых принимал участие полк, чьим шефом он был. В Киев прибыли по этому случаю Председатель Совета Министров П.А. Столыпин, Министр Финансов граф В.Н. Коковцов и значительная часть Свиты Государя. В первые дни происходили маневры в окрестностях города и осмотр исторических мест Киева. На 3 сентября был назначен парадный спектакль в городском театре. С утра были получены тревожные сведения от полиции, что в Киев приехали террористы и есть опасность покушения, если их не удастся вовремя арестовать. Все полицейские поиски были напрасны, и среди охраны Государя усилилось беспокойство. Самым опасным моментом полиция считала проезд Государя из дворца в театр, так как путь был всем известен, но доехали все благополучно. Во втором антракте Государю был подан чай в аванложе. Императрица в театр не приехала, были только старшие Великие Княжны. В этот момент из зрительного зала раздался страшный треск, а потом неистовые крики. Не зная, в чем дело, Государь сказал: «Неужели это провалилась ложа?» - шум и треск были непонятны. Но когда все бросились обратно, то увидели, что очень близко от Царской ложи, в первом ряду партера, стоял во весь свой рост, в белом летнем сюртуке, П.А. Столыпин, придерживая рукой грудь, из которой сквозь его пальцы струилась кровь. Увидя Государя, Столыпин поднял руку, делая жест, чтоб Государь удалился из ложи, и стал его крестить. Столыпина окружили близстоящие люди, чтобы поддержать его, так как он начал быстро слабеть, лицо сделалось мертвенно-бледным, и он упал без чувств на кресло. Дальше, по словам Андрея, трудно было разобрать, что происходило. Все кричали, некоторые куда-то бежали, офицеры с шашками наголо преследовали кого-то и в проходе, почти у выхода из залы, поймали и хотели заколоть.

Выяснилось потом, что в проходе был пойман и сильно избит убийца Столыпина Богров. Это он дал знать полиции о прибытии в Киев террористов, так как ранее служил в полиции осведомителем, был удален и снова принят перед самыми киевскими торжествами. Полиция тщетно искала весь день террориста, не зная, что это он был перед нею. Он просил, чтобы его допустили в театр под тем предлогом, что он знает террористов в лицо и если кто из них проникнет в театр, то он укажет его агентам охраны. Полиция его пропустила как своего агента в театральный зал, где никто на него не обратил внимания, и он совершенно беспрепятственно и спокойно подошел к Столыпину и в упор выстрелил в него и так же спокойно стал удаляться, когда его схватили.

П.А. Столыпина тотчас отвезли в частную клинику, где после осмотра раны доктора выразили опасение, что он не выживет, так как была задета печень. Пять дней боролся Столыпин со своим почти что безнадежным состоянием и 8 (21) сентября скончался.

Весть о покушении на Столыпина дошла до нас в Петербург на следующее утро, и я невольно задумалась над тем, как трагически не везло моему бедному Ники. Его постигал удар за ударом: так рано он потерял своего отца, женился в такие грустные, траурные дни, коронация омрачилась катастрофой на Ходынке, он потерял лучшего своего Министра Иностранных Дел графа Лобанова-Ростовского, умершего вскоре после своего назначения, и вот теперь теряет лучшего своего Министра, который подавил революционную вспышку 1905 года.

Мы тогда не могли и помыслить, что его ожидало в будущем и как ужасно завершится его судьба. Когда вспыхнула революция 1917 года, многие думали, что, будь жив Столыпин, ему, может быть, удалось бы ее остановить.