По данным интернет-проекта министерства культуры РФ "Культурные ценности – жертвы войны", в годы Великой Отечественной войны на территории Российской Федерации пострадало свыше 160 музеев. Точная цифра утраченных Россией культурных ценностей еще не определена. На данный момент в списке значатся 1 млн 177 тыс. 291 единица хранения, включая музейные предметы, редкие книги и рукописи.

Янтарная комната

Янтарная комната из Екатерининского дворца-музея в г. Пушкин принадлежит к числу наиболее известных утраченных культурных ценностей. Это произведение искусства, изготовленное немецкими мастерами, было подарено Петру I прусским королем Фридрихом Вильгельмом I. С 1755 г. комната находилась в Золотой анфиладе парадных залов Екатерининского дворца. На облицованных янтарем стенах общей площадью свыше 30 кв. м. размещались порядка 130 панно разных размеров. В застекленных витринах хранилось одно из самых значительных в Европе собраний янтарных изделий ХVII-ХVIII вв. немецких, польских и петербургских мастеров. В 1941 г. немецкие оккупационные силы демонтировали и вывезли янтарные панели и все убранство комнаты в Кёнигсберг, дальнейшая судьба этого шедевра неизвестна. В 1983-2003 гг. велись работы по воссозданию комнаты, в мае 2003 г. состоялась церемония ее открытия. В 1997 г. в Германии были обнаружены мозаика "Обоняние и Осязание" и комод с янтарной инкрустацией, в 2000 г. они были переданы России.

Софийский собор

Софийский собор в Новгороде, построенный в 1045-1050 гг., являлся одним из древнейших памятников русского зодчества. Собор сильно пострадал во время бомбежек в 1941 г., в частности погибло изображение Спаса Вседержителя (роспись 1109 г.) на центральном куполе собора, почти полностью были утрачены фрески XI-XII в. В 1941-1944 гг. во время оккупации немецкими войсками города было разграблено его внутренне убранство, включая иконы XII–XVII вв. и паникадила (висячий подсвечник или люстра для большого количества свечей). Представляющее наибольшую художественную ценность паникадило было изготовлено в честь Бориса Годунова. Состоявшее почти из тысячи деталей, оно имело 4,5 м в высоту и 3,5 м в нижнем ярусе. Это произведение искусства было разбито на мелкие части. Вместе с медными листами была содрана позолота куполов, из библиотеки собора были похищены книги. Восстановительные работы в соборе начались в 1945 г. В 1947 г. Германия возвратила Новгороду главный иконостас, после реставрации он был установлен в 1968-1970 гг. В 1971 г. реставраторы возродили годуновское паникадило.

Новоиерусалимский монастырь

Новоиерусалимский монастырь в г. Истра был основан в 1656 г. патриархом Никоном с целью воссоздания под Москвой комплекса святых мест Палестины.

В ноябре-декабре 1941 г. Истра была оккупирована немецкими войсками. При отступлении ими были взорваны все высотные монастырские постройки, включая главную достопримечательность ансамбля - Воскресенский собор, в котором погибли все иконы главного иконостаса. Полностью была уничтожена семиярусная (73 м) колокольня, из ее 15 колоколов уцелели только три. Факты, касающиеся разрушения монастыря фигурировали в обвинительном акте на Нюрнбергском процессе. В 1957 г. в Академии наук СССР было высказано мнение о невозможности восстановления комплекса в связи с "невозвратимыми утратами", тем не менее работы начались. К 1980 г. комплекс был частично воссоздан. В 2014 г. была восстановлена колокольня с новыми колоколами.

Кафедральный собор

Кафедральный собор в Калининграде (до 1946 г. Кёнигсберг; Пруссия, Германия), построенный в XIV в. в стиле кирпичной готики, являлся главной церковью города. У стен собора находится могила Иммануила Канта. В 1944 г. во время бомбардировок города союзными войсками собор был практически уничтожен, безвозвратно было утеряно его богатое убранство. В 1992-2005 гг. он был воссоздан, однако внешний вид немного отличается от оригинала.

Варшава

Варшава относится к числу наиболее сильно пострадавших городов. Одной из самых известных достопримечательностей польской столицы является бронзовый памятник Фредерику Шопену. Скульптор Вацлав Шимановский изобразил композитора сидящим под стилизованной ивой. Памятник, установленный в 1926 г. в центре города в парке Лазенки, в мае 1940 г. был взорван фашистами и разрезан на мелкие части. Лом был использован в качестве сырья для переплавки на немецких заводах. После войны под развалами дома Шимановского была найдена копия памятника, по которой он был восстановлен. Вновь он был открыт в 1958 г.
В августе-октябре 1944 г. нацисты планомерно уничтожали исторический центр Варшавы (Старый город). Были разрушены такие памятники архитектуры, как Собор св. Иоанна Крестителя постройки начала XIV в. и Королевский замок XIII-XVI вв. После войны Старый город был воссоздан в первоначальном виде. В 1980 г. он вошел в Список всемирного наследия ЮНЕСКО как "исключительный пример почти полного восстановления исторического периода между XIII-XX вв.".

Монастырь Монтекассино

Монастырь Монтекассино, расположенный недалеко от г. Кассино в Италии, был основан в 529 г. Бенедиктом Нурсийским. Это один из старейших и крупнейших монастырей в Европе, его архитектурный ансамбль формировался на протяжении столетий. Во время Второй мировой войны хранившиеся в монастыре культурные ценности были эвакуированы. В конце 1943 г. окрестности Кассино стали ключевой позицией немецкой оборонительной линии, защищавшей подступы к Риму. 15 февраля 1944 г. союзные войска начали бомбардировку местности для последующей атаки, в результате чего монастырь был разрушен. После войны монастырь был восстановлен и в 1964 г. вновь освящен.

Мост Святой Троицы

Шестипролетный мост Санта-Тринита (Мост Святой Троицы) через реку Арно во Флоренции по своему расположению является самым значимым мостом города. Считается, что изначально он был задуман не только как инженерное сооружение, но и как произведение искусства. Возведенный впервые в 1258 г., он перестраивался в 1333 и 1557 гг. Предположительно последняя версия моста была выполнена по проекту Микеланджело. Мост украшают овальные арки и скульптуры. В 1944 г. был взорван немцами при отступлении. В 1957 г. был восстановлен в прежнем виде.

Дрезден

Город Дрезден в Германии, который часто называют "Флоренцией на Эльбе", был подвергнут крупномасштабной бомбардировке авиацией союзников 13-14 февраля 1945 г., в результате чего его центр, известный многочисленными памятниками истории и архитектуры, был превращен в развалины. Были разрушены дворцово-парковый комплекс Цвингер и Опера Земпера, а также Фрауэнкирхе (церковь Богородицы), одна из самых известных церквей страны. Она была построена в 1726-1743 гг. в стиле барокко, ее высота достигала 95 м, диаметр купола превышал 23 м. Власти ГДР при недостатке финансовых средств приняли решение оставить руины как напоминание потомкам о трагедиях войны. Работы по восстановлению начались лишь в 1996 г., уже после объединения Германии. Торжественное открытие новой Фрауэнкирхе состоялось в 2005 г. Восстановление всего центра города заняло почти сорок лет.

Церковь Святого Петра

Церковь Святого Петра в Риге, возведенная в 1209 г., является одной из главных достопримечательностей города. В 1473 г. была построена колокольня высотой 123 м, после чего церковь стала самым высоким зданием в Риге. В течение веков деревянный шпиль колокольни несколько раз обрушался, горел, повреждался молнией, но всегда восстанавливался. В июне 1941 г. во время артобстрела храм был разрушен, после войны долгое время оставался в руинах. Восстановлен был только в 1973 г. Новый шпиль колокольни был изготовлен из стали.

Любек

Город Любек в Германии 28-29 марта 1942 г. был подвергнут бомбардировкам союзными войсками, в результате чего пятая часть старого города была уничтожена. Восстановительные работы начались в 1949 г. В 1987 г. реконструированная историческая часть Любека была внесена в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Одним из самых известных восстановленных зданий является так называемый Дом Будденброков, от которого в 1942 г. остался лишь фасад и подвал. В этом доме постройки 1758 г. родились знаменитые писатели Генрих и Томас Манн. С 1893 г. дом находится в собственности городских властей, в 1922 г. он получил свое название от названия одного из самых известных романов Томаса Манна. Сегодня это главный музей Любека.

Ковентри

Город Ковентри в Великобритании был практически уничтожен в 1940-1942 гг. в результате бомбардировок немецкой авиацией. В 1940 г. был разрушен средневековый Собор Святого Михаила - единственный английский собор, пострадавший во время Второй мировой войны. От него уцелели только внешние стены и шпиль (на тот момент третий по высоте в Британии). Решение о восстановлении было принято на следующий день после бомбежки. Новый собор был открыт в 1962 г. Рядом с ним сохраняются руины старого здания, на которых сделана надпись: "Построен в пятнадцатом веке, разрушен в двадцатом".

Зо́я Ива́новна Воскресе́нская (по мужу - Ры́бкина ; -) - советская разведчица и детская писательница . Лауреат Государственной премии СССР (). Полковник.

Биография

В 14 лет стала библиотекарем 42-го батальона ВЧК Смоленской губернии , в 1923 году - политруком в колонии малолетних правонарушителей, в 1928 году - перешла на работу в Заднепровский райком РКП(б) Смоленска .

В 1928 году Воскресенская переезжает в Москву и с августа 1929 года начинает работать в Иностранном отделе ОГПУ - во внешней разведке. Член ВКП(б) с 1929 года.

Первая поездка на разведывательную работу - в Харбин , где Зоя Ивановна в течение двух лет успешно выполняла ответственные задания Центра во время острейшей борьбы на КВЖД .

Позже была на разведывательной работе в Латвии , Германии и Австрии .

В Москву вернулась перед самой войной с Финляндией и занялась аналитической работой. Воскресенская-Рыбкина становится одним из основных аналитиков разведки . К ней стекались важные сведения, в том числе от представителей известной «Красной капеллы» - таких, как «Старшина» (Харро Шульце-Бойзен) и «Корсиканец» (Арвид Харнак).

Своим «крестным отцом» в разведке Воскресенская называла Ивана Чичаева .

Семья

• Муж - Владимир Казутин (развод)
• Сын - Владимир Владимирович Казутин (1928)
• Муж - Борис Аркадьевич Рыбкин (1899-1947).
• Сын - Алексей Борисович Рыбкин (1944-2009).

Произведения

• 1962 - «Сквозь ледяную мглу»
• 1963 - «Встреча» (1963)
• 1963-1965 - «Сердце матери»
• 1967 - «Утро»
• 1965-1969 - «Девочка в бурном море»
• 1970 - «Дорогое имя»
• 1972 - «Пароль - „Надежда“»
• 1974-1975 - Собрание сочинений в 3-х т. - М.: Детская литература, 1974-1975. - 300 000 экз.
• 1980 - «Папина вишня» - М.: Детская литература, 1980. - 16 стр. - 2 000 000 экз.
• 1980 - «Консул» роман в двух книгах - М.: Детская литература, 1981. - 600 стр. - 200 000 экз. - 70803-239-В-355-81 М101(03)81
• 1993 - «Теперь я могу сказать правду». - М.: Республика, 1993. - 224 с. - 35000 экз. - ISBN 5-250-02042-9 .
• 1997 - «Под псевдонимом Ирина: записки разведчицы». - М.: Современник, 1997 . - 350 с. - ISBN 5-270-01829-2

Фильмография

Сценарии

• - Сердце матери (с И. М. Донской)
• - Верность матери
• - Надежда

Фильм о З. И. Воскресенской

• - Поединки. Две жизни полковника Рыбкиной (реж. Леонид Белозорович)

Награды и премии

• Государственная премия СССР (1968) - за сценарий и литературную основу фильма «Сердце матери» (1965)
• премия Ленинского комсомола (1980) - за книгу «Надежда»
• орден Отечественной войны I степени (1985)
• медаль «За боевые заслуги» и другие

Напишите отзыв о статье "Воскресенская, Зоя Ивановна"

Примечания

Литература

• Трубина Л. А. Воскресенская Зоя Ивановна // Русские детские писатели ХХ века: Биобиблиографический словарь. - М .: Флинта; Наука, 1997. - С. 106-110 . - ISBN 5-02-011304-2 .
• Зоя Воскресенская, Эдуард Шарапов. Тайна Зои Воскресенской. М., Олма-Пресс, 1998, ISBN 5-87322-877-9 .

Ссылки

• на сайте СВР

Отрывок, характеризующий Воскресенская, Зоя Ивановна

Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.

Прошли годы. Многое в архивах разведки сейчас уже открыто. Но вопрос о том, как погиб полковник Рыбкин, так и остался неясным.

В архивах разведки, к сожалению, нет или не сохранилось никаких документов по этому поводу.

Однако на этот счет существуют две версии.

Первая, она же официальная: полковник Рыбкин Б. А. погиб под Прагой в автомобильной катастрофе.

До сих пор жив и здравствует офицер, который выезжал из Праги к месту катастрофы. Его фамилия Г. И. Рогатнев. По его незадокументированным рассказам, авария произошла из-за того, что водитель «шкоды», в которой находился полковник Рыбкин, обгоняя идущую впереди гужевую подводу, выехал на встречную полосу и столкнулся с автомашиной «студебеккер» с солдатами. И последнее, что якобы сказал Борис Аркадьевич, были слова: «Под мост, под мост», то есть Рыбкин имел в виду резко съехать на обочину в сторону встречного моста и тем самым избежать прямого столкновения. По словам Рогатнева, он не только помогал перенести тело Рыбкина в стоящую у дороги церквушку, но и беседовал с водителем «студебеккера» и с находившимися в кузове солдатами.

Вторая версия состоит в том, что полковник Борис Аркадьевич Рыбкин был преднамеренно убит. Об этом говорят различные факты, вступающие в противоречие с официальной версией.

Во-первых, одновременно, но не под Прагой, а под Будапештом, в аналогичной ситуации погиб капитан Суриков… в шинели и с документами полковника Рыбкина Б. А.

Во-вторых, генерал Белкин неожиданно ночью поехал из Будапешта в Прагу не обычной дорогой, а по той, где произошла авария. Белкин и его шофер В. Черноусов видели два трупа и ничего больше. А утром Г. И. Рогатнев еще застал солдат, свидетелей катастрофы, и только один труп (Рыбкина) и живого, но до сих пор находившегося в шоковом состоянии, бывшего за рулем «шкоды» майора Волкова. Г. И. Рогатнев и сейчас настаивает на своей версии.

Анализ этих и других фактов, на мой взгляд, свидетельствует в пользу второй версии. И особенно тот факт, что, как пишет Зоя Ивановна: «Я хотела поправить розу, надвинувшуюся на его щеку, сдвинула ее и за правым ухом увидела зияющую черную рану…» А мне она бесчисленное количество раз говорила, что она отчетливо увидела пулевое отверстие. Я не могу поверить в то, что мужественная, волевая сорокалетняя женщина-военнослужащая могла перепутать пулевое ранение с обычной, хотя и смертельной, травмой. И совсем непонятно, как сотрудница той же службы, полковник, жена, энергичная и властная женщина – Зоя Ивановна Рыбкина – не смогла (или не дали возможности) по горячим следам разобраться в истинной причине смерти своего горячо любимого мужа.

Относительно недавно, при встрече с бывшим начальником Четвертого управления, занимавшегося диверсионными операциями, П. А. Судоплатовым, в подчинении которого служил Б. А. Рыбкин, я задал все тот же вопрос – как погиб Б. А. Рыбкин? Павел Анатольевич ответил – конечно, автокатастрофа. Все остальное – это навязчивая идея Зои Ивановны…Но глаза! Глаза говорили, что он знает что-то другое.

Если принять за истину версию об убийстве Рыбкина, то неизбежно встает вопрос – кому и зачем была нужна его смерть?!

Возможно, она явилась результатом какой-то внутренней, служебной борьбы, внутренних неурядиц и неразберих. Ведь именно в 1947 году образовался так называемый Комитет информации, в состав которого вошла и разведка, что порвало внутренние кровные нити между другими подразделениями МГБ и что впоследствии было признано ошибкой в реорганизации. Возможно и то, что смерть Рыбкина была одним из эпизодов тогдашней антисемитской волны (Рыбкин был евреем). Органы государственной безопасности, как известно, были как раз одним из тех учреждений, в которых наиболее ярко просматривается линия то взлета, то падения роли евреев в государственной политике нашей страны. В период создания ВЧК, еще во времена Дзержинского, они были на всех ведущих ключевых постах, как, впрочем, и рядовыми сотрудниками. Затем наступала волна репрессий, жертвами которой становились представители этой национальности, хотя бы потому, что их там было большинство. Были и такие времена в органах государственной безопасности, когда, например, на партийной конференции центрального аппарата по документам мандатной комиссии значился только один еврей, конечно тот, который не менял фамилию и имя. Как раз в середине сороковых годов на устах советского руководства был «еврейский вопрос» – решалась проблема создания автономной еврейской республики в Крыму или в Палестине.

Смерть Рыбкина могла быть и результатом его участия в организации и проведении знаменитой Ялтинской конференции (4 – 11 февраля) 1945 года, где Рыбкин поддерживал контакты с представителями спецслужб США и Великобритании.

А может быть, его гибель каким-то образом была связана с той работой, которую он проводил в последнее перед смертью время по восстановлению связи с нелегальной резидентурой в Турции. Нельзя забывать, что именно в Турции в годы второй мировой войны германским послом работал фон Папен, преемник Гитлера на посту фюрера, которого сталинское руководство стремилось убрать, боясь того, что если фон Папен заменит Гитлера, то Германия еще до окончания войны пойдет на союз с Англией и США. Могли сыграть свою роль какие-либо отголоски недавних военных лет.

Теперь об этом можно лишь гадать. Однозначного ответа на этот вопрос нет.

Москва. Каждый год 8 января на Новодевичьем кладбище можно увидеть мужчину. А у самого обелиска на снегу, как всегда, лежат алые, как кровь, гвоздики. На черном мраморе золотом выбиты слова:

полковник

РЫБКИН БОРИС АРКАДЬЕВИЧ

Ниже есть еще одна надпись:

ВОСКРЕСЕНСКАЯ-РЫБКИНА ЗОЯ ИВАНОВНА

ПОЛКОВНИК, ПИСАТЕЛЬНИЦА

28.IV. 1907 – 8.01.1992

Мужчина с непокрытой головой, стоящий у этого памятника – сын Алеша, Алексей Борисович Рыбкин.

Наши отношения с Зоей Ивановной постепенно становились все теплее и доверительнее. Зимой 1979 года Зоя Ивановна с младшим сыном приехала ко мне в гости в Берлин, где я в то время работал. Мы перешли с ней на «ты», и во время одной из прогулок по городу, печально заметив, что весной погиб ее старший сын, а год назад умерла моя родная мать, она предложила мне называть ее мамой.

Особенность моих отношений с Зоей Ивановной состояла в том, что изо всех ее родных и близких я был единственным, кто принадлежал к той же, как она говорила, «конторе», а из всех коллег по работе во внешней разведке – был единственным, кто входил в круг семьи.

Поэтому все, что написано в этой книге, она пересказывала мне по нескольку раз во время наших частых и длительных встреч. Многие родственники и коллеги, и я в том числе, неоднократно советовали написать воспоминания о разведке, но ее останавливал барьер секретности. Она не знала, что можно, а что нельзя говорить о своей прошлой работе. Толчком к тому, что она все же взялась за эту книгу, будучи прикованной болезнью к постели, послужили многочисленные публикации о ней в прессе в период 1990 – 1991 годов, в которых правда перемешивалась с небылицей. Именно поэтому первое издание ее книги называлось «Теперь я могу сказать правду».

Многие эпизоды, которые, видимо, больше всего волновали ее и затем нашли свое место на страницах этой книги, она пересказывала вновь и вновь. Но чаще всего возвращалась к одной и той же теме, застрявшей, как заноза, в ее сердце на всю жизнь: к гибели ее мужа Бориса Аркадьевича Рыбкина. И если другие эпизоды повторялись ею совершенно точно, то к рассказу о трагической смерти мужа постоянно прибавлялись все новые и новые детали.

И вот однажды, примерно за полгода до кончины она попросила меня достать из ящика письменного стола большой бумажный пакет и сказала: «Здесь я написала о том, как погиб Борис Аркадьевич. Этого еще никто не читал. Возьми с собой, потом вернешь». Дома, прочитав содержание конверта, я понял, что Зоя Ивановна хочет, чтобы я оставил у себя копию. Так я и сделал.

О том, что известная писательница Зоя Ивановна Воскресенская является полковником Советской внешней разведки З.И. Рыбкиной, читатели узнали только во времена "перестройки". Написано тогда о ней было немало, но, разумеется, далеко не все... Этот материал посвящен некоторым малоизвестным страницам жизни разведчицы.

НАЧАЛО

Я ПОЗНАКОМИЛСЯ с Зоей Ивановной зимой 1974 года - позвонил ей по телефону и попросил "оказать помощь начинающему литератору". Дверь мне открыла высокая женщина в темном строгом платье с воротничком-стоечкой, отороченным белым кружевом. Темно-русые, заколотые на затылке волосы...

Меня усадили на диван. Я робко протянул свое литературное творение - всего несколько страниц. Так началось наше знакомство, длившееся почти десятилетие - до кончины Зои Ивановны. О своей работе во внешней разведке она рассказала мне гораздо позже - когда наши отношения стали едва ли не родственными, и мы даже перешли на "ты".

Зоя Ивановна родилась 28 апреля 1907 года в городе Алексине Тульской области в семье помощника начальника железнодорожной станции.

Уже в четырнадцать лет она стала библиотекарем 42-го батальона ВЧК Смоленской губернии, в 1923 году - политруком в колонии малолетних правонарушителей, в 1928-м - перешла на работу в Заднепровский райком партии Смоленска.

А затем - качественный скачок в ее жизни.

Лето 1930 года. Харбин, центр Маньчжурии, провинции в северо-восточной части Китая на реке Сунгари, притоке Амура. Здесь располагались управление КВЖД - Китайско-Восточной железной дороги, соединявшей Китай с Москвой, другие представительства Советской России.

Жарко. Около Сунгари влажно. Молодая женщина едет на велосипеде популярной тогда марки "ВС-А". Одета в модную, до колен, юбку-плиссе серого цвета. Белая без рукавов кофточка из батиста, на голове легкая соломенная шляпа с узкими полями. Зое 23 года. Работает она заведующей секретно-шифровальным отделом советского нефтяного синдиката, и потому, несмотря на молодость, ее зовут по имени-отчеству. Вот уже год она живет в Харбине...

Когда крутишь педали, хорошо думается. Вспомнился Иван Андреевич Чичаев - начальник отделения в иностранном отделе ОГПУ, где она две недели находилась на стажировке перед выездом в Харбин...

В 1928 году она из Смоленска переехала к первому мужу, который был на партучебе в Москве, а в августе следующего года пригласили на Лубянку. Волнуясь, нашла отдел кадров, а через час была в иностранном отделе. Увидев Ивана Андреевича, почему-то сразу успокоилась. Тот, разливая чай, сказал: "Садись к столу, разведчица", - и улыбнулся. "Как вы меня назвали?" - Разведчицей". "Я же еще девчонка!" - воскликнула она и, смутившись, наклонила голову.

"Что девчонка - это верно". Но профессией твоей стала разведка. Поедешь в Харбин, для работы в нефтяном синдикате - это твое прикрытие".

ЕХАТЬ на велосипеде становится все труднее. Твердый грунт все чаще сменялся укатанным песком. Среди прохожих реже встречаются европейцы, появились рикши. Это пригород Харбина - Фудзидзян, где в основном живет китайское население.

Зоя Ивановна остановилась и спросила у прохожего нужную ей улицу. Садясь на велосипед, поморщилась от боли - правая нога ниже колена была плотно забинтована. Она всего неделю как научилась ездить на велосипеде - ни в Смоленске, ни тем более в Москве ей делать этого не приходилось. А вчера она упала и сильно ободрала правую ногу. Но именно это и поможет ей выполнить задание Центра.

И вот нужная улица. Маленький домик за невысоким палисадником. Проехав мимо, Зоя Ивановна слезла с велосипеда. Огляделась, сняла бинт, оторвав его от засохшей раны. И снова, как вчера, появилась кровь. Щепоткой земли потерла ногу вокруг раны, спрятала бинт и, прихрамывая, направилась к калитке дома. Сделала несколько неуверенных шагов к крыльцу. Навстречу вышла женщина:

Господи! Что с вами?

Упала. Простите, ради Бога, еще не умею как следует ездить.

Проходите. Я принесу теплой воды. Садитесь, садитесь. Зоя Ивановна села и увидела устремленные на нее с противоположной стороны комнаты широко открытые глаза девочки лет четырех. Девочка держала на коленях большую куклу и, не мигая, смотрела на гостью. А та, улыбаясь девочке, спокойно осмотрела комнату, перевела взгляд на свою кровоточащую рану... и похолодела - к засохшему краю раны прилип маленький кусочек нитки от сорванного бинта. Спросила девочку:

Как тебя зовут?

Машенька, какая у тебя красивая кукла! - а в пальцах уже крутила снятый обрывок нитки.

Вошла мать Машеньки с тазиком теплой воды, улыбнулась:

Сейчас я промою вашу рану, а потом...

А потом пили чай, болтали о детях, о жизни в Харбине. Возвращалась Зоя Ивановна уже в сумерках. Не домой, а на конспиративную квартиру. Задание выполнено - установлен контакт с женщиной, муж которой, один из руководящих советских работников в Харбине, месяц назад, бросив семью, бежал в Шанхай, прихватив с собой большую сумму казенных денег.

Затем были частые, по-настоящему дружеские встречи с матерью Маши. Ее рассказ о том, что совершил муж, признание о его нелегальных приездах в Харбин. И, наконец, встреча с ним Зои Ивановны и его согласие явиться с повинной...

МАДАМ ЯРЦЕВА

И НОВЫЙ поворот судьбы. Да какой! С Востока Зою Ивановну перебросили в центр Европы - в Германию и Австрию, затем на север - в Финляндию и Швецию. В Финляндию Зоя Ивановна уехала в качестве заместителя резидента под псевдонимом Ирина и пробыла там с 1935 по 1939 год. Официально она выполняла обязанности руководителя советского представительства "Интурист" в Хельсинки и была известна как мадам Ярцева. В 1936 году в Финляндию резидентом под прикрытием консула приехал Борис Рыбкин. Первоначально у резидента и его зама деловые отношения не складывались. "Мы спорили по каждому поводу! - вспоминала Зоя Ивановна. - Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня". В ответ было приказано помочь новому резиденту войти в курс дела, а потом вернуться к этому вопросу. Но... возвращаться не потребовалось. "Через полгода мы запросили Центр о разрешении пожениться..."

Машина медленно пылит по лесной дороге в пригороде Хельсинки. Вот и поворот у большого валуна, и приметный забор из жердей. Здесь должна состояться встреча с Андреем, нелегальным сотрудником внешней разведки, выполняющим задание Центра по внедрению в руководство ОУНа (Организация украинских националистов).

Но Андрея на месте не оказалось. Машина сделала еще один круг, и вдруг сидевший за рулем Кин (псевдоним Рыбкина) рассмеялся, увидев молодого парня, который сидел на жердях забора, беспечно болтая ногами. Зоя Ивановна удивилась, но потом поняла - Кин и Андрей знали друг друга в лицо.

В дальнейшем Зоя Ивановна уже самостоятельно проводила встречи с Андреем - Павлом Анатольевичем Судоплатовым (в будущем генерал-лейтенантом, начальником специального управления КГБ) и всегда подкармливала его, так кат: он зарабатывал всего 700 финских марок, а 400 отдавал за комнату, которую снимал. ...Как-то, работая в библиотеке Зои Ивановны, я обратил внимание на книгу писателя Анатолия Андреева "Конь мой бежит", выпущенную издательством "Политическая литература" в 1987 году. На первой ее странице я прочитал посвящение хозяйке дома: "На память милой Зоюшке, которая сняла меня с забора. Павел Судоплатов". Он и был автором книги...

ВАЛЬС НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

В МОСКВУ Зоя Ивановна вернулась перед самой войной с Финляндией и занялась аналитической работой. Воскресенская-Рыбкина становится одним из основных аналитиков разведки. К ней стекались важные сведения, в том числе от представителей известной "Красной капеллы" - таких, как "Старшина" и "Корсиканец". По их сообщениям предстояло отгадать дату возможной гитлеровской агрессии. Было заведено агентурное дело "Затея". Такое название оно получило потому, что Сталин не верил до конца разведданным о готовящемся нападении Германии на СССР. Сложность работы состояла еще и в том, что волна репрессий обрушилась и на разведывательные кадры. Очевидно, что данные, полученные разведчиком, который затем объявлялся врагом народа, подвергались сомнению. Трудно было разобраться и в противоречивой информации, исходившей от посла в Берлине Деканозова и резидента Кабулова.

Гитлеровская Германия, прикрывая военные приготовления, демонстрировала внешнюю верность договору от 1939 года и направляла в Москву не только политиков, но и артистов, как, например, группу солистов балета Берлинской оперы. В середине мая 1941 года германское посольство организовало по этому поводу прием. Зоя Ивановна тоже была на этом приеме, официально представляя общество культурной связи с заграницей.

Вот как она описывает в своей книге эпизод общения на приеме с германским послом: "...Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.

Вы не любите танцевать? - спросила я.

Признаться, не люблю, но вынужден, - подчеркнул Шуленбург.

Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила, что на стенах остались светлые пятна от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов".

Зная о готовящемся нападении на СССР, фон Шуленбург не только дал понять это Зое Ивановне, но через несколько дней встретился с послом СССР в Германии Деканозовым и, рискуя жизнью, заявил ему о готовящемся нападении Германии...

С 1941 по 1944 год Зоя Воскресенская находилась в Швеции в качестве пресс-секретаря советского посольства. Послом в Швеции была Александра Михайловна Коллонтай, работавшая с ней в тесном сотрудничестве. Обе, каждая по своей линии, содействовали тому, что 20 сентября 1944 года Финляндия порвала союз с фашистской Германией и подписала перемирие с Советским Союзом.

Из Швеции резидентура советской разведки пыталась наладить прервавшуюся связь с "Красной капеллой". Рыбкин и Воскресенская подобрали человека, который отправился в Берлин по коммерческим делам. Со второй попытки он сумел выполнить задание, но через три-четыре недели из Центра сообщили, что члены "Красной капеллы" арестованы, а Кину приказано отбыть в Москву. По прибытии в Москву Рыбкин был направлен на фронт... Только после войны было установлено, что "Красную капеллу" провалил не посланник резидентуры, а совсем другой человек... С полковника Рыбкина было снято тяжкое обвинение.

После войны Зоя Ивановна Воскресенская продолжала работать в центральном аппарате разведки, доросла до начальника немецкого отдела, выезжала в командировку в Берлин с оперативным заданием.

И вдруг - неожиданный арест Л. Берии. Был арестован как его соратник и Павел Анатольевич Судоплатов. Когда это произошло, Зоя Ивановна выступила в его защиту. Последствия не заставили себя ждать: ее уволили из органов госбезопасности и направили в Воркуту начальником спецчасти одного из лагерей системы ГУЛАГа. Там она прослужила около двух лет.

В 1966 году Зоя Ивановна ушла на пенсию - полковником МВД и по совету матери взялась за перо. Так разведчица Рыбкина стала писательницей Зоей Воскресенской.