и на слова апостола: Если враг твой голоден, накорми его (Римл.12:20), и о злопамятстве.

1. Нисколько, кажется, мы не имели успеха, предложив вам недавно пространную речь о ревности к собраниям (церковным); церковь у нас опять остается без чад. Поэтому опять я принужден быть строгим и тяжелым, - укорять присутствующих, осуждать отсутствующих; последних за то, что они не оставляют своей лености, а вас за то, что не радеете о спасении братий. Я принужден быть тяжелым и строгим не для себя и собственного своего приобретения, но для вас и вашего спасения, которое для меня дороже всего. Кто хочет, пусть огорчается и называет меня тяжелым и бесстыдным; но я не перестану постоянно твердить об одном и том же, потому что для меня нет ничего лучше такого бесстыдства. Может быть, подлинно может быть, что вы, устыдившись если не другого чего, то, по крайней мере, этого, чтобы не слышать непрестанно напоминания об одном и том же, будете когда-нибудь иметь попечение о ваших братиях. Какая мне польза от похвал, если я не буду видеть вас преуспевающими в добродетели? И какой мне вред от молчания слушателей, если я буду видеть возрастающим ваше благочестие? Похвала проповеднику - не рукоплескание, но ревность слушателей о благочестии, не шум во время слушания, но усердие во всякое время. Шумное одобрение, как только вышло из уст, то рассеиваясь в воздухе, исчезает, а исправление слушателей доставляет неоскудевающую и бессмертную награду и говорящему и слушающим. Крик вашего одобрения делает из говорящего славным здесь, а благочестие вашей души доставляет учителю дерзновение пред престолом Христовым. Поэтому, если кто из говорящих желает чего-нибудь, то пусть желает не рукоплесканий, но пользы слушателей. Немаловажное зло - нерадение о братиях, но достойное крайнего мучения и неизбежного наказания. Это показал пример зарывшего талант в землю. Он не подвергся никакому осуждению за собственную жизнь и не сделал ничего худого в скрытии таланта, потому что возвратил его целым; и, однако, оказался виновным в способе употребления денег. Он не удвоил вверенного, и за это был наказан. Отсюда видно, что, хотя бы мы были усердны и внимательны, хотя бы имели великую охоту к слушанию божественных

Писаний, этого не достаточно для нашего спасения. Должно

Удвоять вверенный залог; удвоенным же он делается тогда, когда вместе с собственным спасением мы принимаем на себя попечение и о других. Тот сказал: вот тебе твое целым; но этого недостаточно было для его оправдания. Надлежало тебе говорит Господь, отдать вверенное торгующим (Мф.25: 25-27). И заметь, как легки заповеди Господа. Люди заставляют отдающих в займы деньги господина отвечать и за их возвращение; ты отдал, говорят, ты и требуй назад; мне нет никакого дела до того, кто взял. Но Бог поступает не так; Он повелевает только отдать, а за возвращение уже не делает нас ответственными. Во власти говорящего - советовать, а не производить убеждение. Поэтому я делаю, говорит Он, тебя ответственным за отдачу, а не за возвращение. Что легче этого? Между тем раб называл жестоким Господа, столь кроткого и человеколюбивого. Таковы привычки рабов неблагодарных и нерадивых: они всегда слагают вину своих грехов на господ. За это он и был наказан и связанный отведен во тьму кромешную. Чтобы и нам не подвергнуться тому же, будем передавать учение братиям, хотя бы они слушались, хотя бы не слушались. Слушаясь, они принесут пользу и себе и нам, а, не слушаясь, они на себя навлекут неизбежное наказание, нам же не могут причинить ни малейшего вреда. Мы сделали свое дело, подав совет; если же они не послушаются, то нам не может быть от этого никакого вреда. Предосудительно не то, когда мы не произвели убеждения, а то, когда не подали совета; после совета и увещания, частого и непрестанного, Бог потребует отчета уже не от нас, а от них. Я желал бы точно знать, что вы стараетесь убеждать их, и постоянно ли остаются они в нерадении: тогда я не стал бы беспокоить вас; но теперь боюсь, не от вашей ли небрежности и беспечности они остаются неисправимыми. Невозможно, в самом деле, чтобы человек, непрестанно слушающий увещания и наставления, не сделался лучшим и усерднейшим. Простонародна пословица, которую я намереваюсь сказать, но и она подтверждает тоже самое. Капля воды, говорится, долбит камень непрестанным своим падением. Что уж мягче воды? И что тверже камня? Однако постоянство побеждает природу. Если же постоянство побеждает природу, то гораздо более оно может преодолеть волю. Христианство не шутка, возлюбленные, и немаловажное дело. Непрестанно мы говорим это, и нисколько не имеем успеха.

2. Как, думаете вы, огорчаюсь я, припоминая, что в праздники множество собравшихся уподобляется обширным водам моря, а теперь не собралась и малая часть из того множества?

Где же теперь те, которые теснили нас в праздники? Их я ищу, об них скорблю, представляя, какое погибает множество призываемых ко спасению, какую терплю я потерю братий, как мало число спасающихся, и большая часть тела церкви уподобляется мертвому и неподвижному телу. Но, скажут, что до этого нам? К вам особенно и относится это, к вам, которые не заботитесь о них, не убеждаете и не советуете, к вам, которые не принуждаете их, не влечете насильно и не отклоняете от великого нерадения. Не для себя самого только должно быть полезным, но и для многих, как показал Христос, назвав нас солью, закваскою и светом (Мф.5:13,14). Эти предметы полезны и благодетельны для других. Так светильник светит не для себя самого, но для находящихся во мраке; и ты - светильник, не для того, чтобы ты один пользовался светом, но чтобы руководил заблудшего. Что пользы в светильнике, если он не светит находящемуся во мраке? Что пользы и в христианине, если он никому не приносит пользы, никого не руководит к добродетели? Также соль не себя только поддерживает, но укрепляет и сгнивающие тела, не допускает им портиться и погибать. Так точно и ты: если Бог сделал тебя солью духовною, то поддерживай и укрепляй гниющие члены, т.е. беспечных и нерадивых из братий, и избавив их от беспечности, как бы от некоторой гнилости, соедини с прочим телом Церкви. Потому Он назвал тебя и закваскою (Мф.13: 33): закваска не себя заквашивает, но прочее смешение, великое и безмерное, хотя сама она мала и незначительна. Так точно и вы: хотя вы и малы числом, но будьте велики и сильны верою и усердием по Богу. Как закваска, не смотря на свою малость, не бывает бессильною, но действует по причине заключающейся в ней теплоты и свойственной ей силы, так точно и вы можете гораздо больших возбудить к одинаковой с вами ревности, если захотите. Но могут ссылаться на жар, потому что я слышу, как говорят: теперь сильная духота, несносный жар, мы не можем переносить затруднений и тесноты в толпе, обливаясь потом и изнемогая от жара и тесноты. Мне стыдно за таких людей, поверьте; это - отговорки женщин, или - лучше - отговорки недостаточные для оправдания и их, у которых тела нежнее и природа слабее. Хотя и стыдно опровергать такое оправдание, однако это необходимо. Если они не стыдятся представлять такие отговорки, то тем более не должно стыдиться нам, опровергая их. Что же скажу я представляющим такие отговорки? Я хочу напомнить им о трех отроках, бывших в печи и пламени, которые, видя огонь, со всех сторон окружав-

Ший их, объявший и тело их, и глаза, и самое дыхание, не переставали петь с тварями священную и таинственную песнь Богу, но стоя тогда посреди пламени, усерднее, чем находящиеся на лугу, воссылали славословие общему всех Господу; а вместе с этими тремя отроками и о львах вавилонских, о Данииле и его рве (Дан.6:24). И не только об этом прошу их вспомнить, но и о другом рве и пророке, о погрязшем в тине до самой шеи Иеремии (Иер.38:6). Вышедши из рвов, я хочу ввести ссылающихся на жар в темницу и показать там Павла и Силу, связанных колодкою, обремененных ранами и язвами, пораженных по всему телу множеством ударов, и в полночь воспевающих Бога и совершающих это священное всенощное бдение (Деян.16:25). Не безрассудно ли, тогда как эти святые, находясь в печи, в огне, во рве, посреди зверей, в тине, в темнице, в колодке, в ранах, под стражею и среди невыносимых бедствий, никогда не ссылались ни на что подобное, но с великою готовностью и пламенным усердием постоянно пребывали в молитвах и священных песнопениях, мы, не потерпев ни малого, ни великого из исчисленных бедствий, по причине жара, малой теплоты и пота пренебрегаем собственным своим спасением и, оставив здешние собрания, блуждаем вне, растлеваясь в собраниях, не имеющих ничего здравого? Такова роса божественных изречений, и ты ссылаешься на жар? Воду , говорит Христос, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4:14), и еще: кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (Ин.7:38). Ты, имея источники и реки духовные, скажи мне, боишься жара чувственного? А на торжище, где такой шум, теснота и великий зной, скажи мне, почему ты не жалуешься на духоту и жар? Не можешь ты сказать, что там можно наслаждаться прохладнейшим воздухом, а здесь у нас собрался весь удушливый жар; совершенно напротив, здесь и от лежащих на полу плит и от прочих удобств в устройстве храма, - потому что он поднимается на огромную высоту, - воздух легче и прохладнее, а там везде сильные лучи солнца, великая теснота, дым и пыль, и другие гораздо большие неприятности. Отсюда видно, что эти безрассудные отговорки происходят от беспечности, от души нерадивой и лишенной пламени Духа.

3. Об этом распространяюсь я теперь не столько для них, сколько для вас, которые не привлекают их, не отклоняют от беспечности и не приводят к этой спасительной трапезе. И слуги, намереваясь исполнить общую службу, призывают сво-

Их сослуживцев, а вы, намереваясь совершить эту духовную службу, не заботитесь о своих сослуживцах, лишающихся пользы. А что, скажешь, если они сами не хотят? Сделай, чтобы они захотели, непрестанною настойчивостью; если они увидят нашу настойчивость, то непременно захотят. Но это - предлог и отговорка. Сколько здесь отцов, с которыми не стоят вместе сыновья их? Неужели трудно было тебе привести с собою и детей? Отсюда видно, что и прочие остаются вне (церкви) не только по собственной своей беспечности, но и по вашему пренебрежению. Если же не прежде, то по крайней мере теперь исправьтесь, и пусть приходит в церковь каждый с своим сочленом, и отец сына, сын отца, мужья жен, жены мужей, господин раба, брат брата, друг друга, пусть побуждают и привлекают в здешнее собрание; или - лучше - не только друзей, но и врагов будем призывать в эту общую сокровищницу благ. Когда враг увидит твою заботливость о нем, то непременно прекратит вражду.

Скажи ему: неужели ты не стыдишься иудеев, которые с такою точностью соблюдают субботу и с самого вечера прекращают всякие работы? Как только они увидят в пятницу, что солнце склоняется к западу, то прекращают договоры и оканчивают торговлю; и если кто, купив что-нибудь у них пред вечером, придет вечером и принесет плату, то они не позволяют себе принять ее и получить серебро. Но что я говорю о плате за проданное и о договорах? Если бы предстояло получить сокровище, то они скорее решились бы лишиться прибыли, нежели нарушить закон. Так иудеи соблюдают закон, и притом безвременно, и с такою точностью держатся они установления, которое не приносит им никакой пользы, но еще вредит; а ты, который выше тени, удостоился видеть Солнце правды, стремишься к небесной жизни, принял истину, не оказываешь усердия даже одинакового с теми, которые безвременно прилежат к недоброму делу, но, будучи призываем сюда на малую часть дня, не хочешь употребить и этого времени на слушание божественных изречений? Какое же, скажи мне, можешь ты получить прощение? Какое можешь сказать основательное и справедливое оправдание? Невозможно, невозможно столь беспечному и нерадивому получить когда-нибудь прощение, хотя бы он тысячекратно ссылался на нужды житейских дел. Разве ты не знаешь, что, если ты пришедши помолишься Богу и примешь участие в здешнем собрании, то предстоящие тебе дела будут гораздо успешнее? Ты имеешь житейские заботы? Для них и приходи сюда, чтобы, приобрести благоволение Божие пребыва-

Нием здесь, ты вышел с безопасностью, чтобы тебе иметь Бога помощником, чтобы тебе сделаться непобедимым для бесов при помощи вышней Десницы. Если ты воспользуешься молитвами отцов, примешь участие в общей молитве, выслушаешь божественные изречения, приобретешь помощь Божию, и таким образом выйдешь отсюда огражденный этим оружием, то и сам диавол не посмеет взглянуть на тебя, не только что злые люди, которые стараются злословить и клеветать. Если же ты выйдешь из дома на торжище без этого оружия, то легко будешь уловляем всеми врагами. Оттого многое и в общественных и частных делах идет у нас не по нашему желанию, что мы не о духовном наперед заботимся, а потом о житейском, но извратили порядок. От этого и правильный ход дела извратился, и все у нас исполнилось великого смятения. Как, думаете вы, огорчаюсь я и скорблю, когда подумаю, что при наступлении торжества и праздника стекается весь город, хотя бы никто не приглашал, - а по прошествии торжества и праздника, хотя бы мы провели весь день, надрываясь и приглашая вас, никто не внимает? Часто представляя это в уме, я тяжко вздыхал и говорил самому себе: для чего предлагать увещание или совет, когда вы делаете все просто и по привычке и нисколько не становитесь усерднейшими от нашего наставления? Если в праздники вы нисколько не нуждаетесь в нашем увещании, а по прошествии их нисколько не пользуетесь нашим наставлением, то не делаете ли излишними наши слова, сколько это зависит от вас?

4. Может быть, многие из слушающих это негодуют. Но не так думают беспечные; иначе они оставили бы свое нерадение, подобно нам, которые каждый день заботятся о вас. Получаешь ли ты столько прибыли от внешних дел, сколько причиняешь вреда самому себе? Невозможно из другого собрания или общества выходить с такою пользою, какую доставляет пребывание здесь, - укажешь ли на судилище, или на место совещаний, или на сам царский дворец. Не управление народами и городами, не распоряжение войсками преподаем мы приходящим сюда, но другую власть, важнее самого царствования, или - лучше - не мы преподаем, но благодать Духа.

Какая же это власть, важнее царствования, которую получают приходящие сюда? Здесь они научаются господствовать над постыдными страстями, царствовать над порочною похотью, удерживать гнев, подавлять зависть, порабощать тщеславие. Не столько важен царь, сидящий на царском престоле и облеченный диадемою, сколько человек, возведший в самом себе здра-

Вый разум на престол власти над рабскими страстями и облекши свою голову господством над ними, как бы некоторою блистательной диадемой. Что пользы, скажи мне, в багрянице, в золотых одеждах и венце с дорогими камнями, когда душа пленена страстями? Что пользы от внешней свободы, когда господственная способность в нас раболепствует постыдным и жалким образом? Как тогда, когда горячка скрывается в глубине и сжигает все внутренности, нет никакой пользы от того, что поверхность тела не терпит ничего подобного, так и тогда, когда у нас душа терзается внутренними страстями, нет пользы ни от внешней власти, ни от царского седалища, если ум с великим насилием низвергается с престола владычества над страстями, покоряется им и страшится их восстания. Чтобы этого не было пророки и апостолы отовсюду стекаются укротить наши страсти, исторгнуть из нас всякое свирепое безрассудство и преподать нам власть важнее царствования. Поэтому я и говорил, что лишающие себя такого попечения получают смертельную рану, испытывая такой вред, какой не испытывается ни от чего другого; а напротив, приходящие сюда получают такую пользу, какой не могли бы получить ни от чего другого, как и доказано было в нашей беседе. Да пусть не являются пред лице Мое с пустыми руками , говорил закон (Исх.23:15), т.е. не приходи без жертв. Если же не должно входить без жертв в дом Божий, то тем более не должно - в собрания к братиям; лучшая та жертва и приношение, когда ты войдешь сюда с душою. Не видите ли, как ученые голуби, вылетая, увлекают за собою и других? Так будем поступать и мы. В самом деле, какое будет у нас оправдание, когда бессловесные животные могут уловлять подобных себе животных, а мы, отличенные словом и мудростью, пренебрегаем такою ловлею? В прежней беседе, убеждая вас, я говорил: пусть каждый из вас подходит к домам ближних, вышедших ожидает, удерживает и ведет к общей матери; пусть подражает людям пристрастным к зрелищу, которые, со всем усердием собираясь вместе, с раннего утра ожидают этого беззаконного зрелища. Но такое увещание наше нисколько не имело успеха. Поэтому я опять говорю, и не перестану говорить, пока не произведу убеждения. Никакой пользы не принесет слушание, если оно не будет сопровождаться деятельностью. Даже мы навлечем на себя тягчайшее наказание, если, непрестанно слушая одно и тоже, не будем исполнять ничего из сказанного. А что за это предстоят тягчайшее наказание, послушай Христа, который говорит: если бы Я не пришел и не говорил им,

то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем (Ин.15:22); и апостол говорит: не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут (Римл.2:13). Это говорит он к слушающим; а чтобы научить и говорящего, что и ему не будет никакой пользы от учения, если учение его не будет сопровождаться деятельностью и соответственною слову жизнью, послушай, как обращаются к нему и апостол и пророк. Один говорит: грешнику же говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои, а сам ненавидишь наставление Мое и слова Мои бросаешь за себя? (Пс.49:16,17). Также и апостол, обращаясь к тем, которые слишком много думают о себе за свое учение, говорит так: и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев; как же ты, уча другого, не учишь себя самого? (Рим.2:19,20,21)? Если же ни мне говорящему моя речь, ни вам слушающим слушание не может принести пользы без исполнения того, что говорится, но еще служит к большему осуждению, то не будем ограничивать нашего усердия только слушанием, но станем исполнять сказанное на деле. Хорошо - заниматься постоянно слушанием божественных изречений; но это добро бывает бесполезно, когда оно не соединяется с пользою, происходящею от послушания. Итак, чтобы вам не напрасно собираться сюда, со всем усердием, как я часто просил и не перестану просить, приводите к нам братий, убеждайте заблуждающихся, советуйте не словом только, но и делом. Лучшее наставление - наставление образом жизни, наставление деятельностью. Хотя бы ты ничего не говорил, но, вышедши из собрания, своим видом, взором, голосом, походкою и всяким другим положением тела показал отсутствовавшим людям ту пользу, какую ты получил здесь, то этого достаточно для наставления и увещания. Нам должно выходить отсюда так, как из неприступного святилища, как бы мы сошли с самых небес, став скромными, любомудрыми, говорящими и делающими все благопристойно; и жена, видя своего мужа возвращающегося из собрания, и отец сына, и сын отца, и раб господина, и друг друга, и враг врага, все пусть чувствуют, какую пользу мы получаем здесь; а они почувствуют, если увидят, что вы сделались более скромными, более благочестивыми. Представь, в какие посвящен тайны ты, посвященный в них, с кем вместе ты возносишь таинственную песнь, с кем взываешь Трисвятое. Научи находящихся вне, что ты ликовал вместе с серафимами, что ты принадлежишь к высшему сонму, что ты причислен к лику ангелов, что ты беседовал с Господом,

Что ты обращался со Христом. Если мы так настроим себя, то по выходе отсюда, не будем нуждаться в словах для отсутствующих, но по нашей пользе они почувствуют собственную потерю, и скоро прибегнут, чтобы получить то же. Видя красоту вашей души, проявляющуюся в самых чувствах, они, хотя бы были нерадивее всех, проникнутся любовью к вашему благообразию. В самом деле, если красота телесная трогает взирающих на нее, то гораздо более благообразие душевное может тронуть зрителя и возбудить к соревнованию. Будем же украшать нашего внутреннего человека, и то, что говорится здесь, будем помнить вне, потому что там особенно благовременно воспоминать об этом. Как ратоборец, чему научится в училище ратоборства, то и показывает при подвигах, так точно и нам, чему мы научимся здесь, то и должно показывать во внешних делах.

5. Итак, помни то, что говорится здесь, чтобы, когда выйдешь и нападет на тебя диавол - или посредством гнева, или посредством тщеславия, или посредством другой какой-нибудь страсти - ты, вспомнив о здешнем учении, мог легко уклониться от сетей лукавого. Не видите ли вы на поприщах ратоборства, как учители юношей, после бесчисленных подвигов, по причине старости, получившие, наконец, увольнение от ратоборства, сидя вне оград близ самой пыли, подсказывают находящимся внутри и вступающим в борьбу, чтобы они схватили руку, чтобы увлекли ногу, чтобы взялись за спину, и много другого подобного говорят, например: если сделаешь то и то, тогда легко сразишь противника, - и таким образом весьма много помогают ученикам? Так и ты взирай на учителя твоего, блаженного Павла, который после бесчисленных венцов, находясь теперь вне поприща, т.е. настоящей жизни, подсказывает нам подвизающимся и взывает посредством посланий, когда видит одержимых гневом и злопамятством и терзаемых какою-нибудь страстью: если враг твой голоден, накорми его (Рим.12:20). И как учитель юношей говорит: если сделаешь то и то, тогда преодолеешь противника, так и он прибавляет: Делая сие, ты соберешь ему на голову горящие угол я". Но между тем, как я читаю эту заповедь, представляется вопрос, который, по-видимому, рождается из нее и многим подает повод говорить против Павла, который я и хочу предложить вам сегодня. Что же волнует мысли тех, которые не хотят исследовать все тщательно? Павел, говорят, отклоняя от гнева и убеждая быть кроткими и добрыми к ближним, еще более раздражает их и располагает к гневу. В самом деле, в словах: если враг твой голоден, накорми

его; если жаждет, напой его , содержится заповедь прекрасная, исполненная любомудрия и полезная как для делающего, так и для получающего это; но следующие затем слова приводят в великое недоумение и, по-видимому, не согласны с мыслью, выраженною в первых. В чем же это? В том, что он говорит: . Этими словами, говорят, он причиняет вред и делающему и получающему благодеяние, обжигая голову последнего и налагая на нее горячих угольев. В самом деле, может ли быть столько добра от напитания и напоения, сколько зла от наложения кучи угольев? Таким образом, и получающему благодеяние, говорят, он делает зло, подвергая его большему наказанию, а с другой стороны и оказывающему благодеяние причиняет вред, потому что и последний какую может получить пользу от благодеяния врагам, если будет делать это в надежде навлечь на них наказание? Кто питает и поит врага для того, чтобы собрать горячие уголья на голову его, тот не может быть человеколюбивым и добрым, но бесчеловечен и жесток, - посредством малого благодеяния причиняя невыразимое мучение. Что, в самом деле, может быть жесточе питающего для того, чтобы собрать горячие уголья на голову питаемого? Таково возражение. Теперь надобно предложить и разрешение, чтобы ты из того самого, что, по-видимому, унижает слова заповеди, ясно увидел всю мудрость законодателя. Какое же это разрешение?

Хорошо знал этот великий и доблестный муж, что тяжелое и трудное дело - скоро примириться с врагом, тяжелое и трудное не по своему свойству, но по нашему нерадению. Притом он заповедал не только примириться, но и напитать, что гораздо тяжелее первого: если некоторые, только видя своих оскорбителей, ожесточаются, то как они решились бы напитать их алчущих? Но что я говорю: видя? Если кто напомнит об них и произнесет одно только имя их, то растравляет рану в душе нашей и усиливает раздражение. Поэтому-то Павел, зная все это и желая неудобоисполнимое и трудное сделать удобным и легким, и расположить того, кто не хочет даже видеть своего врага, сделаться его благодетелем, прибавил горящие уголья , чтобы он, побуждаясь надеждою наказания, решился на благодеяние оскорбившему его. Как рыбак, закрыв уду со всех сторон приманкою, бросает ее рыбам, чтобы они, прибегая к обычной пище, удобнее были пойманы и удержаны, так точно и Павел, желая расположить обиженного делать благодеяние обидевшему, предлагает не пустую уду любомудрия, но, закрыв ее горячими угольями, как бы некоторою приманкою, надеждою

Наказания склоняет оскорбленного к благодеянию оскорбителю; а когда тот уже склонился, то удерживает его и не допускает удалиться, так как самое свойство дела привязывает его к врагу, и как бы так говорит ему: если ты не желаешь по благочестию напитать обидчика, то напитай по крайней мере в надежде наказания. Он знает, что, если тот приступит к такому благодеянию, то будет начат и продолжится путь к примирению. Никто, ведь никто не может иметь врагом того, которого он питает и поит, хотя бы вначале он и делал это в надежде наказания. Время в своем течении ослабляет и силу гнева. И как рыбак, если бы бросил пустую уду, не поймал бы рыбы, но, закрыв ее, незаметным образом внедряет уду в уста приближающегося животного, так и Павел, если бы не предложил надежду наказания, не убедил бы обиженных приступить к благодеянию обидевшим. Поэтому желая тех самых, которые уклоняются, негодуют и раздражаются при одном взгляде на врагов, склонить к величайшим благодеяниям для них, он предложил горящие уголья - не для того, чтобы подвергнуть тех неизбежному наказанию, но чтобы, убедив обиженных надеждою наказания оказывать благодеяния врагам, убедить их с течением времени оставить и весь свой гнев.

6. Так он утишил оскорбленного; посмотри же, как он примиряет и оскорбившего с обиженным. И во-первых - самым способом благодеяния, потому что никто не может быть так низок и бесчувственен, чтобы, получая питье и пищу, не захотел быть рабом и другом того, кто делает это для него; а во-вторых - страхом наказания. По-видимому, к питающему обращает он слова: делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья ; но преимущественно они направлены против оскорбителя, чтобы по страху наказания он не остался навсегда врагом, но, зная, что пища и питие весьма много могут повредить ему, если он останется постоянно при своей вражде, прекратил бы гнев. Таким образом, он в состоянии будет погасить горячие уголья. Так наказание и предстоящее мучение располагает оскорбленного благотворить оскорбившему, и оскорбителя устрашает, исправляет и заставляет примириться с тем, кто питает и поит его. Следовательно, двойными узами он соединяет обоих их между собою, - узами благодеяния и наказания. Трудно начать и сделать приступ к примирению; а когда он сделан каким бы то ни было образом, тогда все последующее будет легко и удобно. Хотя бы оскорбленный сначала питал своего врага в надежде наказания ему, но, чрез самое питание, сделавшись его другом, он может отвергнуть желание наказания,

Потому что, сделавшись другом, он уже не станет питать примирившегося с ним в таком ожидании. Также и обидчик, видя, что обиженный вознамерился питать и поить его, поэтому самому и по страху предстоящего ему наказания, оставит всякую вражду, хотя бы он был тысячекратно жесток, как железо и адамант, стыдясь благорасположенности питающего и опасаясь предстоящего ему наказания, если и по принятии пищи он останется врагом.

Поэтому-то апостол и не остановился здесь в своем увещании, но когда уничтожил гнев того и другого, тогда исправляет и расположение их и говорит: не будь побежден злом (Рим.12:21). Если, говорит, ты остаешься злопамятным и мстительным, то, по-видимому, ты побеждаешь его, а между тем сам побеждаешься злом, т.е. гневом, так что, если хочешь победить, то примирись и не мсти. Блистательная победа - та, когда ты побеждаешь зло добром, т.е. незлопамятством, оставив гнев и злопамятство. Но этих слов сначала не принял бы оскорбленный и пылающий гневом. Поэтому апостол, когда насытил его гнев, тогда представил ему и лучшее побуждение к примирению и не дозволил оставаться при дурной надежде наказания. Видишь ли мудрость законодателя? А дабы ты убедился, что по немощи тех, которые иначе не хотели примириться между собою, он предложил такую заповедь, - послушай, как Христос, предлагая ту же самую заповедь, назначил не ту же самую награду, но сказав: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас , - что и значит питать и поить - не присовокупил: делая это, вы собираете горячие уголья на головы их, но что? да будете подобны Отцу вашему, Небесному (Мф.5:44). И справедливо. Он беседовал с Петром, Иаковом и Иоанном и с ликом прочих апостолов; потому он и назначил такую награду. Если же скажешь, что при всем том заповедь эта тяжела, то опять еще более ты дашь нам возможность оправдать Павла, а себя самого лишишь всякого оправдания. Почему? Потому что - я покажу тебе - это дело, которое кажется тяжелым, было исполняемо даже в ветхом завете, когда еще не было проявляемо такого любомудрия. Поэтому и Павел не собственными словами выразил заповедь, но употребил те самые слова, которыми выразился вначале предложивший эту заповедь, чтобы не оставалось никакого оправдания не исполняющим ее. Слова: если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою употребил первый не Павел, но Соломон (Притч.25:21,22). Потому он и употребил эти слова, чтобы убедить слушателя, что весьма постыдно - древний закон, кото-

Рый часто был исполняем и ветхозаветными, теперь - при таком высоком любомудрии - считать тяжелым и трудным. А кто, скажут, из ветхозаветных исполнял его? Многие, особенно же Давид с большею полнотою. Он не только напитал и напоил врага, но и находящегося в опасности неоднократно избавлял от смерти и, имея возможность умертвить его, пощадил и раз, и два, и многократно. Саул так не терпел и ненавидел его после бесчисленных его благодеяний, после блистательных побед и спасения от Голиафа, что не мог даже слышать его имени и называл его по имени отца. Так некогда, при наступлении праздника, когда он составил против Давида некоторый умысел и приготовил злые козни, но не видел его пришедшим, спросил: где сын Иессеев (1Цар.20:27); назвал его по имени отца, как не желая по вражде вспомнить его имени, так и думая незнатностью отца помрачить знаменитость праведника, - жалко и несчастно думая, потому что, хотя бы он и мог порицать за что-нибудь отца, это нисколько не вредило Давиду. Каждый отвечает за свои дела, и за них только может быть одобряем или порицаем. А здесь он, не могши сказать о Давиде ничего худого, выставлял на вид незнатность его происхождения, надеясь таким образом помрачить его знаменитость; это было крайне безумно. Какая, в самом деле, вина - происходить от незнатных и уничиженных родителей? Но он не умел так любомудрствовать. Итак, Саул называл Давида сыном Иессеевым; а Давид, нашедши его спящим внутри пещеры, назвал его не сыном Кисовым, но именем почетным: меня же да не попустит Господь , сказал он, поднять руку мою на помазанника Господня (1Цар.26:11). Так он чист был от гнева и всякого злопамятства! Он называет помазанником Господним того, который, столько обижал его, жаждал его крови, после бесчисленных благодеяний часто старался умертвить его. Он не смотрел на то, что достоин был потерпеть Саул, но смотрел на то, что нужно было сделать или сказать ему самому; это - высший предел любомудрия. Как? Захватив врага, как бы в темнице, связанного двойными, или - лучше - тройными узами, и теснотою места, и отсутствием помощников, и нуждою сна, ты не требуешь от него отчета и не подвергаешь его наказанию? Нет, говорит; я смотрю теперь не на то, что достоин потерпеть он, а на то, что следует делать мне. Он не смотрел на легкость убийства, но смотрел на выполнение свойственного ему любомудрия. Между тем, что из тогдашних обстоятельств недостаточно было для побуждения его к убийству? То ли, что враг был предан ему связанным? Вы, конечно, знаете, что как

Скоро мы приступаем к делам легким, и надежда на исполнение пробуждает в нас большее желание действовать, как было тогда и с ним.

Военачальник ли, советовавший тогда и побуждавши его? Воспоминание ли о прошедшем? Но ничто не побудило его к убийству; напротив, сама легкость убийства отклонила его от этого. Он думал, что Бог для того предал ему врага, чтобы доставить ему повод и случай к большему любомудрию. Итак, вы, может быть, удивляетесь, что он не вспомнил ни об одном из прошедших своих бедствий; я же гораздо больше удивляюсь ему еще по другой причине. По какой? По той, что и страх будущего не побудил его к умерщвлению врага. Он хорошо знал, что Саул, избегнув рук его, опять восстанет против него; но решился лучше сам подвергаться опасности, пощадив врага, чем для собственной безопасности убить неприятеля. Что может сравниться с этою великой и благородной душою, которая, тогда как закон повелевал вырывать око за око и зуб за зуб и воздавать равным (Втор.19:21), не только не сделал этого, но показал еще большее любомудрие? Между тем, если бы он и убил тогда Саула, то и тогда не лишился бы похвалы за любомудрие, не только потому, что отомстил, не первый, начав насилие, но и потому, что закон: око за око - исполнил бы с большою кротостью. Не за одно убийство воздал бы одним убийством, но за много смертей, которыми тот угрожал ему, не раз и не два, но многократно стараясь убить его, он воздал бы одною смертью; или - лучше - не только это, но и то, что опасность в будущем расположила его к мщению, и это вместе с вышесказанным доставило бы ему целый венец терпения. В самом деле, кто гневается и домогается наказания за сделанное ему прежде, тот не может получить похвалу за терпение; а того, кто, оставив все прошедшее, многое и тяжкое, опасался за будущее и заботился о своей безопасности, и потому принужден был обратиться к мщению, никто не лишил бы венцов кротости.

7. Но Давид не сделал этого, а показал необыкновенное и дивное любомудрие. Ни воспоминание о прошедшем, ни страх будущего, ни совет военачальника, ни пустынность места, ни удобность убийства, и ничто другое не побудило его к убийству, но как бы благодетеля, сделавшего ему много добра, так он пощадил врага и обидчика. Какое же оправдание будем иметь мы, которые помним прошедшие проступки и мстим оскорбившим нас, тогда как этот невинный, претерпевший столько зол и ожидавший еще больших и тягчайших по избавлении

Врага, щадил его так, что решился лучше сам подвергаться опасности и жить в страхе и трепете, чем по справедливости убить того, кто намеревался сделать ему множество зла?

Так любомудрие Давида можно видеть из того, что он не только не убил врага, при такой нужде, но даже не произнес против него и хульного слова, которого притом оскорбляемый не мог бы и услышать. Мы часто и о друзьях отсутствующих говорим худое, а он не поступил так и с врагом, сделавшим ему столько зла. Итак, из этого можно видеть его любомудрие; человеколюбие же его и попечительность видны из того, что сделал он после. Отрезав край одежды и взяв сосуд для воды (1Цар.24:5; 26:13), отошедши далеко и ставши, он воззвал и показал это пощаженному, поступив так не из тщеславия и честолюбия, но, желая делами убедить его, что напрасно и тщетно тот считал его врагом, и, надеясь чрез это расположить его к дружелюбию. Впрочем, и таким образом не убедив его и имея возможность убить его, он опять решился лучше удалиться из отечества и жить в чужой стране и бедствовать каждый день, добывая себе необходимое пропитание, нежели, оставаясь дома, оскорблять обидчика. Что может быть кротче его души? Поистине справедливо говорил он: вспомни, Господи, Давида и все сокрушение его (Пс.131:1). Будем же подражать ему и мы; не будем ни говорить, ни делать худого врагам, но будем даже благодетельствовать им по силам; чрез это мы сделаем больше добра самим себе, нежели им. Если вы будете прощать людям согрешения их , сказал Господь, то простит и вам Отец ваш Небесный (Мф.6:14). Прости грехи раба, чтобы тебе получить прощение грехов от Господа; если он сильно оскорбил тебя, то, чем больше ты простишь, тем большее и сам получишь прощение. Потому мы и научены говорить: прости нам, как и мы прощаем , (Мф.6:12), чтобы мы знали, что мера прощения первоначально зависит от нас. Таким образом, чем больше зла сделает нам враг, тем больше окажет благодеяний. Поспешим же и постараемся примириться с обидевшими нас, справедливо ли или несправедливо они гневаются. Если ты примиришься здесь, то избавишься от суда там; если же вражда останется, между тем наступившая смерть прекратит ненависть, то там необходимо постигнет тебя суд. Как многие из людей, ссорящихся друг с другом, если решают ссору между собою дружелюбно вне судилища, то избавляются от убытка, страха и многих опасностей, полагая конец ссоре по желанию обеих сторон, если же обращаются к судье, то бывает часто и трата денег, и наказание, и нескончаемая остается вражда, так точно

И здесь, если мы прекратим вражду в настоящей жизни, то избавимся от всякого наказания, если же, оставшись врагами, придем на то страшное судилище, то непременно подвергнемся крайнему осуждению по определению Судии, и получим неизбежное наказание оба: и несправедливо гневающийся - за то, что несправедливо гневается, и справедливо гневающийся - за то, что злопамятствовал, хотя и по справедливости, потому что, хотя бы мы и несправедливо терпели зло, нужно давать прощение обидевшим. Посмотри, как Господь располагает и побуждает несправедливо обидевших мириться с обиженными. Если , говорит Он, ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, пойди прежде примирись с братом твоим (Мф.5:23,24). Не сказал: приготовь, принеси жертву, но: примирись , и тогда принеси. Оставь ее, говорит, пусть она лежит, чтобы необходимость ее принесения заставила тебя невольно идти для примирения с гневающимся справедливо. Посмотри еще, как Он побуждает идти к оскорбившему нас, когда говорит: прощайте должникам вашим, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши (Мк.11:25). Не малую назначил он награду, но весьма много превышающую важность самого дела. Итак, помня все это и представляя воздаяние, назначенное за это, и то, сколь небольшого труда и старания нужно для заглаждения грехов, будем прощать оскорбившим нас. Чего другие едва достигают посредством поста, воздыханий, молитв, вретища, пепла и многократного раскаяния, т.е. заглаждения грехов своих, того нам можно легко достигнуть без вретища, пепла и поста, если только мы истребим из души гнев, и будем искренно прощать обидевшим нас. Бог же мира и любви, исторгнув всякое раздражение, озлобление и гнев из души нашей, да даст нам, как сочленам, тесно соединиться друг с другом, и согласно, одними устами и одною душою, постоянно воссылать Ему подобающие благодарственные песнопения Ему слава и держава во веки веков. Аминь.


Страница сгенерирована за 0.02 секунд!

Свт. Иоанн Златоуст

Аще убо алчет враг твой, ухлеби его: аще ли жаждет, напой его. Сие бо творя,

Павел, го­ворят, отклоняя от гнева и убеждая быть кроткими и добрыми к ближним, еще более раздражает их и располагает к гневу. В самом деле, в словах: «если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его », содержится заповедь прекрасная, исполненная любомудрия и полезная как для делающего, так и для получающего это; но следующие затем слова приводят в великое недоумение и, по-видимому, не согласны с мыслью, выра­женною в первых. В чем же это? В том, что он говорит: «делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья». Этими словами, говорят, он причиняет вред и делающему и получающему благодеяние, обжигая голову последнего и налагая на нее горя­чих угольев. В самом деле, может ли быть столько добра от напитания и напоения, сколько зла от наложения кучи угольев? Таким образом, и получающему благодеяние, говорят, он де­лает зло, подвергая его большему наказанию, а с другой сто­роны и оказывающему благодеяние причиняет вред, потому что и последний какую может получить пользу от благодеяния вра­гам, если будет делать это в надежде навлечь на них нака­зание? Кто питает и поит врага для того, чтобы собрать горячие уголья на голову его, тот не может быть человеколюбивым и добрым, но бесчеловечен и жесток, – посредством малого благодеяния причиняя невыразимое мучение. Что, в самом деле, может быть жесточе питающего для того, чтобы собрать горячие уголья на голову питаемого? Таково возражение. Теперь надобно предложить и разрешение, чтобы ты из того самого, что, по-видимому, унижает слова заповеди, ясно увидел всю мудрость законодателя. Какое же это разрешение?

Хорошо знал этот великий и доблестный муж, что тяжелое и трудное дело – скоро примириться с врагом, тяжелое и труд­ное не по своему свойству, но по нашему нерадению. Притом он заповедал не только примириться, но и напитать, что го­раздо тяжелее первого: если некоторые, только видя своих оскор­бителей, ожесточаются, то как они решились бы напитать их алчущих? Но что я говорю: видя? Если кто напомнит об них и произнесет одно только имя их, то растравляет рану в душе нашей и усиливает раздражение. Поэтому-то Павел, зная все это и желая неудобоисполнимое и трудное сделать удобным и легким, и расположить того, кто не хочет даже видеть сво­его врага, сделаться его благодетелем, прибавил «горящие уголья» , чтобы он, побуждаясь надеждою наказания, решился на благо­деяние оскорбившему его. Как рыбак, закрыв уду со всех сторон приманкою, бросает ее рыбам, чтобы они, прибегая к обычной пище, удобнее были пойманы и удержаны, так точно и Павел, желая расположить обиженного делать благодеяние обидевшему, предлагает не пустую уду любомудрия, но, закрыв ее горячими угольями, как бы некоторою приманкою, надеждою наказания склоняет оскорбленного к благодеянию оскорбителю; а когда тот уже склонился, то удерживает его и не допускает уда­литься, так как самое свойство дела привязывает его к врагу, и как бы так говорит ему: если ты не желаешь по благочестию напитать обидчика, то напитай по крайней мере в надежде на­казания. Он знает, что, если тот приступит к такому благодеянию, то будет начат и продолжится путь к примирению. Никто, ведь никто не может иметь врагом того, которого он питает и поит, хотя бы вначале он и делал это в надежде наказания. Время в своем течении ослабляет и силу гнева. И как рыбак, если бы бросил пустую уду, не поймал бы рыбы, но, закрыв ее, незаметным образом внедряет уду в уста приближающегося животного, так и Павел, если бы не предло­жил надежду наказания, не убедил бы обиженных приступить к благодеянию обидевшим. Поэтому желая тех самых, кото­рые уклоняются, негодуют и раздражаются при одном взгляде на врагов, склонить к величайшим благодеяниям для них, он предложил «горящие уголья» – не для того, чтобы подвергнуть тех неизбежному наказанию, но чтобы, убедив обиженных на­деждою наказания оказывать благодеяния врагам, убедить их с течением времени оставить и весь свой гнев.

Так он утешил оскорбленного; посмотри же, как он примиряет и оскорбившего с обиженным. И во-первых – са­мым способом благодеяния, потому что никто не может быть так низок и бесчувственен, чтобы, получая питье и пищу, не захотел быть рабом и другом того, кто делает это для него; а во-вторых – страхом наказания. По-видимому, к питающему обращает он слова: «делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» ; но преимущественно они направлены против оскорбителя, чтобы по страху наказания он не остался навсегда врагом, но, зная, что пища и питие весьма много могут повредить ему, если он останется постоянно при своей вражде, прекратил бы гнев. Таким образом, он в состоянии будет погасить горячие уголья. Так наказание и предстоящее мучение располагает оскорблен­ного благотворить оскорбившему, и оскорбителя устрашает, исправляет и заставляет примириться с тем, кто питает и поит его. Следовательно, двойными узами он соединяет обо­их их между собою, – узами благодеяния и наказания.

Трудно начать и сделать приступ к примирению; а когда он сделан каким бы то ни было образом, тогда все последующее будет легко и удобно. Хотя бы оскорбленный сначала питал своего врага в надежде наказания ему, но, чрез самое питание сде­лавшись его другом, он может отвергнуть желание наказания, потому что сделавшись другом, он уже не станет питать при­мирившегося с ним в таком ожидании. Также и обидчик, видя, что обиженный вознамерился питать и поить его, поэтому самому и по страху предстоящего ему наказания, оставит всякую вражду, хотя бы он был тысячекратно жесток, как железо и адамант, стыдясь благорасположенности питающего и опасаясь предстоящего ему наказания, если и по принятии пищи он оста­нется врагом.

Беседа против непришедших в собрание.

Свт. Феофан Затворник

Слова сии взяты из притчей Премудрого (см.: Притч. 25, 22 - 23) и указывают единственный благословенный способ отмщения - благотворение тем, которые сделали и делают нам что-либо неприятное и худое. То же самое заповедал и Спаситель, говоря: добро творите ненавидящим вас (Мф. 5, 44) . Это одно отмщение приводит в чувство, и притом очень сильное, того, кто оказывает нам неприязнь. Уподобительное выражение: углие огненное собираеши на главу его - означает не злое что, а выражает сокрушение, в какое приходит злотворец по случаю сделанного зла тому, кто ему делает добро на место зла. Сие углие огненное , собираемое на главу его благотворением, погашает или испаряет огнь неприязни, горящий в сердце его, и водворяет мир. Тому, кто добро творит ненавидящему его, это умиротворение и надобно иметь в мысли при сем, а не то скорбное состояние, в какое поставлен будет тем ненавидящий его: ибо тут все же будет проскользать чувство отмщения, которое не дивно, что помешает и благотворному действию благотворения. Может быть, впрочем, в словах Апостола содержится и угроза ненавидящему, - что если он не исправится, то добро, ему сделанное, вместо его зла, увеличит наказание, которое Бог пошлет ему, отмщая за обиженного: так что слова сии, с одной стороны, поощряют обиженного, с другой - обуздывают страхом обидчика. Такая мысль видна у всех наших толковников. Святой Златоуст видит здесь некоторую поблажку или уступку чувству отмщения. Чувство сие, сливаясь с правом самозащищения, бывает так неотвязчиво, что будто уже и возможности нет отстать от желания видеть обидчика терпящим что-либо неприятное. Апостол будто и не поперечит сему, обнадеживая, что обидчику еще более достанется от Бога, если будешь благотворить ему. Но не с тою целию говорит он так, чтоб оправдать сие чувство, а чтоб, утолив его несколько, проложить путь к охотному приятию следующего за сим правила: не побежден бывай от зла (Рим. 12:21) . Вот что именно говорит святой Златоуст: «что я говорю, продолжает Апостол, надобно жить в мире со врагом? Я повелеваю благодетельствовать ему. Накорми его и напой, сказано. Поелику же заповедь сия весьма трудна и велика, то присовокуплено: сие бо творя, углие огненное собираеши на главу его . Апостол сказал сие для того, чтобы обидчика обуздать страхом, а обиженного поощрить надеждою воздаяния (возмездия врагу от Бога). Ибо когда обиженный ослабевает в духе, не столько поддерживают его собственные блага, сколько казнь оскорбившего его. Всего приятнее для человека видеть врага наказанным. А чего человек желает, то Апостол и дает ему прежде. Когда же яд извлечен, предлагает ему увещания более возвышенные, говоря: не побежден бывай от зла (Рим. 12:21) . Апостол знал, что враг, хотя бы он был зверь, будучи накормлен, не останется врагом и что обиженный, сколько бы он ни был мстителен, накормив и напоив врага, не станет уже желать мщения. Посему, будучи уверен в окончании дела, не только угрожает, но делается щедрым на самые наказания. Не говорит, что навлечешь мщение (то есть Божие), но: углие огненное собираеши на главу его . Апостол дает свою заповедь, говоря: не побежден бывай злом, но побеждай благим злое (Рим. 12:21) . Чрез сие же скрытным образом внушает, что не с таким намерением должно благодетельствовать врагу (чтоб, то есть, угли собирать на главу его). Ибо помнить обиду - значит: уже быть побеждаему злом. И хотя сначала Апостол не сказал сего, потому что сие было еще неблаговременно; впрочем, как скоро утолил гнев слушателя, немедленно присовокупил: побеждай благим злое » (Рим. 12:21) .

Вот слова блаженного Феодорита: «указав Судию и объявив праведное Его определение (ибо сие означают слова: Мне отмщение, Аз воздам ), Апостол повелевает мужественно переносить наносимые обиды, обидчикам воздавать не обидами и неприязненным доставлять потребное для них. Ибо сие соплетает венцы любомудрым, а обидчикам увеличивает наказания. Впрочем, надобно знать, что не для того надлежит услуживать неприязненным, чтобы понесли они большие наказания. Ибо божественный Апостол привел слова сии с намерением угасить раздражение в обиженном, а не на то покушаясь, чтобы добром увеличить зло». Вот слова Амвросиаста: «не предоставлять только Богу отмщение заповедует Апостол, но и оказывать благодеяния врагам; чтобы показать, что мы не делами своими наделали себе врагов, когда, для укрощения их враждебности, стараемся победить их услугами им. Если они ожесточатся во враждебности своей, по нечестию ума своего, то наши им услуги послужат к большему им наказанию; а может быть, будучи тронуты усердностию наших услуг, они оживут благорасположением к нам, как иногда разгораются замершие уголья. Итак, желая сделать нас совершенными и научить не только самим себе, но и другим стяжевать жизнь вечную, Господь чрез Соломона не только запрещает отмщать врагам нашим, но убеждает благорасположением к ним и делами, тому соответственными, возвращать их к дружбе». Вот слова блаженного Фотия у Экумения: «не с тем благотвори обидевшему, чтобы большее навлечь на него наказание. Это в утешение тебе некое сказано, что, насыщая и напаяя его, углие огненное собираешь на главу его , а не затем, чтобы с этим именно чувством и добро ему сделать. Пусть Бог по тому случаю, что ты благотворишь врагу, больше прогневается на него, в отмщение за тебя, и огнь искушений и озлоблений, устроенных им для ближнего, обратит на главу его: но ты не с той целию благотвори ему, чтоб увидеть его подверженным такой беде, иначе ты окажешься побежденным от зла. И будет, что тот ничего более не постраждет, что следовало ему пострадать, а ты потеряешь мзду, быв побежденным от зла. И еще более того, - если Бог увидит в тебе такое намерение, то и отмщать за тебя не станет. Ибо за доброго и кроткого, когда его обижают, Он отмщает, а не за того, кто сам за себя отмщает гневом и зложелательным расположением, чрез доброе дело благотворения злоумышляя против оскорбившего его и желая видеть его разорившимся. Итак, благотвори, чтобы победить благим злое и быть сыном Отца Небесного, как сказал Господь».

Толкование послания апостола Павла к Римлянам.

Прп. Ефрем Сирин

Прп. Исидор Пелусиот

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Не знаешь ты, кажется, что новое любомудрие возвышеннее древнего совета, данного младенцам. Ибо правило, для тебя удивительное: аще алчет враг твой, ухлеби его; аще ли жаждет, напой его , - предписывает не что-либо крайне великое и отважное, но даже желаемое. Дойти человеку до такой крайности, чтобы возыметь нужду в сострадании врага, как я полагаю, тяжелее всякого бедствия и всякого наказания. Так признавали это многие, говоря: «не приму подаяния от врагов моих». Итак, если для тех, кто это делает сие согласно с их желанием, а для терпящих служит наказанием, то чему удивляешься? И особливо, когда это не простое благодеяние, но обращающееся в великое мучение. Сие бо творя углие огненное собираеши на главу его (Прит. 25:23) .

Итак, если дело само по себе обращается в наказание, да и делается оно с тем, чтобы прилагать новое мучение (не заслуживают внимания те, которые слова приточника объясняют так: «согреешь в нем владычественный ум и заставишь его воспрянуть»; ибо тогда Приточник не сказал бы о крайности голода, но повелел бы пользоваться сим во всякое время), то я со своей стороны удивляюсь не тем, которые так поступают, но тем, которые, видя врагов в благоденствии, не негодуют на них, но хвалят их и молятся о них, как предписывает новое любомудрие, говоря: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы (Мф. 5:44) . Ибо там смиряет нужда, а здесь испытывается одно сердечное расположение. Если же и Апостол употребил древний совет, то для всякого явно, что слово его было к несовершенным.

Творения. Том II.

Прп. Максим Исповедник

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Что означает загадочное речение из Притчей: Если голоден враг твой, накорми его, если жаждет,напои его. Ведь, делая это, ты соберешь горящие угли на голову его (Притч. 25, 21 -22: LXX)?

Врагом нашей души является наше тело, которое всегда сражается с нами, поднимая мятеж страстей. Если мудрование плоти, мучимое совестью, голодает , то есть простирается к спасению, или жаждет Божественного знания, то должно накормить его посредством воздержания и трудов и напоить изучением Божественных речений. Таким образом на его голову , то есть на ум, собираются горящие угли - Божественные и духовные помышления.

Вопросы и затруднения.

Блаж. Августин

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Апостол говорит: Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья (Мф. 5:44) . И многим может показаться, что он противоречит тому, чему учит Господь: любить врагов наших и молиться за гонящих нас; или даже тому, что сам апостол говорит выше: Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте и никому не воздавайте злом за зло. Что же это за любовь, когда [врага] кормят и поят, чтобы собрать ему на голову горящие уголья, если «горящие уголья» в этом месте обозначают тяжелое наказание? Потому сказанное следует понимать так, что мы подтолкнем того, кто приносит нам вред, к раскаянию тем, что сделаем ему добро. Эти горящие уголья служат для разжигания, то есть для терзания, духа его, который подобен голове души, в которой все зло выжигается, когда человек обращается к лучшему через раскаяние. Эти уголья подобны тем, что упоминаются в Псалмах: Что даст тебе и что прибавит тебе язык лукавый? Изощренные стрелы сильного, с горящими углями дроковыми (Пс. 119:3-4) .

Некоторые темы из Послания к Римлянам.

Блаж. Иероним Стридонский

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Кто сам за себя мстит, не заслуживает мщения Господня за него.

Книга третья против сочинений Руфина.

Так поступая, ты соберешь врагу на голову горящие угли, но не в проклятие и осуждение, как думают многие, а в исправление и покаяние, чтобы выжечь в нем холодность и чтобы он, побежденный благодеяниями, перестал бы быть врагом любви.

Беседы против пелагиан.

Если враг твой причинит тебе зло, а ты сделаешь ему добро, то соберешь горящие угли на голову его; иначе говоря, очистишь его от пороков и выжжешь в нем зло, дабы обратить его к покаянию.

Трактат на Псалмы.

Блаж. Феофилакт Болгарский

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Здесь требует от вас высшей степени любомудрия. Что я говорю, рассуждает, должно жить в мире? Я повелеваю даже благодетельствовать. Сказал: ты соберешь ему на голову горящие уголья , снисходя малодушию оскорбляемых; ибо всего приятнее для человека видеть врага наказанным. Как бы так говорит: ты желаешь отомстить ему? Благотвори ему; в таком случае ты отомстишь ему гораздо сильнее. Поэтому и сказал: соберешь ему на голову горящие уголья , обозначая этим сильное наказание. В этом смысле и выше сказал: дайте место гневу Божию (Рим. 12:19) .

Толкования на послание к Римлянам.

Ориген

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья

Именно это и Господь предписывает в Евангелиях (см. Мф. 5:42). На первый взгляд, смысл этих слов, в соответствии со сказанным выше, заключается в том, чтобы не только не воздавать своим врагам и обидчикам злом за зло, но оказывать им добро. Тем самым мы собираем на них кару суда Божиего: поистине справедливо будет покарать их, если пред Богом будет заявлено, что они причиняли зло тем, от кого получали добро. Но посмотрим, не содержится ли в этой заповеди какого-нибудь более глубокого смысла. Так, Иеремия тоже говорит грешнице, дочери вавилонской: «Есть у тебя горящие уголья; сядь рядом, они будут тебе в помощь» (Ориген ошибочно приписал Иеремии слова Исайи; прим. ред.). Быть может, и здесь эти горящие уголья, которые мы собираем на голову врага, собираются ему в помощь. Ибо может случиться, что свирепый и варварский дух врага, увидев нашу доброту, человечность, любовь и милосердие, почувствует угрызения совести и раскается в содеянном; и от того зажжется в нем некий огонь, который будет мучить и жечь его совесть за совершенное им.

«Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою: ибо, [делая сие], ты собираешь горящие угли на голову его, и Господь воздаст тебе» (). Что в этом отрывке означает собирать горящие угли?

Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою:
ибо, [делая сие], ты собираешь горящие угли на голову его, и Господь воздаст тебе.

Одна из версий, высказанная некогда раннехристианским писателем Хризостомом (Chrysostome ), гласит, что делая доброе дело врагу, мы тем самым усугубляем его вину и, соответственно, наказание, которое он получит. Как параллельный, разъясняющий, стих приводится : «Да покроет головы окружающих меня зло собственных уст их. Да падут на них горящие угли; да будут они повержены в огонь, в пропасти, так, чтобы не встали» (см. статью « »). Угли в этих отрывках немного разные: в это גחלים (gechalim) — угли, жар; в это גחלים באשׁ (gechalim ba’esh) — раскалённые угли (букв. угли с огнём), но это не особенно влияет на смысл. Что более важно — эта версия несовместима с контекстом Писания в целом, поскольку в таком случае мотивом благодеяния врагу является мстительность , но не любовь.

Отношение к врагам в Библии освещено достаточно хорошо, чтобы мы избежали ошибки в толковании отрывка :

Не радуйся, когда упадет враг твой, и да не веселится сердце твое, когда он споткнется.
Иначе, увидит Господь, и неугодно будет это в очах Его, и Он отвратит от него гнев Свой.

Если найдешь вола врага твоего, или осла его заблудившегося, приведи его к нему;
если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его; развьючь вместе с ним.

Как мы видим, помощь врагу предполагает, что он получит от нас какое-то благо — помощь и поддержку; в то же время неудачи врагов не должны радовать нас. Версию Хризостома, таким образом, необходимо отбросить.

Что же тогда означают угли, собираемые на голову врага?

Возможно такое объяснение: получив от нас помощь, наш враг устыдится; угли (а точнее, тлеющие угольки, жар) здесь являются метафорой стыда. Библеисты Кайл и Делич (Keil & Delitzsch ), однако, отказываются принять эту версию, поскольку, по их мнению, когда человеку стыдно, у него «горят» щёки — тогда как угли на голове должны быть метафорой раскаяния, которое следует за осознанием своей вины.

Пресвитерианский комментатор Библии Альберт Барнс (Barnes) объединяет версию Кайла и Делича с отвергаемой ими «версией стыда»: он полагает, что разгадку нам подсказывает отрывок («И приведет Аарон тельца в жертву за грех за себя, и очистит себя и дом свой, и заколет тельца в жертву за грех за себя; и возьмет горящих угольев полную кадильницу с жертвенника, который пред лицем Господним, и благовонного мелко истолченного курения полные горсти, и внесет за завесу»), где горящие угли призваны вознести благовонный запах к Богу. Так же, по мнению Барнса, происходит и здесь: жгучий стыд превращается в молитву, покаяние и благодарность Богу.

Теолог-методист Адам Кларк (Clarke ) в своих комментариях указывает на ещё одно возможное объяснение: угли, говорит он, нужны для того, чтобы растопить человека, сделав его добрее; метафора, по его мнению, отсылает нас к тому, как на углях плавят руду, получая чистый от примеси металл.

Версии, согласно которым горящие угли в означают стыд, покаяние, их комбинацию (некий фактор, ведущий к тому, что человек смягчается), — имеют между собой нечто общее, а именно идею, что наш добрый поступок приводит к благотворным изменениям в сердце нашего врага.

Нельзя не добавить к этому, что отрывок цитирует апостол Павел в послании к Римлянам, помещая эти стихи в красноречивый контекст:

18 Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми.

19 Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.

20 Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья.

Сегодня на обсуждении с подружкой Библии наткнулась на изречение Апостола Павла, которое сразу вызвало у меня большой интерес. Прежде всего, из-за неоднозначности толкования.

Римлянам 12:20: "Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. "

Вот эти самые горящие уголья меня и смутили. Из предыдущего и последующего стиха, где говорится о возмещении причиненного нам зла добром, кажется логичным, что "собирание угольев " на чью-то голову не должно быть чем-то негативным. Там ещё идёт речь о том, что Бог сам совершит правосудие над обидчиком, но не будет ли это значить, что, делая добро, мы ещё больше увеличиваем вину недоброжелателя? Выражение выглядит каким-то устрашающим, как по мне. Я сразу попыталась представить себя на месте этого врага: как чувствует себя человек, на зло которого ответили хорошим поступком? В общем-то, далеко ходить не надо - у меня и в жизни такое бывает, причём не всегда я нахожусь на стороне добродетеля. Единственное, что я чувствую - это жгучий стыд и раскаяние. По-моему, это сочетается с угольями - "гореть от стыда". Эта мысль привела меня к другой, не выходящей, как я думала тогда, из текста: что обидевший нас, видя, что мы не гневаемся на него, должен стать лучше, то есть наши добрые поступки - это подталкивание его самого к спасению?
В общем, я была озадачена). В расшифровке (да и в чтении) Библии я ещё совсем новичок, поэтому искала ответы на христианских сайтах. Там мнения расходятся, причём диаметрально. Некоторые считают "собирание углей" навлечением на обидчика кары Божьей, а вот другая мысль, близкая к моей, кажется мне более правдоподобной и интересной:

"Современный перевод РБО.

Цитата

19 Не мстите за себя, дорогие мои, оставьте место Божьему гневу. Ведь написано: "Отмщение - Мое, и Я воздам", - говорит Господь.
20 Наоборот, "если твой враг голоден, накорми его, жаждет - напои его. Этим ты заставишь его гореть со стыда".
21 Не дай злу победить тебя, но побеждай зло добром.
(Рим.12:19-21)
Комментарий: "дословно: Этим ты соберешь ему на голову горящие угли. Вероятно, это пословичное выражение."


Вот комментарий НЖБ:

Цитата

20 соберешь ему на голову горящие уголья. Наша доброжелательность может привести обидчика к обращению или, по крайней мере, настолько устыдить, что поведение его исправится.

Вот комментарий Баркли:

Цитата

Чтобы тронуть человека, уместно сердечное отношение, а не мщение. Месть может сломить дух человека; а доброта тронет его сердце. Делая добро своему врагу, говорит Павел, "ты соберешь на голову ему горящие уголья". Это, однако, не значит, что тем самым мы навлечём на него дополнительные кары, но оно побудит его к страшному стыду, в) Кто снизойдет до мести, будет побеждён злом. Зло никогда не одолевается злом. Если на ненависть ответить большей ненавистью, то она только увеличится; но если на неё ответить любовью, то противоядие найдено. Как сказал Букер Вашингтон: "Я никому не позволю унизить меня до того, чтобы я ненавидел его". Единственно действенный способ обезвредить врага - это превратить его в друга." (predanie.ru/forum/index.php?showtopic=78 2)

Или вот ещё:

Это место Писания взято из Притчей Соломона 25:21,22. Огонь всегда был необходим для поддержания тепла в доме и для приготовления пищи, другими словами, жизненно необходим. В дни Соломона сделать костёр было трудно, гораздо легче было поддерживать угли горящими, чтобы в необходимый момент использовать их для разведения костра. Если у кого-то угли затухали, то это была очень большая проблема для семьи. Раздобыть горящие угли было намного легче и проще, чем разводить новый огонь. Человек шел к своим близким и соседям и просил у них хотябы по одному горящему угольку. На Востоке в те времена и даже до сих пор люди носят свою ношу на голове. Этот человек ходил по соседям, собирал горящие угли и нёс их домой в корзине на голове. Этот прообраз говорит о том, что если ты(спасённый) добр к врагу(к неспасенному), то ты даёшь ему возможность получить от Бога то, что ему жизненно необходимо, в чем он нуждается (спасение, благословение), чего он раньше никогда не имел. (jesuschrist.ru/forum/362812,2.php)

Последнее разъяснение мне особенно нравится:)
з.ы. Может, кто-нибудь знает, что такое РБО и НЖБ?

Когда меня призвали в армию, была еще война в 1944 году. Мне тогда было 17 лет, 18-й пошел. Когда меня отец провожал, он говорит: «Сынок, если ты не примешь присягу, тебя расстреляют. Война! Господи, помоги!»

Случилось так, как говорил отец. Это было в Беларуси. Наша часть стояла в Поречье недалеко от Пинска, там есть местечко Яново. Когда вопрос коснулся присяги, меня вызвал командир части, майор Рымша, заместитель у него был капитан Федоренко.

Стою я у них в кабинете. Майор достал два пистолета и говорит: «Вот видишь, одним пистолетом в этот глаз, а другим в другой и мозги у тебя вылетят на стенку. Мы знаем о том, что ты сектант, да еще отказываешься от присяги, не желаешь брать оружие, не хочешь убивать. Сейчас в военное время я тебя могу расстрелять прямо тут. Понимаешь?» «Понимаю».

Он положил один пистолет, а второй держит. Думаю: «Неужели он будет все-таки стрелять? Ну, если мне положен расстрел, то должен суд какой-то быть». Но во время войны не всегда это было. Там беспощадно могли расстрелять тебя в любую минуту.

И все-таки он выстрелил. Когда пуля ударяет, я знаю, как от пули падают. Развернула она меня, и я плашмя упал на пол. А он стоит с пистолетом. Думаю: будет он еще стрелять, добивать, или нет? У меня из горла кровь пошла. Когда он увидел это, то вышел. А я все-таки встал, разделся и говорю дневальному солдату, который там стоял: «Посмотри, где пуля вошла?» «Нигде нету ничего, у тебя на лице кровь, а пуля попала в руку». Руку поднял: «А там где-нибудь есть?» Он говорит: «Нигде нет». Я ему говорю: «Как это пуля попала в руку, а из горла кровь течет?» Однако меня все-таки отвезли в госпиталь.

Я знаю, что Бог не только управляет ветром, бурей и всем в мире, Он и пулей управляет. Потом я узнал, что пуля коснулась кости, отрекошетила и четыре миллиметра до сердца не дошла. Когда рентген сделали, было видно: пробила легкие, потому у меня кровь пошла горлом.

И вот, получилось так, что я целый год ходил с этой пулей. Год прошел и мне говорят: «Тебе надо делать операцию, чтобы достать пулю».

Со спины мне резали, доставали пулю. Операцию делали без наркоза. Это можно себе представить, без наркоза разрезать спину? Двое, кто там стоял, крючками за ребра зацепили, раздвигали их, а хирург копался в легких, доставал эту пулю. Мне на спину тазик поставили и я чувствовал, как медсестра шприцем кровь выбирала и в тазик сливала, чтобы можно было хирургу работать. Не передать, конечно, какая тяжелая операция была. В конце операции я сознание стал терять, уже ничего не вижу, все мутно...

Операция закончилась, я семь дней лежал на животе, нельзя было ни поворачиваться, ни двигаться. На восьмой день в 9 часов утра мне сняли швы, а в 10 часов я уже был в тюрьме. Все-таки они оформляли мои документы, чтобы посадить. Прошло несколько дней; рана гноится, перевязки никакой, из легких кровь идет, одежда прилипает. Отдерешь ее, а что там, мне же не видно.

И дальше происходит вот что. Открывается дверь в камеру, и вводят этого майора Рымшу, который в меня стрелял. И капитан Федоренко тоже с ним. Я не поверил своим глазам. Майор смотрит на меня, а я на него смотрю и думаю: «Убийца. Это враг мой, вот настоящий враг». Это не передать, тяжело вспоминать. Говорю: «Товарищ майор, проходите, - я как раз с краю лежал, подвинулся, - тут место есть, вот здесь ляжете». Они оба легли рядом со мной. Спрашиваю майора: «За что же ты попал? Ты так усердно служил своему господину и вдруг ты оказался со мной рядом, на нарах?» Он говорит: «Я не знаю». «А я тебе скажу: у Бога есть закон урожая, что человек посеет, то и пожнет». А он говорит: «Как это понять?» Спрашиваю: «По какому делу тебя обвиняют?» «Я иду по 57 статье, как изменник родины». «Так тебе расстрел». Он говорит: «Я знаю». «Ты стрелял в меня, а теперь будут стрелять в тебя. У Бога есть закон урожая. Что посеешь, то и пожнешь». Он мне в ответ: «Но ведь ты-то живой». Я говорю: «Да, я живой». А он говорит: «Ты знаешь, почему ты живой? Ты помнишь, когда я выстрелил, ты упал, у тебя из горла кровь пошла. Я посмотрел на тебя и думаю: зачем я убил этого мальчишку? - Я вспомнил, что он сразу вышел тогда из кабинета. Он продолжал: - Я сказал, чтобы они отвезли тебя в госпиталь».

Помню, тогда подумал: стрелять не стал, и в госпиталь отвезли. Там меня откачивали. Оба легкие залиты кровью, дышать нечем, сил никаких нет, но Бог дал - живым остался. А когда прилетал медицинский генерал, захотел на меня посмотреть и сказал: «Это уникальное ранение, слепое пулевое ранение грудной клетки». И говорит: «Сынок, ты не должен жить». «Нет, товарищ генерал, наоборот, я должен жить». «С таким ранением не живут, это смертельная рана». А я говорю ему: «Жив Бог и жива душа моя». Он посмотрел на меня и ничего не сказал. От такого ранения человек жить не должен. Майор говорит: «Как удивительно все-таки, почему-то ты живой?» Отвечаю: «Да, вот живой. А мне еще удивительнее, почему ты попал в камеру».

Я смотрю, они вместе с капитаном так сидят на нарах. Говорю: «Вы давно не ели?» «Уже двое суток, пока этапом шли, пока нас везли, есть не давали». А у меня была паечка, еще там мне солдаты передали передачку. Достал ее: «Давайте поешьте». И вот здесь вспомнил слово: «Если враг твой голоден, накорми его», убийцу своего накорми. Это не простое дело. Может показаться – что тут особенного? Попробуй! Он, ну самый настоящий убийца. Я им кипяточку принес, кружку дал, чтобы они с хлебом запивали кипяток. Смотрю на майора, капитан ел молча, а у майора слезы катятся...

Ну вот, они поели, он мне говорит: «Но меня-то все-таки расстреляют». Я говорю: «Знаешь, товарищ майор, тебя не расстреляют». Он говорит: «Почему?» «Если расстрелять, тебя бы сразу отвезли на Лубянку и там бы с тобой закончили. Но почему-то ты попал в камеру со мной! Я, когда увидел, что ты вошел в камеру, понял, что это план Божий. Мой убийца стоит передо мной, это никакая не случайность. И вот, я прощаю тебя во имя Господа и попрошу Бога, чтобы Он тебя помиловал». Он говорит: «Это не поможет». «Поможет». «Я, - говорит, - когда в тебя выстрелил, увидел, что у тебя из горла кровь пошла, вспомнил слова матери. У меня мать православная, она все время говорила мне: сынок, будь честным. А я посмотрел, как я нечестно с тобою поступил, выбежал тогда. И вот, эта моя нечестность мне покоя не давала, больше года прошло, а у меня все время перед глазами стояло, как ты упал и горлом кровь пошла и слова матери: «Сынок, будь честным».

Это его настолько мучило, что он не находил покоя: «У тебя же мать есть». Я говорю: «Конечно, есть мать». «Ведь ты не должен был остаться в живых, такое смертельное ранение, я тебя, считай, убил». «Да, ты убийца, но Слово Божие говорит: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих». Вот это как раз то, что у нас с тобой на сегодняшний день и происходит».

Ему труднее было, чем мне. Насколько ему было тяжелее! Он мучился.

Несколько дней они были со мной в камере. И в эти дни произошло такое, что сохрани Бог и помилуй видеть это.

В камере было битком набито уголовных преступников. Встают четыре молодых парня, хватают одного, заломили ему руки назад, один ему полотенцем рот завязал, потащили его к параше. Нагнули его и начали кусочком лезвия перерезать ему горло, даже не бритвой, а уголком лезвия. Двое его держат, один за полотенце, другой - за руки, а четвертый ему режет… Можете себе представить, наклонили, чтобы кровь стекала в парашу, чтобы на полу ее не было. Никто не вступился. И майор видел все это. Я ему тогда сказал: «Ты знаешь, майор, если бы я сказал им, что ты в меня вот так стрелял, ты бы сейчас на очереди был. Вот твоя доля». Он говорит: «Я понял это сразу». Когда его зарезали, вся кровь сошла, судороги кончились, ему горло завязали этим же полотенцем и бросили под нары.

А вечером проверка. Мы все встали около нар, стоим. Корпусной считает, а в камере нас было 73 человека. Одного не хватает. Еще раз пересчитал. Не хватает. Опять пересчитал. Не хватает. Может быть, кто спит под нарами? Видит ноги там. За ноги вытащили. Ну и что тут? Человека зарезали. Спрашивает: «Кто?» Но кто тут скажет, кто? А я как раз с краю был. Он на меня: «Кто?» Я молчу. Он меня на коридор. «Скажешь, кто!» На допрос повели: «Кто?» «Не скажу, кто». «Скажешь!» «Нет». «Скажешь! Мы тебя замучаем и ты скажешь». «Не скажу, знаете, почему? Потому что человека этого уже не вернешь, а еще сколько людей погибнет? Их расстреляют, или еще что-то с ними сделают, и я буду в этом виновен, не скажу». «В изолятор! А там скажешь».

В изоляторе через день давали 300 граммов хлеба и кружку воды. Сидеть можно было на чурбане, отпиленном от бревна, он стоял посредине. Это была особо жестокая тюрьма, Пинская, ее сейчас уже нет, разрушили. Сидеть нужно было на этом чурбане с 6 утра до 12 ночи, руки должны лежать на коленках и смотреть нужно только на «волчок», или на «кормушку», в одну сторону. В 12 ночи отбой. А после отбоя спать на «гробу». Там «гроб» такой стоял цементный около стенки, специально сделали, чтобы мучить людей. Спать до 6 утра, а в 6 утра вставать и опять садиться на этот чурбан и сидеть до 12 ночи. Все тело начинало ломить, невмоготу было, а нельзя ни наклониться, ни походить. Только сидеть и смотреть на этот «волчок».

На какие-то сутки я уже не выдержал, на коленку рукой облокотился и сижу. Надзиратель увидел это нарушение карцерного режима. Командует: «Надеть на него рубашку!» Кто знает, что это такое? Рубашка такая брезентовая, у неё рукава метра по четыре, а может и больше, длинные такие. Когда надевают, руки перекрещивают. Одним рукавом в одну сторону обмотают, другим в другую, по три человека начинают тянуть. Врач стоит, смотрит на секундную стрелку, чтобы лишнее не перетянули, потому что сердце остановится, если зажмут.

Вот такую рубашку мне надели. Сознание я потерял, меня бросили на пол, рубашку сняли, водой холодной облили и ушли. Сколько я лежал, не знаю, потом очнулся и пополз на этот «гроб», чтоб хоть полежать немножко не на полу, по нему черви ползают, букашки какие-то там везде, да и по «гробу» ползают. Сырость такая, грязь. Я после так и не мог уже встать с этого «гроба», так и лежал, хоть мне и говорили: садись на пень. Но у меня уже сил больше не было, я не мог сидеть. В конце концов меня отправили обратно в камеру.

Когда я пришел в камеру, вид у меня был, конечно, невзрачный, говорили, какой-то зеленый. Майор говорит: «И все это я виноват. Ты сюда бы не попал и вот опять тебе такие муки, а что еще будет впереди?» Я отвечаю: «Знаешь, что будет впереди? В Слове Божием написано, что временные наши страдания ничего не стоят по сравнению с той славой, которая откроется». «А, ты фанатик, какая слава? Терпеть такие мучения! О чем ты говоришь?» «Я говорю о том, что написано в Слове. Жив Господь и жива душа моя! Победа за Богом будет, потому что наш Господь живой, и мы живы будем». Вот такой прошли мы дорогой.

Так вот, я предлагаю сегодня такую совершить молитву: простить всех, кто на кого что имеет. Простить всех врагов. Помог бы нам в этом Бог!