Федор Никифорович Плевако, один из самых известных российских адвокатов, которого современники прозвали «московским златоустом».
Здесь приведены несколько примеров знаменитого красноречия Плевако.
«20 минут»
Очень известна защита адвокатом Ф.Н.Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, нарушившей правила о часах торговли и закрывшей торговлю на 20 минут позже, чем было положено, накануне какого-то религиозного праздника. Заседание суда по ее делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника - Плевако. Председатель суда распорядился разыскать Плевако. Минут через 10 Плевако, не торопясь, вошел в зал, спокойно уселся на месте защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только пять минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя: - А сколько на ваших часах, ваше превосходительство? Председатель посмотрел и ответил:
На моих пятнадцать минут одиннадцатого. Плевако обратился к прокурору:
А на ваших часах, господин прокурор?
Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:
На моих часах уже двадцать пять минут одиннадцатого.
Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите.
Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку с опозданием на 20 минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил:
Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она женщина старая, малограмотная, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у вас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах - 20 минут, у господина председателя - 15 минут, а на часах господина прокурора - 25 минут. Конечно, самые верные часы у господина прокурора. Значит, мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские.
Так если господин председатель, по часам прокурора, открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором?
Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую.
«15 лет несправедливой попреки»
Однажды к Плевако попало дело по поводу убийства одним мужиком своей бабы. На суд Плевако пришел как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причeм безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес:
В зале начал стихать шум. Плевако опять:
Господа присяжные заседатели!
В зале наступила мертвая тишина. Адвокат снова:
Господа присяжные заседатели!
В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:
Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
Господа присяжные заседатели!
Тут уже зал взорвался возмущеннием, воспринимая все как издевательство над почтенной публикой. А с трибуны снова:
Господа присяжные заседатели!
Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот наконец Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.
Ну вот, господа, вы не выдержали и 15 минут моего эксперимента. А каково было этому несчастному мужику слушать 15 лет несправедливые попреки и раздраженное зудение своей сварливой бабы по каждому ничтожному пустяку?!
Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами.
Мужика оправдали.
«Отпускание грехов»
Однажды он защищал пожилого священника, обвиненного в прелюбодеянии и воровстве. По всему выходило, что подсудимому нечего рассчитывать на благосклонность присяжных. Прокурор убедительно описал всю глубину падения священнослужителя, погрязшего в грехах. Наконец, со своего места поднялся Плевако. Речь его была краткой: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех?»
Нет надобности уточнять, что попа оправдали.
30 копеек
Суд рассматривает дело старушки, потомственной почетной гражданки, которая украла жестяной чайник стоимостью 30 копеек. Прокурор, зная о том, что защищать ее будет Плевако, решил выбить почву у него из-под ног, и сам живописал присяжным тяжелую жизнь подзащитной, заставившую ее пойти на такой шаг. Прокурор даже подчеркнул, что преступница вызывает жалость, а не негодование. Но, господа, частная собственность священна, на этом принципе зиждится мироустройство, так что если вы оправдаете эту бабку, то вам и революционеров тогда по логике надо оправдать. Присяжные согласно кивали головами, и тут свою речь начал Плевако. Он сказал: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь… Старушка украла старый чайник ценою в 30 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно…»
Старушку оправдали.
Туфли я сняла!
В дополнение к истории об известном адвокате Плевако. Защищает он мужика, которого проститутка обвинила в изнасиловании и пытается по суду получить с него значительную сумму за нанесенную травму. Обстоятельства дела: истица утверждает, что ответчик завлек ее в гостиничный номер и там изнасиловал. Мужик же заявляет, что все было по доброму согласию. Последнее слово за Плевако.
"Господа присяжные," - заявляет он. "Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями".
Проститутка вскакивает и кричит: "Неправда! Туфли я сняла!!!"
В зале хохот. Подзащитный оправдан.
«Знамение»
Великому русскому адвокату Ф.Н. Плевако приписывают частое использование религиозного настроя присяжных заседателей в интересах клиентов. Однажды он, выступая в провинциальном окружном суде, договорился со звонарем местной церкви, что тот начнет благовест к обедне с особой точностью.
Речь знаменитого адвоката продолжалось несколько часов, и в конце Ф. Н. Плевако воскликнул: Если мой подзащитный невиновен, Господь даст о том знамение!
И тут зазвонили колокола. Присяжные заседатели перекрестились. Совещание длилось несколько минут, и старшина объявил оправдательный вердикт.
Дело Грузинского.
Настоящее дело было рассмотрено Острогожским окружным судом 29- 30 сентября 1883г. Князь Г.И. Грузинский обвинялся в умышленном убийстве бывшего гувернера своих детей, впоследствии управляющего имением жены Грузинского - Э.Ф. Шмидта.
Предварительным следствием было установлено следующее. Э.Ф. Шмидт, приглашенный Грузинским последнего. После того как Грузинский потребовал от жены прекратить всякие отношения в качестве гувернера, очень быстро сближается с женой с гувернером, а его самого уволил, жена заявила о невозможности дальнейшего проживания с Грузинским и потребовала выдела части принадлежащего ей имущества. Поселившись в отведенной ей усадьбе, она пригласила к себе в качестве управляющего Э.Ф. Шмидта. Двое детей Грузинского после раздела некоторое время проживали с матерью в той же усадьбе, где управляющим был Шмидт. Шмидт нередко пользовался этим для мести Грузинскому. Последнему были ограничены возможности для свиданий с детьми, детям о Грузинском рассказывалось много компрометирующего. Будучи вследствие этого постоянно в напряженном нервном состоянии при встречах со Шмидтом и с детьми, Грузинский во время одной из этих встреч убил Шмидта, выстрелив в него несколько раз из пистолета.
Плевако, защищая подсудимого, очень последовательно доказывает отсутствие в его действиях умысла и необходимость их квалификации как совершенных в состоянии умоисступления. Он делает упор на чувства князя в момент совершения преступления, на его отношения с женой, на любовь к детям. Он рассказывает историю князя, о его встрече с "приказчицей из магазина", об отношениях со старой княгиней, о том, как князь заботился о своей жене и детях. Подрастал старший сын, князь его везет в Петербург, в школу. Там он заболевает горячкой. Князь переживает три приступа, во время которых он успевает вернуться в Москву - "Нежно любящему отцу, мужу хочется видеть семью".
"Тут-то князю, еще не покидавшему кровати, пришлось испытать страшное горе. Раз он слышит - больные так чутки - в соседней комнате разговор Шмидта и жены: они, по-видимому, перекоряются; но их ссора так странна: точно свои бранятся, а не чужие, то опять речи мирные…, неудобные… Князь встает, собирает силы…, идет, когда никто его не ожидал, когда думали, что он прикован к кровати… И что же. Милые бранятся - только тешатся: Шмидт и княгиня вместе, нехорошо вместе…
Князь упал в обморок и всю ночь пролежал на полу. Застигнутые разбежались, даже не догадавшись послать помощь больному. Убить врага, уничтожить его князь не мог, он был слаб… Он только принял в открытое сердце несчастье, чтобы никогда с ним не знать разлуки"
Плевако утверждает, что он бы еще не осмелился обвинять княгиню и Шмидта, обрекать их на жертву князя, если бы они уехали, не кичились своей любовью, не оскорбляли его, не вымогали у него деньги, что это "было бы лицемерием слова".
Княгиня живет в ее половине усадьбы. Потом она уезжает, оставляя детей у Шмидта. Князь разгневан: он забирает детей. Но тут происходит непоправимое. "Шмидт, пользуясь тем, что детское белье - в доме княгини, где живет он, с ругательством отвергает требование и шлет ответ, что без 300 руб. залогу не даст князю двух рубашек и двух штанишек для детей. Прихлебатель, наемный любовник становится между отцом и детьми и смеет обзывать его человеком, способным истратить детское белье, заботится о детях и требует с отца 300 руб. залогу. Не только у отца, которому это сказано, - у постороннего, который про это слышит, встают дыбом волосы!" На следующее утро князь увидел детей в измятых рубашонках. "Сжалось сердце у отца. Отвернулся он от этих говорящих глазок и - чего не сделает отцовская любовь - вышел в сени, сел в приготовленный ему для поездки экипаж и поехал… поехал просить у своего соперника, снося позор и унижение, рубашонок для детей своих".
Шмидт же ночью, по показаниям свидетелей, заряжал ружья. При князе был пистолет, но это было привычкой, а не намерением. "Я утверждаю, - говорил Плевако, - что его ждет там засада. Белье, отказ, залог, заряженные орудия большого и малого калибра - все говорит за мою мысль".
Он едет к Шмидту. "Конечно, душа его не могла не возмутиться, когда он завидел гнездо своих врагов и стал к нему приближаться. Вот оно - место, где, в часы его горя и страдания, они - враги его - смеются и радуются его несчастью. Вот оно - логовище, где в жертву животного сластолюбия пройдохи принесены и честь семьи, и честь его, и все интересы его детей. Вот оно - место, где мало того, что отняли у него настоящее, отняли и прошлое счастье, отравляя его подозрениями…
Не дай бог переживать такие минуты!
В таком настроении он едет, подходит к дому, стучится в. дверь.
Его не пускают. Лакей говорит о приказании не принимать.
Князь передает, что ему, кроме белья, ничего не нужно.
Но вместо исполнения его законного требования, вместо, наконец, вежливого отказа, он слышит брань, брань из уст полюбовника своей жены, направленную к нему, не делающему со своей стороны никакого оскорбления.
Вы слышали об этой ругани: "Пусть подлец уходит, не смей стучать, это мой дом! Убирайся, я стрелять буду".
Все существо князя возмутилось. Враг стоял близко и так нагло смеялся. О том, что он вооружен, князь мог знать от домашних, слышавших от Цыбулина. А тому, что он способен на все злое - князь не мог не верить".
Он стреляет. "Но, послушайте, господа, - говорит защитник, - было ли место живое в душе его в эту ужасную минуту". "Справиться с этими чувствами князь не мог. Слишком уж они законны, эти им" "Муж видит человека, готового осквернить чистоту брачного ложа; отец присутствует при сцене соблазна его дочери; первосвященник видит готовящееся кощунство, - и, кроме них, некому спасти право и святыню. В душе их поднимается не порочное чувство злобы, а праведное чувство отмщения и защиты поругаемого права. Оно - законно, оно свято; не поднимись оно, они - презренные люди, сводники, святотатцы!"
Заканчивая свою речь, Федор Никифорович сказал: "О, как бы я был счастлив, если бы, измерив и сравнив своим собственным разумением силу его терпения и борьбу с собой, и силу гнета над ним возмущающих душу картин его семейного несчастья, вы признали, что ему нельзя вменить в вину взводимое обвинение, а защитник его - кругом виноват в недостаточном умении выполнить принятую на себя задачу…"
Присяжные вынесли оправдательный вердикт, признав, что преступление было совершено в состоянии умоисступления.
Начинай!
Из воспоминаний о Плевако… Раз обратился к нему за помощью один богатый московский купец. Плевако говорит: "Я об этом купце слышал. Решил, что заломлю такой гонорар, что купец в ужас придет. А он не только не удивился, но и говорит:
Ты только дело мне выиграй. Заплачу, сколько ты сказал, да еще удовольствие тебе доставлю.
Какое же удовольствие?
Выиграй дело, - увидишь.
Дело я выиграл. Купец гонорар уплатил. Я напомнил ему про обещанное удовольствие. Купец и говорит:
В воскресенье, часиков в десять утра, заеду за тобой, поедем.
Куда в такую рань?
Посмотришь, увидишь.
Настало воскресенье. Купец за мной заехал. Едем в Замоскворечье. Я думаю, куда он меня везет. Ни ресторанов здесь нет, ни цыган. Да и время для этих дел неподходящее. Поехали какими-то переулками. Кругом жилых домов нет, одни амбары и склады. Подъехали к какому-то складу. У ворот стоит мужичонка. Не то сторож, не то артельщик. Слезли.
Купчина спрашивает у мужика:
Так точно, ваше степенство.
Идем по двору. Мужичонка открыл какую-то дверь. Вошли, смотрю и ничего не понимаю. Огромное помещение, по стенам полки, на полках посуда.
Купец выпроводил мужичка, раздел шубу и мне предложил снять. Раздеваюсь. Купец подошел в угол, взял две здоровенные дубины, одну из них дал мне и говорит:
Начинай.
Да что начинать?
Как что? Посуду бить!
Зачем бить ее? Купец улыбнулся.
Начинай, поймешь зачем… Купец подошел к полкам и одним ударом поломал кучу посуды. Ударил и я. Тоже поломал. Стали мы бить посуду и, представьте себе, вошел я в такой раж и стал с такой яростью разбивать дубиной посуду, что даже вспомнить стыдно. Представьте себе, что я действительно испытал какое-то дикое, но острое удовольствие и не мог угомониться, пока мы с купчиной не разбили все до последней чашки. Когда все было кончено, купец спросил меня:
Ну что, получил удовольствие? Пришлось сознаться, что получил".
Вторая половина XIX века - «золотой век» российской адвокатуры. Судебная реформа 1864 года в корне меняет систему правосудия в России. Вместо прежнего тайного, закрытого суда, тонувшего в море бумаг, появились открытые суды присяжных и независимый от государства институт общественных защитников. Среди корифеев того времени поистине уникальным был Федор Никифорович Плевако - блестящий оратор, который никогда не готовил речей заранее, но вдохновенно импровизировал и нередко одним лишь остроумием спасал клиентов от неминуемой кары.
За 40 лет своей карьеры «московский Златоуст» провел более 200 процессов, выиграл почти все. Как правило, это были самые громкие тяжбы в стране. В очередь к Плевако выстраивались на несколько лет вперед. Он отличался добродушием и мягкостью, даром помогал бедным. Более того, давал им приют в своем доме и оплачивал расходы на весь срок разбирательства. Он принимал близко к сердцу человеческие страдания и умел проникновенно рассказать о них в суде, как если бы прошел через них лично. Впрочем, в его жизни действительно хватало и трагедий, и фарса - об этом вспоминает Anews.
Федор рос бесправным «изгоем» под чужим именем
Федор Никифорович родился в апреле 1842 года в Троицке, затерянном в оренбургских степях. Его фамилия по отцу - Плевак, настоящее отчество - Васильевич. Он считался незаконнорожденным, поскольку родители - таможенный чиновник из украинских или белорусских обедневших дворян и крепостная киргизка или казашка - не состояли в церковном браке. В России до 1902 года такие дети были лишены всяческих прав и не считались наследниками. Отчество Никифорович и, кстати, первоначальная фамилия Никифоров, достались ему от крестного отца, беглого крепостного, который прислуживал его отцу. Только в университете Федор Никифоров добился разрешения взять отцовскую фамилию, а после выпуска для благозвучия приписал к ней букву О, причем произносил с ударением на ней - Плевако́. Однако в историю все равно вошел как Плева́ко.
Из детства Федор запомнил один особенно унизительный момент: когда его, лучшего ученика-второклассника, поражавшего умением производить в уме действия с трехзначными числами, с позором исключили из образцового Московского коммерческого училища только за то, что он незаконнорожденный. «Прости их Боже! Вот уж и впрямь не ведали, что творили эти узколобые лбы, совершая человеческое жертвоприношение», - написал он много лет спустя. Он доучивался уже в другой гимназии, куда отец сумел его устроить после долгих мытарств по инстанциям, ценой собственного здоровья.
Первую «защитительную речь» Федор произнес в младенчестве - и спас себе жизнь
В те времена жить невенчанным браком было большим позором для женщины, общество считало ее блудницей. Екатерина Степановна однажды призналась сыну, что, не выдержав постоянной травли соседей, схватила его, новорожденного, и в отчаянии побежала топиться. Но на самом обрыве Федор заплакал, да так сильно, что мгновенно привел обезумевшую мать в чувство.
Екатерина Степановна
Со временем эта семейная история обросла выдуманными подробностями: будто женщину остановил какой-то казак и упросил отдать ему ребенка на воспитание, и что потом ему самому по счастливой случайности встретился сам отец мальчика, который узнал его и вернул домой. В таком искаженном виде она до сих пор встречается в биографиях адвоката.
Плевако был некрасивым и неуклюжим, но сказочно преображался на трибуне
Уже в 25 лет выпускник юрфака Московского университета стал известен как одаренный, сильный адвокат, а с 28-ми прослыл одним из лучших в Москве. С первого гонорара он купил себе фрак за 200 рублей - немыслимая по тем временам роскошь. Внешне он был неказист: маленький, раскосый, с реденькой бородкой. Но во время выступлений смотрелся «орлом».
Вот как описал Плевако его современник, прославленный юрист и судья Анатолий Федорович Кони: «Скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа с широко расставленными глазами, с непослушными прядями длинных черных волос могло бы назваться безобразным, если бы его не освещала внутренняя красота, сквозившая то в общем одушевленном выражении, то в доброй, львиной улыбке, то в огне и блеске говорящих глаз. Его движения были неровны и подчас неловки; нескладно сидел на нем адвокатский фрак, а пришепетывающий голос шел, казалось, вразрез с его призванием оратора. Но в этом голосе звучали ноты такой силы и страсти, что он захватывал слушателя и покорял его себе».
Плевако с треском провалил свое первое дело
Первым его клиентом стал ростовщик, которому Федор заложил портсигар, чтобы на вырученные 25 рублей отпраздновать то ли Рождество, то ли Пасху. Тот попросил молодого юриста помочь решить дело о взыскании векселя, и Плевако сразу же сделал ошибку в вопросе о подсудности, подав прошение в Окружной суд вместо Судебной палаты. Он проиграл, но не сказать, чтобы «с треском»: его выступление в целом понравилось, и газеты в своих отчетах впервые упомянули его фамилию.
Иногда по ошибке первым делом Плевако считают другое из ранних проигранных дел. Его клиента Алексея Маруева тогда признали виновным в двух подлогах и сослали в Сибирь, несмотря на выявленные адвокатом противоречия в показаниях свидетелей.
Плевако проиграл крупнейшее дело в своей жизни
Действительно, оно тянулось 20 лет, и даже «гению слова» оказалось не под силу. Это был бракоразводный процесс миллионера Василия Демидова из знаменитого клана «льняных королей». Он превратился для Плевако в глубокую личную драму. Взявшись помогать жене Демидова, которая добивалась свободы от нелюбимого мужа, он сам полюбил ее и создал с ней семью.
Мария Демидова
Но отношения было не узаконить, пока купец не даст развода, а тот упрямился до самой смерти.
Василий Демидов
Троим общим детям Плевако и Демидовой грозила до боли знакомая участь незаконнорожденных изгоев. Избегая этого любой ценой, адвокат записал их подкидышами, и только годы спустя он смог подать прошение о присвоении им родных отчества и фамилии.
Старшая дочь Плевако и Демидовой Варвара
Мария Демидова с их общим сыном Сергеем
Уже в законном браке: чета Плевако с детьми
Несметно разбогатев, Плевако впал в разгульное барство
С 36 лет Федор Плевако зарабатывал огромные деньги. Он купил роскошный двухэтажный особняк на Новинском бульваре и зажил богемной жизнью - лихо гонял по Москве на тройке с бубенцами, закатывал грандиозные попойки с цыганами, которым швырял тысячи, пел песни до утра. А бывало, фрахтовал пароход и отправлялся в плавание по Волге в кругу знакомых и незнакомых людей. Говорил в этих случаях, что, мол, съездил погостить у приятеля в Самаре, чтобы приятно провести время за беседой у камина.
Новинский бульвар в начале XX века. В глубине кадра, напротив трамвая, видны два боковых флигеля дома Плевако и между ними садик
В то же время он никогда не отказывал бедным клиентам и жертвовал огромные суммы калекам и сиротам. Но зато буквально выколачивал дикие гонорары из купцов, требуя платить вперед. Рассказывают, как некий богач, не поняв слова «аванс», уточнил у Плевако, что это такое. «Задаток знаешь?» - спросил адвокат. - «Знаю». - «Так вот аванс - тот же задаток, но в три раза больше».
Плевако не всегда был уверен в безвинности своих подзащитных
Однажды трехтысячная толпа собралась послушать процесс, где выступал знаменитый Плевако. Судили двух братьев за хищение на строительстве, их вина была очевидна. Все в трепете ждали, что после речи адвоката отношение к подсудимым волшебным образом изменится и их оправдают. Но случилось неслыханное: Плевако вскочил и в запале стал доказывать их вину, опровергая при этом своего же коллегу, второго защитника, который успел выступить раньше. Присяжные немедленно вынесли вердикт: виновны.
По Москве тут же разнесся сенсационный слух, будто сами высшие силы вершат правосудие через Плевако, который на процессах входит в состояние транса.
Сам Федор Никифорович разъяснил свою позицию, защищая в 1890 году Александру Максименко, которая обвинялась в отравлении собственного мужа. Он прямо сказал: «Если вы спросите меня, убежден ли я в ее невиновности, я не скажу «да, убежден». Я лгать не хочу. Но я не убежден и в ее виновности. Когда надо выбирать между жизнью и смертью, то все сомнения должны решаться в пользу жизни».
И все же заведомо неправых дел Плевако избегал. Например, отказался защищать скандально известную аферистку Софью Блювштейн по прозвищу «Сонька - золотая ручка».
Заковка Соньки в кандалы, 1881 г.
Плевако не был эрудитом - часто брал юмором и смекалкой
Хотя он был начитан и отличался исключительной памятью, он уступал другим корифеям в глубине анализа, логике и последовательности. Но превосходил их всех в заразительной искренности, эмоциональной мощи, ораторской изобретательности, умел убедить и растрогать, был мастером красивых сравнений, громких фраз и неожиданных остроумных выходок, которые нередко становились единственным спасением его клиентов. Это видно из его выступлений, о которых и поныне ходят легенды.
1. Грешный батюшка
Судили пожилого батюшку за хищение церковных денег. Он сам во всем признался, свидетели выступили против, прокурор произнес убийственную речь. Плевако, заключивший пари с фабрикантом Саввой Морозовым при свидетеле Немировиче-Данченко о том, что он уложит свою речь в одну минуту и священника оправдают, промолчал все заседание, не задал ни единого вопроса. Когда же наступила его минута, он только и сказал, душевно обратясь к присяжным: «Господа присяжные заседатели! Более двадцати лет мой подзащитный отпускал вам грехи ваши. Теперь он ждет, чтобы вы один раз отпустили ему его грехи, люди русские!» Батюшка был оправдан.
2. Старушка и чайник
В суде над старушкой Антониной Панкратьевой, которая стянула у купца с прилавка жестяной чайник стоимостью 30 копеек, прокурор, желая заранее обезоружить Плевако, сам высказал все возможное в пользу обвиняемой: и сама она бедная, и кража пустяковая, и жалко старушку… Но собственность священна, грозно продолжил он, ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с этим, Россия погибнет». Поднялся Плевако и сказал: «Россия за тысячу лет перенесла много бед и трагедий. Шел на нее Мамай, терзали ее печенеги, и татары, и половцы. Шел на нее Наполеон, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь… Старушка украла чайник ценой в 30 копеек, и мне поневоле делается жутко. Такого испытания не выдержит Святая Русь, обязательно погибнет». Панкратьеву оправдали.
3. Мужик и проститутка
Как-то раз Плевако довелось защищать мужика, которого проститутка обвинила в изнасиловании, чтобы взыскать с него солидную сумму. Его уже готовы были засудить, когда адвокат взял слово: «Господа присяжные, если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Возмущенная девица вскочила: «Врет он! Нешто я свинья постели пачкать? Туфли я сняла!» В зале поднялся хохот. Естественно, мужика оправдали.
«Царь-пушка, Царь-колокол и Федор Никифорович Плевако»
Когда гениальный адвокат умер в 66 лет от разрыва сердца, одна из газет написала: «В Москве было три достопримечательности: Царь-пушка, Царь-колокол и Федор Никифорович Плевако. Вчера наш город лишился одной из них».
Его похоронили при громадном стечении народа всех сословий, и нищих и богачей, на кладбище Скорбященского монастыря.
Проводы Федора Никифоровича Плевако
Когда в сталинские годы монастырский погост снесли, из 2500 захоронений только прах Плевако разрешили перенести на Ваганьковское кладбище.
Оригинальное полуразрушенное надгробие
На современном надгробии великого русского адвоката высечена библейская истина, которую он использовал в одной из своих речей: «Не с ненавистью судите, а с любовью судите, если хотите правды».
Современный барельеф
Федор Никифорович Плевако
Федор Плевако родился 13 (25) апреля 1842 года в городе Троицк Оренбургской губернии.
По некоторым данным, Ф.Н. Плевако был сыном дворянина и крепостной. Отец - надворный советник Василий Иванович Плевак, мать - Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, поэтому двое их детей - Федор и Дормидонт - считались незаконнорожденными.
В 1851 году семья Плеваков переселилась в Москву. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, особенно Федор прославился математическими способностями. К концу первого года учебы их имена были занесены на «золотую доску» училища, однако через полгода Федора и Дормидонта исключили как незаконнорожденных. Осенью 1853 года, благодаря хлопотам отца,они были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке - сразу в 3 класс.
В 1864 году Федор Плевако окончил курс на юридическом факультете Московского университета, получив степень кандидата права.
Занимался и научной работой - перевел на русский язык и издал в 1874 курс римского гражданского права немецкого юриста Г.Ф. Пухты.
В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты и вскоре стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только бесплатно помогавший бедным, но иногда оплачивавший непредвиденные расходы неимущих клиентов.
Карьера Плевако состоялась в Москве, которая наложила на него свой отпечаток. Религиозное настроение московского населения и богатое событиями прошлое города находили отклик в судебных речах адвоката. Они изобилуют текстами Священного Писания и ссылками на учение святых отцов. Природа наделила Плевако редким даром проникновенного, убеждающего слова, в котором он не отказывал людям, ищущим защиту от несправедливости.
Образцами судебного красноречия стали речи Плевако по делу игуменьи Митрофании, участвовавшей в подлогах, мошенничестве и присвоении чужого имущества (Плевако выступил гражданским истцом), в защиту Бартенева по делу об убийстве артистки Висновской (это дело послужило основой рассказа И. А. Бунина "Дело корнета Елагина"), в защиту Качки, 19-летней девушки, подозреваемой в убийстве студента Байрошевского, с к-рым она находилась в любовной связи.Федор Никифорович Плевако выступал по делам о крестьянских волнениях, о фабричных беспорядках (о стачке на фабрике Товарищества С. Морозова), в защиту рабочих, обвинявшихся в сопротивлении властям и истреблении фабричного имущества.
С 1907 года- депутат 3-й Государственной думы от партии октябристов. Являлся членом партии «Союз 17 октября» («Октябристы») - право-либерального политическогообъединения.
В круг друзей и знакомых Плевако входили литераторы, артисты и художники: Михаил Врубель, Константин Коровин, Константин Станиславский, Василий Суриков, Федор Шаляпин, Мария Ермолова, Леонид Собинов.
Факты о карьере Плевако - известные политические процессы:
- Дело люторических крестьян (1880)
- Дело севских крестьян (1905)
- Дело о стачке рабочих фабрики Товарищества С. Морозова (1886) и других.
- Дело Бартенева
- Дело Грузинского
- Дело Лукашевича
- Дело Максименко
- Дело рабочих Коншинской фабрики
- Дело Замятниных
- Дело Засулич (приписывается Плевако, на самом деле защитником был П. А. Александров)
Прочие интересные факты:
- У Ф. Н. Плевако было два сына (от разных жён), которых звали одинаково - Сергеями Фёдоровичами. Позже оба Сергея Фёдоровича Плевако стали адвокатами и практиковали в Москве, из-за чего нередко возникала путаница.
- По альтернативной биографии, описанной, например, в новелле В. Пикуля «Не от крапивного семени», отцом Ф. Н. Плевако был сосланный польский революционер.
Умер 23 декабря 1908 года (5 января 1909), на 67-ом году жизни, в Москве. Известного адвоката похоронили на кладбище Скорбященского монастыря. В 1929 г. монастырское кладбище решено было закрыть, а на его месте организовать детскую площадку. Останки Плевако, по решению родственников, были перезахоронены на Ваганьковском кладбище.
В данный момент существует Некоммерческое партнерство «Фонд исторического и культурного наследия отечественной юриспруденции имени Ф.Н. Плевако».
Главной целью Партнерства является деятельность по сохранению и популяризации исторического и культурного наследия адвокатуры выдающегося российского юриста Ф.Н. Плевако, а также содействие членам Партнерства в осуществлении деятельности, направленной на достижение вышеуказанной цели.
}} на страницу обсуждения, либо указать ссылку на статью-источник в комментарии к правке.
Фёдор Ники́форович Плева́ко (13 (25) апреля , Троицк - 23 декабря 1908 (5 января ), Москва ) - русский адвокат и юрист , судебный оратор , действительный статский советник .
| Фёдор Плевако | |
|---|---|
| Дата рождения | 13 (25) апреля |
| Место рождения |
Троицк Оренбургская губерния Российская империя |
| Дата смерти | 23 декабря 1908 (5 января ) (66 лет) |
| Место смерти |
|
| Страна | |
| Род деятельности | адвокат |
| Фёдор Плевако на Викискладе | |
Биография
По некоторым данным, Ф. Н. Плевако был сыном польского дворянина и казашки. Большая же часть биографов Плевако считает, что «его мать была из киргизского племени» (Сайфульмулюков, Р. Знаменитый адвокат // Вперед (Троицк). 1986. 24 мая). Московский историк В. И. Смолярчук в книге «Адвокат Плевако» (Челябинск, 1989) называет ее «крепостной киргизкой», вслед за ним это повторяют А. Н. Троицкий и местный автор Л. Темник. Они используют указанный этноним без кавычек, хотя известно, что так тогда называли казахов, которые кочевали по соседству с городом. Правда, другие исследователи, называя юную казашку крепостной, имели в виду, что в Троицке она жила вместе с дворней - крепостными слугами приютившей ее семьи. Сама же девочка явно была родом из богатой и знатной семьи.
Вот что вспоминала мать Ф. Н. Плевако на склоне лет: «Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты» (Смолярчук, В. И. - С. 12). . Отец - надворный советник Василий Иванович Плевак, мать - калмычка Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, поэтому двое их детей - Фёдор и Дормидонт - считались незаконнорождёнными . Всего в семье было четверо детей, но двое умерли младенцами. Отчество Никифорович взято по имени Никифора - крёстного отца его старшего брата. Позднее в университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, а по окончании университета добавил к ней букву «о», причём называл себя с ударением на этой букве: Плевако́.
В Москву семья Плевако переселилась летом 1851 года. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке . Братья учились хорошо, особенно Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорождённых. Осенью 1853 года благодаря долгим отцовским хлопотам Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке - сразу в 3 класс . Кстати, в этот же год в гимназию поступил и Пётр Кропоткин и тоже в третий класс. В этой же школе учились многие ставшие впоследствии известными деятели России.
Окончил юридический факультет Московского университета . Состоял в Москве кандидатом на судебные должности. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты, что улучшило его материальное положение. Он приобрел в собственность дом по адресу Большой Афанасьевский переулок , 35 (дом снесён в 1993 году. См. фотографию дома ). Вскоре он стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.
Адвокатская деятельность Плевако прошла в Москве, которая наложила на него свой отпечаток. И звон колоколов в московских храмах, и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое Москвы, и нынешние её обычаи находили отклик в судебных речах Плевако. Они изобилуют текстами Священного Писания и ссылками на учение святых отцов. Природа наделила Плевако чудесным даром слова.
Не было в России оратора более своеобразного. Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. В процессе полковника Кострубо-Корицкого, слушавшемся в рязанском окружном суде (1871), противником Плевако выступил присяжный поверенный князь А. И. Урусов , страстная речь которого взволновала слушателей. Плевако предстояло изгладить неблагоприятное для подсудимого впечатление. Резким нападкам он противопоставил обоснованные возражения, спокойствие тона и строгий анализ улик . Во всём блеске и самобытной силе сказалось ораторское дарование Плевако в деле игуменьи Митрофании , обвинявшейся в московском окружном суде (1874) в подлогах , мошенничестве и присвоении чужого имущества. В этом процессе Плевако выступил гражданским истцом , обличая лицемерие, честолюбие, преступные наклонности под монашеской рясой. Обращает на себя также внимание речь Плевако по слушавшемуся в том же суде, в 1880 году, делу 19-летней девушки, Качки, обвинявшейся в убийстве студента Байрошевского, с которым она находилась в любовной связи.
Нередко Плевако выступал в делах о фабричных беспорядках и в речах своих в защиту рабочих, обвинявшихся в сопротивлении властям, в буйстве и истреблении фабричного имущества, будил чувство сострадания к несчастным людям, «обессиленным физическим трудом, с обмершими от бездействия духовными силами, в противоположность нам, баловням судьбы, воспитываемым с пелёнок в понятии добра и в полном достатке». В своих судебных речах Плевако избегал эксцессов, полемизировал с тактом, требуя и от противников «равноправия в борьбе и битве на равном оружии». Будучи оратором-импровизатором , полагаясь на силу вдохновения, Плевако произносил наряду с великолепными речами и относительно слабые. Иногда в одном и том же процессе одна речь его была сильна, другая - слаба (например, по делу Меранвиля). В молодые годы Плевако занимался и научными работами: в 1874 году он перевёл на русский язык и издал курс римского гражданского права Пухты. Помощником у него был после 1894 года известный певец
Плевако Федор Никифорович (1842-1909) – один из крупнейших дореволюционных русских юристов, адвокат, судебный оратор, действительный статский советник. Он умел убеждать и защищать. В 1870 окончил юридический факультет Московского университета. Депутат 3-й Государственной думы от партии октябристов. Сторонник демократических принципов судопроизводства. Для представителей юридических профессий, всех россиян имя Плевако было и остается воплощением отменных качеств адвоката, защитника добра и справедливости, заботящегося о благе и процветании Отечества.
В числе дореволючионных юристов именно Плевако отличался изумительным красноречием и безупречным мастерством риторики.
Именно его речи славятся огромным количеством ссылок на библейские тексты, постоянное изучение которых наделило Плевако острым чувством слова и очень меткой и спокойной речью. Ораторский талант Плевако и в настоящее время явление интересное и недостаточно изученное. Судебным речам Плевако были присущи обоснованность, спокойность тона, глубокий анализ фактов и событий. Не зря именно Плевако получил следующие определения: «великий оратор», «гений слова», «старшой богатырь», «митрополит адвокатуры» и др. Он пользовался безграничным уважением и у интеллигенции, и у простого народа.
Плевако был одним из тех дореволюционных адвокатов, которые разрабатывали основы российской судебной риторики.
Участие Плевако в нашумевших уголовных процессах это отдельная тема для серьезного научного разговора.
Лишь часть дел, в которых блестяще участвовал Плевако:
Дело люторических крестьян;
Дело Замятниных;
Дело Лукашевича;
Дело севских крестьян;
Дело рабочих Коншинской фабрики;
Дело Бартенева;
Дело Максименко;
Дело Грузинского;
Дело Засулич.
Цитаты Плевако
Все известные юристы дореволюционной России оставили глубокий след не только в истории права, но и в истории литературы. Их судебные речи изобилуют выражениями, которые сами по себе являются афоризмами. Многие выражения дореволюционных юристов активно используются и в художественной литературе, и в публицистике. И здесь же в особом ряду стоят цитаты Плевако, которые в определенных кругах стали афоризмами. Вот некоторые из них:
«Бранное слово - это междометие народного языка.»
«За прокурором стоит закон, а за адвокатом – человек со своей судьбой, со своими чаяниями, и этот человек взбирается на адвоката, ищет у него защиты, и очень страшно поскользнуться с такой ношей.»
«Есть моменты, когда душа возмущается неправдой, чужими грехами, возмущается во имя нравственных правил, в которые верует, которыми живет,– и, возмущенная, поражает того, кем возмущена… Так, Петр поражает раба, оскорбляющего его учителя. Тут все-таки есть вина, несдержанность, недостаток любви к падшему, но вина извинительнее первой, ибо поступок обусловлен не слабостью, не самолюбием, а ревнивой любовью к правде и справедливости.»
Фрагменты из легендарных процессов Плевако.
«20 минут»
Очень известна защита адвокатом Ф.Н.Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, нарушившей правила о часах торговли и закрывшей торговлю на 20 минут позже, чем было положено, накануне какого-то религиозного праздника. Заседание суда по ее делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника - Плевако. Председатель суда распорядился разыскать Плевако. Минут через 10 Плевако, не торопясь, вошел в зал, спокойно уселся на месте защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только пять минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя: - А сколько на ваших часах, ваше превосходительство? Председатель посмотрел и ответил:
На моих пятнадцать минут одиннадцатого. Плевако обратился к прокурору:
А на ваших часах, господин прокурор?
Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:
На моих часах уже двадцать пять минут одиннадцатого.
Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите.
Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку с опозданием на 20 минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил:
Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она женщина старая, малограмотная, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у вас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах - 20 минут, у господина председателя - 15 минут, а на часах господина прокурора - 25 минут. Конечно, самые верные часы у господина прокурора. Значит, мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские.
Так если господин председатель, по часам прокурора, открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором?
Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую.
«15 лет несправедливых попреков»
Однажды к Плевако попало дело по поводу убийства одним мужиком своей бабы. На суд Плевако пришел как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причeм безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес:
В зале начал стихать шум. Плевако опять:
Господа присяжные заседатели!
В зале наступила мертвая тишина. Адвокат снова:
Господа присяжные заседатели!
В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:
Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
Господа присяжные заседатели!
Тут уже зал взорвался возмущеннием, воспринимая все как издевательство над почтенной публикой. А с трибуны снова:
Господа присяжные заседатели!
Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот наконец Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.
Ну вот, господа, вы не выдержали и 15 минут моего эксперимента. А каково было этому несчастному мужику слушать 15 лет несправедливые попреки и раздраженное зудение своей сварливой бабы по каждому ничтожному пустяку?!
Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами.
Мужика оправдали.
«Отпускание грехов»
Однажды он защищал пожилого священника, обвиненного в прелюбодеянии и воровстве. По всему выходило, что подсудимому нечего рассчитывать на благосклонность присяжных. Прокурор убедительно описал всю глубину падения священнослужителя, погрязшего в грехах. Наконец, со своего места поднялся Плевако. Речь его была краткой: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех?»
Нет надобности уточнять, что попа оправдали.
"30 копеек"
Суд рассматривает дело старушки, потомственной почетной гражданки, которая украла жестяной чайник стоимостью 30 копеек. Прокурор, зная о том, что защищать ее будет Плевако, решил выбить почву у него из-под ног, и сам живописал присяжным тяжелую жизнь подзащитной, заставившую ее пойти на такой шаг. Прокурор даже подчеркнул, что преступница вызывает жалость, а не негодование. Но, господа, частная собственность священна, на этом принципе зиждится мироустройство, так что если вы оправдаете эту бабку, то вам и революционеров тогда по логике надо оправдать. Присяжные согласно кивали головами, и тут свою речь начал Плевако. Он сказал: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь… Старушка украла старый чайник ценою в 30 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно…»
Старушку оправдали.
"Туфли я сняла!"
В дополнение к истории об известном адвокате Плевако. Защищает он мужика, которого проститутка обвинила в изнасиловании и пытается по суду получить с него значительную сумму за нанесенную травму. Обстоятельства дела: истица утверждает, что ответчик завлек ее в гостиничный номер и там изнасиловал. Мужик же заявляет, что все было по доброму согласию. Последнее слово за Плевако.
"Господа присяжные," - заявляет он. "Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями".
Проститутка вскакивает и кричит: "Неправда! Туфли я сняла!!!"
В зале хохот. Подзащитный оправдан.
«Знамение»
Великому русскому адвокату Ф.Н. Плевако приписывают частое использование религиозного настроя присяжных заседателей в интересах клиентов. Однажды он, выступая в провинциальном окружном суде, договорился со звонарем местной церкви, что тот начнет благовест к обедне с особой точностью.
Речь знаменитого адвоката продолжалось несколько часов, и в конце Ф. Н. Плевако воскликнул: Если мой подзащитный невиновен, Господь даст о том знамение!
И тут зазвонили колокола. Присяжные заседатели перекрестились. Совещание длилось несколько минут, и старшина объявил оправдательный вердикт.
Дело Грузинского.
Настоящее дело было рассмотрено Острогожским окружным судом 29- 30 сентября 1883г. Князь Г.И. Грузинский обвинялся в умышленном убийстве бывшего гувернера своих детей, впоследствии управляющего имением жены Грузинского - Э.Ф. Шмидта.
Предварительным следствием было установлено следующее. Э.Ф. Шмидт, приглашенный Грузинским последнего. После того как Грузинский потребовал от жены прекратить всякие отношения в качестве гувернера, очень быстро сближается с женой с гувернером, а его самого уволил, жена заявила о невозможности дальнейшего проживания с Грузинским и потребовала выдела части принадлежащего ей имущества. Поселившись в отведенной ей усадьбе, она пригласила к себе в качестве управляющего Э.Ф. Шмидта. Двое детей Грузинского после раздела некоторое время проживали с матерью в той же усадьбе, где управляющим был Шмидт. Шмидт нередко пользовался этим для мести Грузинскому. Последнему были ограничены возможности для свиданий с детьми, детям о Грузинском рассказывалось много компрометирующего. Будучи вследствие этого постоянно в напряженном нервном состоянии при встречах со Шмидтом и с детьми, Грузинский во время одной из этих встреч убил Шмидта, выстрелив в него несколько раз из пистолета.
Плевако, защищая подсудимого, очень последовательно доказывает отсутствие в его действиях умысла и необходимость их квалификации как совершенных в состоянии умоисступления. Он делает упор на чувства князя в момент совершения преступления, на его отношения с женой, на любовь к детям. Он рассказывает историю князя, о его встрече с "приказчицей из магазина", об отношениях со старой княгиней, о том, как князь заботился о своей жене и детях. Подрастал старший сын, князь его везет в Петербург, в школу. Там он заболевает горячкой. Князь переживает три приступа, во время которых он успевает вернуться в Москву - "Нежно любящему отцу, мужу хочется видеть семью".
"Тут-то князю, еще не покидавшему кровати, пришлось испытать страшное горе. Раз он слышит - больные так чутки - в соседней комнате разговор Шмидта и жены: они, по-видимому, перекоряются; но их ссора так странна: точно свои бранятся, а не чужие, то опять речи мирные…, неудобные… Князь встает, собирает силы…, идет, когда никто его не ожидал, когда думали, что он прикован к кровати… И что же. Милые бранятся - только тешатся: Шмидт и княгиня вместе, нехорошо вместе…
Князь упал в обморок и всю ночь пролежал на полу. Застигнутые разбежались, даже не догадавшись послать помощь больному. Убить врага, уничтожить его князь не мог, он был слаб… Он только принял в открытое сердце несчастье, чтобы никогда с ним не знать разлуки"
Плевако утверждает, что он бы еще не осмелился обвинять княгиню и Шмидта, обрекать их на жертву князя, если бы они уехали, не кичились своей любовью, не оскорбляли его, не вымогали у него деньги, что это "было бы лицемерием слова".
Княгиня живет в ее половине усадьбы. Потом она уезжает, оставляя детей у Шмидта. Князь разгневан: он забирает детей. Но тут происходит непоправимое. "Шмидт, пользуясь тем, что детское белье - в доме княгини, где живет он, с ругательством отвергает требование и шлет ответ, что без 300 руб. залогу не даст князю двух рубашек и двух штанишек для детей. Прихлебатель, наемный любовник становится между отцом и детьми и смеет обзывать его человеком, способным истратить детское белье, заботится о детях и требует с отца 300 руб. залогу. Не только у отца, которому это сказано, - у постороннего, который про это слышит, встают дыбом волосы!" На следующее утро князь увидел детей в измятых рубашонках. "Сжалось сердце у отца. Отвернулся он от этих говорящих глазок и - чего не сделает отцовская любовь - вышел в сени, сел в приготовленный ему для поездки экипаж и поехал… поехал просить у своего соперника, снося позор и унижение, рубашонок для детей своих".
Шмидт же ночью, по показаниям свидетелей, заряжал ружья. При князе был пистолет, но это было привычкой, а не намерением. "Я утверждаю, - говорил Плевако, - что его ждет там засада. Белье, отказ, залог, заряженные орудия большого и малого калибра - все говорит за мою мысль".
Он едет к Шмидту. "Конечно, душа его не могла не возмутиться, когда он завидел гнездо своих врагов и стал к нему приближаться. Вот оно - место, где, в часы его горя и страдания, они - враги его - смеются и радуются его несчастью. Вот оно - логовище, где в жертву животного сластолюбия пройдохи принесены и честь семьи, и честь его, и все интересы его детей. Вот оно - место, где мало того, что отняли у него настоящее, отняли и прошлое счастье, отравляя его подозрениями…
Не дай бог переживать такие минуты!
В таком настроении он едет, подходит к дому, стучится в. дверь.
Его не пускают. Лакей говорит о приказании не принимать.
Князь передает, что ему, кроме белья, ничего не нужно.
Но вместо исполнения его законного требования, вместо, наконец, вежливого отказа, он слышит брань, брань из уст полюбовника своей жены, направленную к нему, не делающему со своей стороны никакого оскорбления.
Вы слышали об этой ругани: "Пусть подлец уходит, не смей стучать, это мой дом! Убирайся, я стрелять буду".
Все существо князя возмутилось. Враг стоял близко и так нагло смеялся. О том, что он вооружен, князь мог знать от домашних, слышавших от Цыбулина. А тому, что он способен на все злое - князь не мог не верить".
Он стреляет. "Но, послушайте, господа, - говорит защитник, - было ли место живое в душе его в эту ужасную минуту". "Справиться с этими чувствами князь не мог. Слишком уж они законны, эти им" "Муж видит человека, готового осквернить чистоту брачного ложа; отец присутствует при сцене соблазна его дочери; первосвященник видит готовящееся кощунство, - и, кроме них, некому спасти право и святыню. В душе их поднимается не порочное чувство злобы, а праведное чувство отмщения и защиты поругаемого права. Оно - законно, оно свято; не поднимись оно, они - презренные люди, сводники, святотатцы!"
Заканчивая свою речь, Федор Никифорович сказал: "О, как бы я был счастлив, если бы, измерив и сравнив своим собственным разумением силу его терпения и борьбу с собой, и силу гнета над ним возмущающих душу картин его семейного несчастья, вы признали, что ему нельзя вменить в вину взводимое обвинение, а защитник его - кругом виноват в недостаточном умении выполнить принятую на себя задачу…"
Присяжные вынесли оправдательный вердикт, признав, что преступление было совершено в состоянии умоисступления.
"Начинай!"
Из воспоминаний о Плевако… Раз обратился к нему за помощью один богатый московский купец. Плевако говорит: "Я об этом купце слышал. Решил, что заломлю такой гонорар, что купец в ужас придет. А он не только не удивился, но и говорит:
Ты только дело мне выиграй. Заплачу, сколько ты сказал, да еще удовольствие тебе доставлю.
Какое же удовольствие?
Выиграй дело, - увидишь.
Дело я выиграл. Купец гонорар уплатил. Я напомнил ему про обещанное удовольствие. Купец и говорит:
В воскресенье, часиков в десять утра, заеду за тобой, поедем.
Куда в такую рань?
Посмотришь, увидишь.
Настало воскресенье. Купец за мной заехал. Едем в Замоскворечье. Я думаю, куда он меня везет. Ни ресторанов здесь нет, ни цыган. Да и время для этих дел неподходящее. Поехали какими-то переулками. Кругом жилых домов нет, одни амбары и склады. Подъехали к какому-то складу. У ворот стоит мужичонка. Не то сторож, не то артельщик. Слезли.
Купчина спрашивает у мужика:
Так точно, ваше степенство.
Идем по двору. Мужичонка открыл какую-то дверь. Вошли, смотрю и ничего не понимаю. Огромное помещение, по стенам полки, на полках посуда.
Купец выпроводил мужичка, раздел шубу и мне предложил снять. Раздеваюсь. Купец подошел в угол, взял две здоровенные дубины, одну из них дал мне и говорит:
Начинай.
Да что начинать?
Как что? Посуду бить!
Зачем бить ее? - Купец улыбнулся.
Начинай, поймешь зачем… - Купец подошел к полкам и одним ударом поломал кучу посуды. Ударил и я. Тоже поломал. Стали мы бить посуду и, представьте себе, вошел я в такой раж и стал с такой яростью разбивать дубиной посуду, что даже вспомнить стыдно. Представьте себе, что я действительно испытал какое-то дикое, но острое удовольствие и не мог угомониться, пока мы с купчиной не разбили все до последней чашки. Когда все было кончено, купец спросил меня:
Ну что, получил удовольствие?
Пришлось сознаться, что получил".
Все права защищены © А. Ю. Кожемякин, 2007-2018.
Защита и представительство по уголовным делам; представление интересов в гражданских спорах, арбитраже. Кредитные споры. Налоговые споры. Корпоративные споры. Земельные споры. Консультации. Составление документов.
Сайт сайт не является средством массовой информации; автор не несет ответственности за оценочные публикации, в том числе за комментарии, оставленные третьими лицами. Сведения, опубликованные на сайте, не могут быть использованы в качестве доказательств в правовых процедурах.