Искусство выступает как феномен культуры целостной социально функционирующей системой, решающей собственные ценностные, нравственные, духовно-символические задачи. Этот феномен как раз и называют художественной культурой. Художественная культура включает в себя: собственно искусство/как систему произведений и сферу производства художественных ценностей; систему соответствующих учреждений, обеспечивающих условия производства, хранения, распространения, распределения и потребления художественных произведений; систему подготовки кадров и управления. Искусство, как одна из (согласно марксизму) форм общественного сознания, взаимодействует с другими формами общественного сознания: с моралью - связь многоаспектна, непрямолинейна, дискуссионна; с политикой (к примеру, соцреализм, заидеологизи-рованный, ангажированный); с философией (философская притча, повесть); с религией (иконопись, религиозные гимны); с наукой и техникой (фантастика, кино, телевидение); с правовой сферой (детектив); с экономикой (масскультура).

По предназначению искусство, в основном, служит: 1.для возбуждения удовольствия, 2.для познания действительности (исходя из теории отражения), З.в целях воспитания. Вольф, Баумгартен, Гегель трактуют искусство прежде всего как деятельность познания, хотя и низшую (высшая ступень - постижение истины наукой). Искусство, таким образом, с этой точки зрения, - средство просвещения и образования. С этой познавательно -эвристической функцией связаны: философско-мировоззренческий аспект

«осматриваются и решаются загадки бытия, создаются модели мироуст-ойства, осуществляется поиск смысла жизни) и предвосхищение будущего Согласно Буало, главное предназначение искусства - воспитание, его главный предмет - красота общественной жизни, добро и государственная целесообразность. Посредством воспитательной функции оно формирует строй чувств и мыслей человека. Оно вдохновляет, очищает и облагораживает, - формирует художественные вкусы, ценностно ориентирует челове-ка утверждая эстетическую значимость мира. Искусство пробуждает в человеке и художника - творца. Возможен также эффект внушающий (суггестивный), - например, музыка и танцы, песни используются как средство сохранения и усиления мужества. Функция возбуждения удовольствия имеет ряд взаимосвязанных аспектов компенсаторного свойства: - отвлекающий (гедонистически - игровой и развлекательный); - утешающий; - способствующий восстановлению гармонии в сфере духа, утраченной в сфере реальности. Искусство дарит людям специфическое наслаждение: эстетическое. Для художника же это-одно из проявлений свободы: игра свободных сил, что способно доставлять необычайную радость.


Объект искусства, как и у других форм общественного сознания, -мир целиком и в деталях. Предмет- эстетический аспект реальности. В искусстве переплетаются начала: личное, национальное, межнациональное, общечеловеческое (и по содержанию, и по форме, и по складу мышления). Народность-эстетическая категория, выражающая корни искусства, природу взаимоотношений личности творца и народной почвы. Народ - объект художественного творчества, но он же и субъект. Народ - создатель, носитель, хранитель языка и культуры в поле которой только и может протекать процесс художественного творчества. Но он же и потребитель, конечный адресат искусства, носитель поля общественного мнения, складывающегося вокруг произведения искусства и обуславливающего его восприятие. Что касается особенностей художественного развития, то в качестве внешней движущей силы искусства признается (и не без оснований) социальная Действительность, общекультурные традиции и формы общественного сознания (философия, наука, религия, право, политика, мораль). Но существует конечно и некая внутренняя направленность личности (ее внутренние установки, обусловленные, возможно, неким сверхприродным началом). И может быть, роль последней превосходит в некоторых случаях влияние первой. Традиции и новаторство - между этими полюсами расположено искусство каждой эпохи. Традиция - это память, но культура избирательна- она выбирает из прошлого лишь то, что актуально сегодня. Традиции бывают древние, новые и новейшие. Два типа взаимоотношения традиции и новаторства проявляют себя и в современном искусстве - модерн и ретро. Искусство какого-либо предшествующего века может быть осмыслено либо в своем реальном для времени творения виде, либо так, как оно видится в современном искусстве, причем с позиций различных направлений, т. е. с позиций идеала прошлого или настоящего. В художественном процессе существует множество взаимовлияний: внутривидовые и межвидовые, на разных уровнях, сильные и слабые. Крупный художник всегда поглощает, интегрирует творчество и предшественников и современников (во многих случаях бессознательно). Могут быть взаимодействия (в том числе на основе соперничества) в сфере концепций и формы: это могут быть заимствования, подражание, пародирование, эпигонство, цитация, реминисценции (заимствование с некоторым изменением), парафразы, намеки, вариации (в том числе межнациональные и внутринациональные).

Существует, хотя и мало разработана, категория направления в искусстве (отождествляется иной раз с течением, школой, методом, стилем). Оно проявляет себя через совокупность произведений, в которых отображены определенные принципы творчества, через программные манифесты, декларации, отображающие эти принципы. В целом в этом может быть отображена система концептуальных идей и стилистических особенностей, устойчивых для исторического периода и некоторой группы художников. Важный вопрос существует ли прогресс в искусстве? На основе юнгианской методологии родилась неомифологическая школа, нацеленная на поиск и утверждение неких вечных основ культуры и искусства: Рохайм Г., Фрай Н., Кэмпбелл И., Клукхорн К. (опираются на учение К.Юнга об архетипах и коллективном бессознательном). «Вечность смотрит через окна времени» (А. Кетлер). Настоящее искусство действительно, возможно, носит непреходящий характер. Но не все в искусстве - вечно. Периодизация художественного процесса должна учитывать: поколение (современники, ровесники), век, период, эпоху, стадию. Искусство существует в конкретных своих видах: литература, театр, графика, живопись, скульптура, хореография, музыка, архитектура, прикладное и декоративное искусство, цирк, художественная фотография, телевидение, кино. Источник этого многообразия находили и в многообразии способностей выражения субъекта творчества и способностей восприятия рецепиента, и в различии вкусов и средств, которыми пользуются художники, и в эстетическом многообразии действительности и т.д. Прежде чем анализировать эту проблему, рассмотрим вопрос о происхождении искусства.

Виды искусства - реальные формы художественно-творческой деятельности, различающиеся прежде всего способом материального воплощения художественного содержания (словесным для литературы, звуковым для музыки, объемно-пластическим для скульптуры и т.д.). За этими внешними различиями скрываются более глубокие, внутренние содержательные различия, что и обусловливает в конечном счете необходимость своеобразных в каждом виде искусств средств материализации его особенного содержания. О специфическом характере художественной информации, заключенной в каждом из видов искусств, свидетельствует тот факт, что содержание произведения одного вида искусств не может быть адекватно передано на языке др. вида искусств. Будучи наукой о наиболее общих законах художественного освоения человеком мира, эстетика в плане изучения видов искусств призвана исследовать законы, действующие во всех видах искусств, одновременно показывая, как преломляются они в каждом из них.

Когда речь идет о разных видах искусств, то неизбежно встает вопрос и о различном языке этих искусств, о свойственных каждому из них формах образности. Композитор создает свое произведение с помощью звуков особо организованного музыкального ряда, живописец творит цветом и линией, архитектор - объемом и плоскостями, поэт и писатель - словом. Образный язык - это общий, определяющий признак искусства. Но образ в живописи и образ, скажем, музыкальный при ряде общих черт имеют и важные отличия. Они в конечном счете и определяют специфику каждого виде искусства, его границы и возможности.

Существует различная классификация видов искусства. Такие виды искусства, как живопись, графика, скульптура, наглядно изображают те или иные формы действительности. Эти виды искусства, связаны со зрительным восприятием и создающие изображения видимого мира на плоскости и в пространстве, называются изобразительными.

Если же мы обратимся к музыке, то здесь восприятие будет иное. Многократно делались такие опыты: проигрывали незнакомое аудитории музыкальное произведение и спрашивали, о чем в нем идет речь. Во всех, без исключения, случаях полного совпадения ответов не было. Если один слушатель говорил, что произведение рассказывает о зимнем утре, то другой считал, что речь в нем идет о первой любви, хотя часто у большинства совпадали оценки эмоциональной настроенности музыки: грустная, веселая, торжественная. Музыка принадлежит к неизобразительным видам искусства.

Можно подразделять виды искусства и в зависимости от того, как они воспринимаются: зрением или слухом. Искусствами, рассчитанными на зрительное восприятие, будут живопись или скульптура. Искусством, обращенным к слуху, является музыка.

С танцем или театральным искусством дело обстоит сложнее. Хореография, в частности балет, прежде всего зрелище. Однако она не может полноценно восприниматься вне музыки. А в драматическом театре равно необходимо видеть актеров и декорации и слышать звучащее на сцене слово. Поэтому такие искусства, как хореография или театр, называют еще синтетическими. К ним же относятся кино и телевидение.

Можно делить искусства на предметные, когда произведения отделены от своих создателей, как здания в архитектуре, картины в живописи, статуи в скульптуре, и на такие, в которых произведение искусства - сама деятельность их творцов: танец, театральное представление, музыкальное исполнительство, художественное чтение. Их можно назвать "деятельностными", иногда их называют исполнительскими.

Статическими и пространственными называют искусства, произведения которых созданы так, что по природе своей они не меняются и расположены в определенном пространстве - картины, скульптуры, здания. Те же искусства, произведения которых каждый раз как бы возникают заново и развертываются во времени, как театральный спектакль или музыка, танец, называются динамическими или временными. При этом театральное представление или танец точнее назвать пространственно-временными искусствами, поскольку они существуют и в пространстве, и во времени.

Синтез искусств (греч. synthesis - соединение, сочетание) - органическое единство художественных средств и образных элементов различных искусств, в котором воплощается универсальная способность человека эстетически осваивать мир. Синтез искусств реализуется в едином художественном образе или системе образов, объединенных единством замысла, стиля, исполнения, но созданных по законам различных видов искусства. Исторически развитие синтеза искусств связано со стремлением воплотить в искусстве идеал целостной личности, выражающей идею социального прогресса, величие и силу творческого гения. В истории мирового искусства сложились три основные формы синтеза искусств, пришедшие на смену синкретизму народного искусства и четко разграниченной системе видов искусства, возникшей в древности.

Синтез пластических искусств. Его основу составляет архитектурное сооружение (здание, архитектурный комплекс и т.п.), дополняемое произведение скульптуры, живописи, декоративного искусства, которые отвечают определенному художественно-архитектурному решению. Архитектура организует наружное пространство. Сочетаемые с архитектурой, скульптура, живопись, декоративное искусство организуют внутреннее пространство (интерьер) и помогают установить образное единство между ним и внешней средой; между природой, в которую "вписано" сооружение, и помещением (жилище, парк, храм), в которое "вписан" человек. Синтезируемые искусства в данном случае сохраняют свое относительно самостоятельное образное значение. Синтез достигается здесь благодаря единому замыслу и стилю. При этом не возникает явления, которое принято называть синтетическим искусством. Примером указанного синтеза могут служить средневековые соборы (Реймский, Покрова на Нерли), архитектурные комплексы XVII - XVIII вв. (Версаль, Архангельское). В современную эпоху он получает развитие в идеях так называемого "большого синтеза" - создание с помощью архитектуры, цвета, монументальной живописи, декоративно-прикладного искусства предметной среды, наилучшим образом отвечающей гармоническому развитию человека, его физическим и духовным потребностям.

Эта идея реализуется в опыте советской архитектуры и дизайна, а также в экспериментах прогрессивных художников Запада (Ле Корбюзье, Ф. Леже, О. Нимейера, мексиканских монументалистов).

Театральный синтез искусств. Он осуществляется в процессе актерского исполнения драматического произведения, написанного писателем и поставленного режиссером, с использованием музыки, декораций, пантомимы, хореографии и т.д.

В театре, по точной характеристике Брехта, "не все должен делать сам актер", но "ничего не должно делаться вне связи с актером". Здесь синтез искусств достигается не путем механического "слияния" разных искусств, а благодаря синтетическому характеру самого театрального искусства.

Раскрытие образного содержания драматического произведения, замысла режиссера, композитора, художника осуществляется путем выявления в процессе игры актера художественно-образных возможностей, заложенных в пьесе, музыке, написанной для спектакля, в декорационном оформлении и костюмах, созданных художником. Роль состоит в том, чтобы помочь актеру в решении этой задачи и обеспечить единство спектакля. Многие теоретики искусства видели в театральном синтезе искусств мощное средство формирования целостной личности, способное вывести зрителя за пределы изображаемого на сцене, пробудить в нем общественно-значимые чувства и мысли (Аристотель, Буало, Дидро, Лессинг, Станиславский), связывали развитие театра как синтетического искусства с идеей революционного преобразования общества (Брехт, Мейерхольд).

Специфика кинематографического синтеза искусств связана с развитием особенностей киноискусства и кинообраза. В кино впервые получает всестороннее развитие синтетический художественный образ. Он возникает на основе монтажных принципов и получает воплощение в полифоническом построении кинопроизведений.

Принципы монтажа и полифонии именно в киноискусстве достигли наиболее полного развития. В кинообразе пластическое изображение, звук, цвет, пространственная и временная характеристика действительности слиты в диалектическом единстве, а не "в виде некоего "концерта" сопутствующих смежных "сведенных", но в себе самостоятельных искусств" (Эйзенштейн).

В эстетических концепциях, сложившихся в конце XIX - начале XX в. и ориентированных либо на модернистское формотворчество, либо просто на поиски новых средств выразительности, представления о синтезе искусств нередко связываются со стремлением к так называемому абсолютному искусству. Синтез искусств отождествляется при этом или с созданием мифологизированного, символического искусства, якобы открывающего "первообразы"вещей, коренящиеся в "абсолютном" или с созданием особого типа "музыкальной драмы" объединяющей все искусства или с некой "синтетической" живописью, превосходящей все искусства, или с "дереализированным и дегуманизированным" искусством элиты, призванным воплотить абсолютные эстетические ценности (Ницше, Ортега-и-Гасет).

Синтез пластических искусств - Летний сад г. Санкт-Петербург, архитекторы Ж.Б. Леблон, М.Г. Земцов, И.М. Матвеев; Павловское г. Санкт-Петербург.

Театральный синтез - рок-опера "Юнона" и "Авось", композитор Рыбников А.Л., слова Вознесенского А.А., артисты Н. Караченцов,; мюзикл "Нотр-Дам де Пари", автор Гюго В.М., музыка Кошана Р.; "Пугачев" драма Есенина С., режиссер Любимов Ю., музыка Высоцкого В., актеры Демидова А., Высоцкий В., Смехов В.

Кинематографический синтез - "Жестокий романс" по произведению Островского А.Н., режиссер Рязанов Э., стихи Цветаевой М., Ахмадулиной Б., актеры Михалков Н., Гузеева; "Мой ласковый и нежный зверь" по произведению Чехова А.П. "Драма на охоте", музыка Доги Е., актеры Янковский О., Беляева Г., Марков Л.; "Идиот" по произведению Достоевского Ф.М., режиссер Бортко, актеры Машков В., Миронов Е., Басилашвили О.

Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия

Предлагаемая читателю хрестоматия дополняет вышедшее ранее учебное пособие «Эстетика и теория искусства XX века», и предполагается, что включенные в нее тексты иллюстрируют положения, высказываемые авторами учебного пособия. Хрестоматия состоит из трех основных разделов: «Эстетика как философия искусства», «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений» и «Основные направления в теории искусства XX века». Первый раздел, «Эстетика как философия искусства», представлен фрагментами, извлеченными из работ представителей самых разных философских направлений. Ставя вопрос о мотивировке необходимости в таком разделе, сошлемся на представителя феноменологии М. Дюфрена, утверждающего, что эстетический опыт является исходной точкой для движения к деятельности и науке. «И это понятно: эстетический опыт пребывает в истоке, в той точке, где человек, перемешанный с вещами, испытывает свое родство с миром; природа в нем раскрывает себя, и он способен читать великие образы, которые она ему поставляет. Будущее Логоса готовится в этой встрече до всякого языка – здесь говорит сама Природа. Природа творящая, порождающая человека и воодушевляющая его на то, чтобы он следовал разуму. Теперь понятно, почему некоторые философские учения отводят эстетике особое место: они устремлены к истоку и все их искания ориентируются и освещаются эстетикой»1.

В первом разделе объединены философские тексты, позволяющие получить представление о так называемой «эксплицитной» эстетике, т. е. о тех подходах к эстетическим и искусствоведческим проблемам, что изложены на языке философии. Так, Х. Ортега-и-Гассет представляет поздний период «философии жизни». Тексты М. Мерло-Понти, Р. Ингардена, Г. Шпета и М. Дюфрена представляют феноменологию, интерес к которой в среде современных эстетиков нарастает. Русская религиозная философия представлена фрагментами из работ Н. Бердяева, П. Флоренского и В. Вейдле. Русская философская эстетика XX века представлена также фрагментом из ранней работы А. Лосева «Диалектика художественной формы» (1927). Ставшее в последние десятилетия исключительно популярным (чего не скажешь о времени его появления) сочинение В. Беньямина примыкает к проблематике Франкфуртской школы в философии. Современная американская философия, и в частности институционализм, представлена работами Д. Дики и Т. Бинкли. Столь сегодня популярная в России постмодернистская философия представлена фрагментами из работ Ж. Делеза, Ж. Дерриды и Ж.Ф. Лиотара.

Второй раздел, «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений», составлен текстами, демонстрирующими беспрецедентное в XX веке расширение сфер рассмотрения эстетической проблематики. Раздел открывается двумя текстами (З. Фрейда и К. Юнга), представляющими то, что П. Рикер называет «психоаналитической эстетикой». Важное место в изучении искусства занял структурализм, вдохновлявшийся методами лингвистики и этнологии. Как констатирует Ж. Деррида, «эстетика проходит через семиологию и даже этнологию»2. Это направление в хрестоматии представлено именами К. Леви-Строса, Р. Якобсона и Р. Барта. Естественно, что во втором разделе свое место нашла и работа представителя русской «формальной» школы Б. Эйхенбаума. Известно, что сегодня в мировой науке об искусстве русский формализм рассматривают предшественником структурализма. Рядом со статьей Р. Барта, посвященной вопросу об авторстве как ключевому вопросу в разных попытках построения в XX веке поэтики, публикуется статья М. Фуко, не склонного столь жестко формулировать вопрос об Авторе, как это делает Р. Барт, методология которого, как показывает данный текст, свидетельствует о его новых воззрениях, которые показательны уже для постструктурализма. Статья Я. Мукаржовского свидетельствует о том, что крупнейшие исследователи искусства, испытывая воздействие формализма и структурализма как наиболее репрезентативных направлений в теории искусства XX века, тем не менее оказываются в то же время их оппонентами. Отталкиваясь от ключевых идей в теории искусства своего времени, они выстраивают более диалектические и менее противоречивые системы. В момент формалистического ренессанса в отечественной теории искусства в еще большей степени оппонентом формализма явился М. Бахтин. Но, представая оппонентом формализма, М. Бахтин тем самым оказался уже и оппонентом будущего структурализма, что он и признает в отредактированной им позднее, уже в 60-х годах, в период повсеместного увлечения структурализмом, ранней своей статье «К методологии гуманитарных наук», также включенной в настоящее издание. Поскольку, критикуя формализм и структурализм, М. Бахтин тем самым уже закладывал основы постструктурализма, то стоит ли удивляться, что представители постструктурализма в лице Ю. Кристевой немало потрудились, чтобы ввести крупнейшего, но в свое время недооцененного и даже непонятого русского мыслителя в контекст мировой науки. Следует отдать должное Ю. Кристевой, статья которой «Разрушение поэтики» включена в настоящее издание, она высоко оценивает идеи М. Бахтина вовсе не только потому, что видит в них предвосхищение постструктурализма, но и потому, что отдает отчет в том, что это одна из наиболее фундаментальных теоретических систем об искусстве, уже оплодотворившая и продолжающая оплодотворять современную мировую гуманитарную мысль.

Таким образом, включенные во второй раздел тексты помогут представить широкий разброс идей и концепций, характерных для того направления науки об искусстве, которое в учебном пособии названо имплицитной эстетикой, актуализирующейся в границах разных гуманитарных дисциплин. Такое расширение обязано, во-первых, активизации уже существующих наук и научных направлений, а во-вторых, появлению новых наук и научных направлений.

Что касается третьего раздела, «Основные направления в теории искусства XX века», то он призван продемонстрировать одну из ярко выраженных тенденций теоретической рефлексии об искусстве, связанную с имеющим место разрывом между философско-эстетической рефлексией, традиция которой начинается в эпоху Просвещения, и собственно искусствоведческой рефлексией, стремившейся разработать специфические подходы к искусству. Не случайно среди теоретиков, представляющих в теоретической рефлексии об искусстве это направление, мы обнаруживаем имена самих творцов, в частности К. Малевича, В. Кандинского, А. Крученых, В. Хлебникова, А Бретона, Б. Брехта и других. В этих текстах проявилась также одна из тенденций теоретической рефлексии XX века, а именно: многие новаторские эксперименты в искусстве этого столетия сопровождались теоретическими комментариями и манифестами. Видимо, необходимость в этом была спровоцирована расхождением между искусством и реакциями на него публики или даже общества, которые нередко оказывались негативными, о чем в своих работах рассуждает Х. Ортега-и-Гассет. В этот раздел включены также работы некоторых теоретиков – историков искусства, оказавших колоссальное влияние на эстетическую и искусствоведческую мысль. Прежде всего это представители так называемой «венской школы», которую представляют исследователи разных поколений, – А. Ригль, Г. Вельфлин, М. Дворжак, Х. Зедльмайр и другие. Поскольку в России труды Г. Вельфлина издаются и переиздаются, то в хрестоматию включен текст А. Ригля, подход которого к искусству до сих пор представляет предмет дискуссий, а между тем его книги и статьи в России практически никогда не издавались и продолжают оставаться неизвестными. Это обстоятельство приводит к тому, что тезис А. Ригля о движении искусства от «осязающего» или «тактильного» к «оптическому» восприятию как главный для понимания логики развития истории искусства нам известен как тезис Г. Вельфлина. Эту логику А. Ригль проследил на материале античного искусства (Древний Восток, античная классика, римское искусство). Однако затем А. Ригль такую же логику смены систем видения обнаружил в западноевропейском искусстве Нового времени, что позволяет считать его основоположником циклического принципа в осмыслении логики истории искусства. Любопытно, что положивший в основу смены великих культур такой принцип О. Шпенглер продемонстрировал влияние именно искусствоведческих идей A. Ригля. Наше плохое знакомство с источниками по эстетике и теории искусства XX века (особенно с зарубежными, которые часто просто не переводились и в России не издавались) становится причиной того, что некоторые оригинальные идеи нам знакомы не в авторском варианте, а во вторичном воспроизведении. Это произошло, например, с идеями А. Крученых по поводу «заумного» слова в поэзии, которые оказались известными благодаря B. Шкловскому. Одна из самых известных статей В. Шкловского, посвященная ключевому, как настаивает О. Ханзен-Леве, понятию русского формализма – остранению, включена в данный раздел. В этот раздел вошли статьи выдающегося искусствоведа Э. Панофского и продолжателя идей венской школы искусствознания Э. Гомбриха. Обе эти статьи посвящены методологии анализа произведения искусства, а именно такому направлению в искусствознании, как иконология. В данном разделе представлен также текст В. Воррингера, первым обнаружившего в предшествующей истории живописи специфическую художественную систему, начавшую обращать на себя внимание в XX веке, а именно систему, связанную с беспредметным искусством. К сожалению в этот раздел не удалось включить текст Ф. Шмита, ощутившего еще в 20-е годы истекшего столетия необходимость в циклическом рассмотрении логики развития искусства на всем протяжении истории. Хотя имя этого теоретика к сегодняшнему дню оказывается почти забытым, тем не менее, подобно Г. Вельфлину, Ф. Шмит ставил вопрос о логике периодичности и прогресса как определяющей развитие искусства. Нам представляется, что необходимо восстановить справедливость и воздать должное отечественным теоретикам. В свое время вопрос о необходимости реабилитации циклической теории Ф. Шмита ставил еще В.Н. Прокофьев3. Идея Ф. Шмита представляет интерес еще и потому, что своим прямым предшественником в создании прогрессивной циклической теории культурно-исторического процесса Ф. Шмит считал Д.-Б. Вико, впервые изложившего основы такого подхода в своем труде «Основания новой науки об общей природе наций».

Предлагаемая читателю хрестоматия дополняет вышедшее ранее учебное пособие «Эстетика и теория искусства XX века», и предполагается, что включенные в нее тексты иллюстрируют положения, высказываемые авторами учебного пособия. Хрестоматия состоит из трех основных разделов: «Эстетика как философия искусства», «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений» и «Основные направления в теории искусства XX века». Первый раздел, «Эстетика как философия искусства», представлен фрагментами, извлеченными из работ представителей самых разных философских направлений. Ставя вопрос о мотивировке необходимости в таком разделе, сошлемся на представителя феноменологии М. Дюфрена, утверждающего, что эстетический опыт является исходной точкой для движения к деятельности и науке. «И это понятно: эстетический опыт пребывает в истоке, в той точке, где человек, перемешанный с вещами, испытывает свое родство с миром; природа в нем раскрывает себя, и он способен читать великие образы, которые она ему поставляет. Будущее Логоса готовится в этой встрече до всякого языка – здесь говорит сама Природа. Природа творящая, порождающая человека и воодушевляющая его на то, чтобы он следовал разуму. Теперь понятно, почему некоторые философские учения отводят эстетике особое место: они устремлены к истоку и все их искания ориентируются и освещаются эстетикой» 1 .

В первом разделе объединены философские тексты, позволяющие получить представление о так называемой «эксплицитной» эстетике, т. е. о тех подходах к эстетическим и искусствоведческим проблемам, что изложены на языке философии. Так, Х. Ортега-и-Гассет представляет поздний период «философии жизни». Тексты М. Мерло-Понти, Р. Ингардена, Г. Шпета и М. Дюфрена представляют феноменологию, интерес к которой в среде современных эстетиков нарастает. Русская религиозная философия представлена фрагментами из работ Н. Бердяева, П. Флоренского и В. Вейдле. Русская философская эстетика XX века представлена также фрагментом из ранней работы А. Лосева «Диалектика художественной формы» (1927). Ставшее в последние десятилетия исключительно популярным (чего не скажешь о времени его появления) сочинение В. Беньямина примыкает к проблематике Франкфуртской школы в философии. Современная американская философия, и в частности институционализм, представлена работами Д. Дики и Т. Бинкли. Столь сегодня популярная в России постмодернистская философия представлена фрагментами из работ Ж. Делеза, Ж. Дерриды и Ж.Ф. Лиотара.

Второй раздел, «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений», составлен текстами, демонстрирующими беспрецедентное в XX веке расширение сфер рассмотрения эстетической проблематики. Раздел открывается двумя текстами (З. Фрейда и К. Юнга), представляющими то, что П.

Рикер называет «психоаналитической эстетикой». Важное место в изучении искусства занял структурализм, вдохновлявшийся методами лингвистики и этнологии. Как констатирует Ж. Деррида, «эстетика проходит через семиологию и даже этнологию» 2 . Это направление в хрестоматии представлено именами К. Леви-Строса, Р. Якобсона и Р. Барта. Естественно, что во втором разделе свое место нашла и работа представителя русской «формальной» школы Б. Эйхенбаума. Известно, что сегодня в мировой науке об искусстве русский формализм рассматривают предшественником структурализма. Рядом со статьей Р. Барта, посвященной вопросу об авторстве как ключевому вопросу в разных попытках построения в XX веке поэтики, публикуется статья М. Фуко, не склонного столь жестко формулировать вопрос об Авторе, как это делает Р. Барт, методология которого, как показывает данный текст, свидетельствует о его новых воззрениях, которые показательны уже для постструктурализма. Статья Я. Мукаржовского свидетельствует о том, что крупнейшие исследователи искусства, испытывая воздействие формализма и структурализма как наиболее репрезентативных направлений в теории искусства XX века, тем не менее оказываются в то же время их оппонентами. Отталкиваясь от ключевых идей в теории искусства своего времени, они выстраивают более диалектические и менее противоречивые системы. В момент формалистического ренессанса в отечественной теории искусства в еще большей степени оппонентом формализма явился М. Бахтин. Но, представая оппонентом формализма, М. Бахтин тем самым оказался уже и оппонентом будущего структурализма, что он и признает в отредактированной им позднее, уже в 60-х годах, в период повсеместного увлечения структурализмом, ранней своей статье «К методологии гуманитарных наук», также включенной в настоящее издание. Поскольку, критикуя формализм и структурализм, М. Бахтин тем самым уже закладывал основы постструктурализма, то стоит ли удивляться, что представители постструктурализма в лице Ю. Кристевой немало потрудились, чтобы ввести крупнейшего, но в свое время недооцененного и даже непонятого русского мыслителя в контекст мировой науки. Следует отдать должное Ю. Кристевой, статья которой «Разрушение поэтики» включена в настоящее издание, она высоко оценивает идеи М. Бахтина вовсе не только потому, что видит в них предвосхищение постструктурализма, но и потому, что отдает отчет в том, что это одна из наиболее фундаментальных теоретических систем об искусстве, уже оплодотворившая и продолжающая оплодотворять современную мировую гуманитарную мысль.

Таким образом, включенные во второй раздел тексты помогут представить широкий разброс идей и концепций, характерных для того направления науки об искусстве, которое в учебном пособии названо имплицитной эстетикой, актуализирующейся в границах разных гуманитарных дисциплин. Такое расширение обязано, во-первых, активизации уже существующих наук и научных направлений, а во-вторых, появлению новых наук и научных направлений.

Что касается третьего раздела, «Основные направления в теории искусства XX века», то он призван продемонстрировать одну из ярко выраженных тенденций теоретической рефлексии об искусстве, связанную с имеющим место разрывом между философско-эстетической рефлексией, традиция которой начинается в эпоху Просвещения, и собственно искусствоведческой рефлексией, стремившейся разработать специфические подходы к искусству. Не случайно среди теоретиков, представляющих в теоретической рефлексии об искусстве это направление, мы обнаруживаем имена самих творцов, в частности К. Малевича, В. Кандинского, А. Крученых, В. Хлебникова, А Бретона, Б. Брехта и других. В этих текстах проявилась также одна из тенденций теоретической рефлексии XX века, а именно: многие новаторские эксперименты в искусстве этого столетия сопровождались теоретическими комментариями и манифестами. Видимо, необходимость в этом была спровоцирована расхождением между искусством и реакциями на него публики или даже общества, которые нередко оказывались негативными, о чем в своих работах рассуждает Х. Ортега-и-Гассет. В этот раздел включены также работы некоторых теоретиков – историков искусства, оказавших колоссальное влияние на эстетическую и искусствоведческую мысль. Прежде всего это представители так называемой «венской школы», которую представляют исследователи разных поколений, – А. Ригль, Г. Вельфлин, М. Дворжак, Х. Зедльмайр и другие. Поскольку в России труды Г. Вельфлина издаются и переиздаются, то в хрестоматию включен текст А. Ригля, подход которого к искусству до сих пор представляет предмет дискуссий, а между тем его книги и статьи в России практически никогда не издавались и продолжают оставаться неизвестными. Это обстоятельство приводит к тому, что тезис А. Ригля о движении искусства от «осязающего» или «тактильного» к «оптическому» восприятию как главный для понимания логики развития истории искусства нам известен как тезис Г. Вельфлина. Эту логику А. Ригль проследил на материале античного искусства (Древний Восток, античная классика, римское искусство). Однако затем А. Ригль такую же логику смены систем видения обнаружил в западноевропейском искусстве Нового времени, что позволяет считать его основоположником циклического принципа в осмыслении логики истории искусства. Любопытно, что положивший в основу смены великих культур такой принцип О. Шпенглер продемонстрировал влияние именно искусствоведческих идей A. Ригля. Наше плохое знакомство с источниками по эстетике и теории искусства XX века (особенно с зарубежными, которые часто просто не переводились и в России не издавались) становится причиной того, что некоторые оригинальные идеи нам знакомы не в авторском варианте, а во вторичном воспроизведении. Это произошло, например, с идеями А. Крученых по поводу «заумного» слова в поэзии, которые оказались известными благодаря B. Шкловскому. Одна из самых известных статей В. Шкловского, посвященная ключевому, как настаивает О. Ханзен-Леве, понятию русского формализма – остранению, включена в данный раздел. В этот раздел вошли статьи выдающегося искусствоведа Э. Панофского и продолжателя идей венской школы искусствознания Э. Гомбриха. Обе эти статьи посвящены методологии анализа произведения искусства, а именно такому направлению в искусствознании, как иконология. В данном разделе представлен также текст В. Воррингера, первым обнаружившего в предшествующей истории живописи специфическую художественную систему, начавшую обращать на себя внимание в XX веке, а именно систему, связанную с беспредметным искусством. К сожалению в этот раздел не удалось включить текст Ф. Шмита, ощутившего еще в 20-е годы истекшего столетия необходимость в циклическом рассмотрении логики развития искусства на всем протяжении истории. Хотя имя этого теоретика к сегодняшнему дню оказывается почти забытым, тем не менее, подобно Г. Вельфлину, Ф. Шмит ставил вопрос о логике периодичности и прогресса как определяющей развитие искусства. Нам представляется, что необходимо восстановить справедливость и воздать должное отечественным теоретикам. В свое время вопрос о необходимости реабилитации циклической теории Ф. Шмита ставил еще В.Н. Прокофьев 3 . Идея Ф. Шмита представляет интерес еще и потому, что своим прямым предшественником в создании прогрессивной циклической теории культурно-исторического процесса Ф. Шмит считал Д.-Б. Вико, впервые изложившего основы такого подхода в своем труде «Основания новой науки об общей природе наций».

Таким образом, можно утверждать, что в истекшем столетии искусствоведческие и эстетические вопросы в большей степени рассматриваются не столько в традиционном философском плане, сколько в контексте науки – и той, что находится под сильным влиянием методологии естественных наук, и той, что демонстрирует бурное развитие гуманитарного знания. Активизация науки (высокий престиж естественнонаучного знания, с одной стороны, попытки его использования в гуманитарной сфере, с другой, и, наконец, решительная постановка вопроса о самостоятельности гуманитарного знания как такового и о его размежевании с естественнонаучным знанием), естественно, сказалась и на развертывающихся исследованиях искусства, на попытках и рассматривать его с естественнонаучных позиций, и с помощью специфических подходов, применяемых лишь в гуманитарных сферах. Однако независимо от того, каких методов придерживались исследователи, когда они обращались к искусству, очевидно одно: отныне рассмотрение искусства должно быть строго научным. Критерий научности применительно к искусству в XX веке явно становится определяющим. Поэтому очевидно, что каждая фиксируемая нами система рассмотрения искусства может быть понята лишь в своих отношениях с тем или иным научным направлением.

Второй раздел открывается текстами, представляющими такое авторитетное для всего XX века направление, как психоанализ. В небольшой по объему статье «Художник и фантазирование» З. Фрейд затрагивает сразу несколько проблем: и игровой характер художественного творчества, для доказательства которого З. Фрейд обращается к функции детской игры и ее отношению к фантазии, и связь творчества с неврозом, и обусловленность творчества художника травмами и переживаниями, имеющими место в детстве, и отношение авторского «я» к героям произведения, и даже катартическое воздействие искусства на воспринимающего, хотя термина «катарсис» З. Фрейд и не употребляет. Однако в данной статье не может не обратить на себя внимание суждение основоположника психоанализа о том, что нередко произведения индивидуального творчества актуализируют мифы, представляющие собой грезы целых народов, вековые мечтания юного человечества. Эту тему З. Фрейд подробно не развивает, поскольку под творчеством он подразумевает исключительно индивидуальное творчество, а под бессознательным лишь индивидуальное бессознательное. Однако другой, не менее авторитетный представитель психоанализа, К. Юнг, идеи которого З. Фрейд, как известно, не разделял, под бессознательным понимал не индивидуальное, а коллективное бессознательное. Он был убежден в том, что всякое проявление художественного творчества, в том числе и индивидуальное, является формой актуализации сохраняющихся в памяти народов вневременных формул в виде мифов и архетипов.

На протяжении всего XX века окажется актуальной дискуссия о радикальном изменении статуса автора. Наиболее радикальным образом этот вопрос был сформулирован Р. Бартом, буквально провозгласившим в истекшем столетии «смерть автора», о чем мы еще будем говорить подробно. Однако изменение статуса автора проходит лейтмотивом во многих исследовательских направлениях, и психоанализ, также претендующий на научность в интерпретации искусства, здесь не исключение. Так, З. Фрейду казалось, что творческий инстинкт связан с неврозом, и, следовательно, чтобы понять замысел автора, необходимо углубляться в личные, интимные переживания художника, не исключая и детские травмы. Но поскольку невроз – болезнь, то, с точки зрения З. Фрейда, творчество соотносимо с болезнью, по сути с клиническим актом. В этом случае произведение искусства становится средством изживания тех комплексов художника, которые не могут быть в жизни реализованы, ибо они несовместимы с моралью. Следовательно, в этом случае произведение искусства является материализацией вытесненного сознанием невротика бессознательного. Таким образом, творчество уподобляется сновидению. Как мы убеждаемся, методология интерпретации З. Фрейдом результатов художественного творчества приобретает врачебно-медицинский характер. Однако З. Фрейд был убежден, что именно это обстоятельство и придает такой интерпретации научный статус.

В этом вопросе оппонентом З. Фрейда стал К. Юнг. Пожалуй, именно К. Юнг, а вовсе не Р. Барт впервые формулирует «смерть автора» в одном из своих докладов 1922 года, текст которого включен в данную хрестоматию. Казалось бы, это странно, ведь высокий статус автора исследователи искусства связывают именно с психологией. Так, Ж. Базен фиксирует противоречие, связанное с методологией истории искусства. Очевидно, утверждает исследователь, что в искусстве колоссальную роль играет индивидуальный психологический фактор. «Между тем, – пишет он, – наука есть способ выявления общих начал, и потому история как наука призвана не довольствоваться перечислением отдельных наблюдений, но вскрывать причинную взаимосвязь между различными частными фактами. Видимо, ей надлежит игнорировать случайные события – но именно таковыми и являются par excellence результаты индивидуального творчества. Индивидуальное начало как бы выпадает в осадок исторического исследования и принадлежит уже не к сфере истории, а к другой науке – психологии» 4 . Однако, как свидетельствует представитель одного из направлений в психологии, К. Юнг, дело обстоит не столь просто. В самом деле, полемизируя с З. Фрейдом, поставившим акцент на личном содержании художественного творчества, К. Юнг формулирует: «Установка на личное, провоцируемая вопросом о личных побудительных причинах творчества, совершенно неадекватна произведению искусства в той мере, в какой произведение искусства не человек, а нечто сверхличное. Оно – такая вещь, у которой нет личности и для которой личное не является поэтому критерием. И особенный смысл подлинного произведения искусства как раз в том, что ему удается вырваться на простор из теснин и тупиков личностной сферы, оставив далеко позади всю временность и недолговечность ограниченной индивидуальности 5 . С коперниковским радикализмом К. Юнг впервые убирает с пьедестала автора, на который его успела поставить предшествующая культура и, в частности, культура Нового времени. По мнению К. Юнга, главным действующим лицом в творческом процессе является не личность художника. Определяющей силой творческого процесса является анонимная сила, перед которой творческая воля художника бессильна. Кажется, что не воля автора, а само произведение диктует художнику фиксировать образы. „Произведения эти буквально навязывают себя автору, как бы водят его рукой, и она пишет вещи, которые ум его созерцает в изумлении. Произведение приносит с собой свою форму: что он хотел бы добавить от себя, отметается, а чего он не желает принимать, то появляется наперекор ему. Пока его сознание безвольно и опустошенно стоит перед происходящим, его захлестывает потоп мыслей и образов, которые возникли вовсе не по его намерению и которые его собственной волей никогда не были бы вызваны к жизни. Пускай неохотно, но он должен признать, что во всем этом через него прорывается голос его самости, его сокровенная натура проявляет сама себя и громко заявляет о вещах, которые он никогда не рискнул бы выговорить. Ему осталось лишь повиноваться и следовать, казалось бы, чуждому импульсу, чувствуя, что его произведение выше его и потому обладает над ним властью, которой он не в силах перечить“ 6 .

Естественно, и тут К. Юнг не расходится с З. Фрейдом: этой стихией, перед которой сознание и воля художника оказываются бессильными, становится бессознательное. Но если в данном случае художник не является хозяином положения, не управляет творческим актом и бессилен его контролировать, то, следовательно, стоит ли удивляться тому, что в созданном произведении содержится много такого, что сам художник осознать бессилен. Получается, что „художник, намереваясь сказать нечто, более или менее явственно говорит больше, чем сам осознает“ 7 . Как тут не констатировать, что К. Юнг приходит к тем же выводам, которые делают представители герменевтики, будь то В. Дильтей или Х.Г. Гадамер. Так, Х.Г. Гадамер, доказывая, что эстетика является важным элементом герменевтики, пишет: „Язык искусства предполагает прирост смысла, происходящий в самом произведении. На этом покоится его неисчерпаемость, отличающая его от всякого пересказа содержания. Отсюда следует, что в деле понимания художественного произведения мы не вправе довольствоваться тем испытанным герменевтическим правилом, что заданная тем или иным текстом истолковательная задача кончается на замысле автора. Наоборот, именно при распространении герменевтической точки зрения на язык искусства становится ясно, насколько не исчерпывается тут предмет понимания субъективными представлениями автора. Это обстоятельство, со своей стороны, имеет принципиальное значение, и в данном аспекте эстетика есть важный элемент общей герменевтики“ 8 .

Однако как все же К. Юнг объясняет это вторжение в творческий процесс автономного и безличного комплекса? Откуда он берется? По мнению К. Юнга, в данном случае актуализируется и приходит в движение неосознаваемая часть психики. Любопытно, что, когда К. Юнг объясняет генезис этой неподвластной воле художника силы, он почти смыкается с культурно-исторической школой в психологии (Л.С. Выготский). Ведь активность автономного комплекса у художника сопровождается регрессивным развитием сознательных функций, т. е. сползанием на низшие, инфантильные и архаические ступени 9 . Но что означает этот регресс как механизм художественного творчества? Он означает незначимость личного содержания творчества, т. е. ту самую „смерть автора“. Поэтому К. Юнг рассуждает так. Источник художественного творчества следует искать не в бессознательном авторской личности (читай: не там, где его пытается найти З. Фрейд), а в сфере бессознательной мифологии, образы которой являются достоянием не отдельных индивидов, а всего человечества. Как мы можем отметить, к этому выводу близко подходил и З. Фрейд, о чем свидетельствуют процитированные нами выше строки из его статьи, подходил, но все же не развернул свое наблюдение так, как это сделает К. Юнг. Образы коллективного бессознательного, или первообразы (архетипы), сформированы всей предшествующей историей человечества. Вот как их характеризует сам К. Юнг. Утверждая, что в отличие от индивидуального бессознательного коллективное бессознательное никогда не вытеснялось и не забывалось, а потому и не образовывало слои психики под порогом сознания, К. Юнг пишет: „Само по себе и для себя коллективное бессознательное тоже не существует, поскольку оно есть лишь возможность, а именно та возможность, которую мы с прадревних времен унаследовали в виде определенной формы мнемонических образов или, выражаясь анатомически, в структуре головного мозга. Это не врожденные представления, а врожденные возможности представления, ставящие известные границы уже самой смелой фантазии, так сказать категории деятельности воображения, в каком-то смысле априорные идеи, существование которых, впрочем, не может быть установлено иначе, как через опыт их восприятия. Они проявляются лишь в творчески оформленном материале в качестве регулирующих принципов его формирования, иначе говоря, мы способны реконструировать изначальную подоснову праобраза лишь путем образного заключения от законченного произведения искусства к его истокам“ 10 . Собственно, выявляя действие в творческом акте безличных сил, К. Юнг касается не только собственно творчества, но и воздействия результата творчества, т. е. произведения. К. Юнг даже употребляет выражение „тайна воздействия искусства“. Лишь провоцирование архетипа в творческом акте позволяет произведению трансформироваться в нечто общезначимое, а художник как мыслящий праобразами возвышает личную судьбу до судьбы человечества. Имея в виду социальную значимость искусства, К. Юнг пишет, что оно „неустанно работает над воспитанием духа времени, потому что дает жизнь тем фигурам и образам, которых духу времени как раз всего больше недоставало“ 11 . Пожалуй, этот тезис детально и более глубоко раскрывает единомышленник К. Юнга – Э. Нойманн. Повторяя мысль К. Юнга о том, что вторжение коллективного бессознательного в процесс творчества кажется вторжением чего-то чужого, Э. Нойманн обращает внимание на возникающее особое состояние сознания, которое он называет трансформацией. В стабильные эпохи функционирование коллективного бессознательного контролируется культурным каноном и установками типа цивилизации. Культурный канон – сложное образование, включающее и индивидуальную психологию, и идеологию, и ориентации культуры. Возникновение его связано, видимо, с необходимостью формирования императивов сознания и поведения, столь важных для выживания больших человеческих коллективов. Однако помимо позитивной функции культурного канона можно констатировать его негативную сторону. Возникновение культурного канона связано с подавлением какой-то части психики, и, следовательно, „я“ индивида в этом случае не может свободно проявляться. Это обстоятельство способствует формированию „подпольной сферы“ в психике со свойственной ей опасным эмоциональным зарядом и деструктивностью. Однажды деструктивные силы могут выйти из „подполья“, и будут иметь место „сумерки богов“, т. е. культурный канон, способствующий выживанию цивилизации, окажется разрушенным. Когда-то культура воздвигла против деструктивных сил хаоса грандиозный бастион из мифа, религии, ритуалов, обрядов и праздников. Но в современной культуре все эти механизмы оказались утраченными. Поэтому их функции трансформировались в функции искусства, что значительно повысило его статус в культуре XX века. Однако несмотря на то, что искусство такие функции осуществляет, его компенсаторная природа все еще остается неосмысленной. Дело в том, что ради преодоления однобокости, узости культурного канона, преследующего практические цели, художник становится маргиналом, анархистом и бунтарем. По этому поводу сетует Ф. Ницше, сравнивая поэтов прошлого с современными. „Как это ни странно звучит в наше время, но бывали поэты и художники, душа которых была выше судорожных страстей с их экстазами и радовалась только самым чистым сюжетам, самым достойным людям, самым нежным сопоставлениям и разрешениям. Современные художники в большинстве случаев разнуздывают волю и поэтому иногда являются освободителями жизни, те же были укротителями воли, усмирителями зверя и творцами человечности, словом, они создавали, переделывали и развивали жизнь, тогда как слава нынешних состоит в том, чтобы разнуздывать, спускать с цепи, разрушать“ 12 . Иллюстрацией разрушительной деятельности художника может служить, например, теория и практика сюрреализма. Тем более, что его вожди, и прежде всего А. Бретон, восхищались З. Фрейдом, о чем свидетельствуют и тексты. Так, во втором манифесте сюрреалистов А. Бретон комментирует тезис З. Фрейда из его работы „Пять лекций по психоанализу“ по поводу преодоления невроза с помощью его преобразования в художественное произведение» 13 . Однако А. Бретон склонен представлять бунт художника еще более радикальным. Ведь он уподобляет художника террористу. Так, в его манифесте не может не эпатировать такое утверждение: «Самый простой сюрреалистический акт состоит в том, чтобы, взяв в руки револьвер, выйти на улицу и наудачу, насколько это возможно, стрелять по толпе» 14 . Конечно, это эпатаж.

Министерство культуры Российской Федерации

Федеральное государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Санкт-Петербургский государственный университет

культуры и искусств»

Учебно-методический комплекс по дисциплине

Эстетика и теория искусства

ФГОС ВПО:

Дата утверждения, № приказа

Направление

(шифр и название)

071600 Музыкальное искусство эстрады

Квалификация (степень)

(бакалавр, магистр)

бакалавр

ООПВПО (учебный план):

№ приказа, дата утверждения

Инструменты эстрадного оркестра; эстрадно-джазовое пение; мюзикл, шоу-программы

Индекс дисциплины по учебному плану ООП

Трудоемкость дисциплины

Семестр и количество недель в семестре

Зачетных единиц

Академических часов

Аудиторная работа:

Самостоятельная работа:

Формы итогового контроля:

Санкт-Петербург

Рассмотрено и утверждено на заседании кафедры от « » 201_г.,

протокол №_.

Одобрено на заседании учебно-методического совета СПбГУКИ «_» 201_г.,

протокол №_.

Учебно-методический комплекс подготовили: Махлина Светлана Тевельевна, доктор философских наук, профессор (2 и 3 семестры)

Лелеко Виталий Дмитриевич, доктор культурологии, профессор (1 и 4 семестры) Рецензент:

Рабочая программа дисциплины «Эстетика и теория искусства», ее учебно-методическое, материально-техническое обеспечение, содержание дисциплины по темам, список рекомендуемой литературы, составлены в соответствии с требованиями к обязательному минимуму содержания и уровню подготовки бакалавра по профессиональному учебному циклу Федерального государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования по направлению подготовки «Музыкальное искусство эстрады».

Министерство культуры Российской Федерации Федеральное государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств»

Факультет культурологии и социологии

Кафедра теории и истории культуры

Рабочая программа дисциплины

Эстетика и теория искусства

Санкт-Петербург

1. Цели и задачи учебной дисциплины

Целями освоения учебной дисциплины являются: овладение знаниями и навыками, овладение методиками, формирование общекультурных компетенций, позволяющих понимать и оценивать эстетические и художественные феномены прошлого и настоящего, аргументировать свой выбор и оценку, развивать свой эстетический и художественный вкус, использовать полученные знания и умения в профессиональной деятельности и повседневной жизни.

Задачами освоения учебной дисциплины являются:

1. формирование знаний по теории и истории эстетики, теории и истории зарубежного и отечественного искусства;

2. освоение критериев оценки эстетических и художественных феноменов;

3. формирования умения использовать полученные знания в профессиональной деятельности и повседневной жизни.

2. Место учебной дисциплины в структуре ооп

2.1. Учебная дисциплина относится к базовой (Б2) части учебного цикла.

2.2. В связи с тем, что изучение первой части учебной дисциплины – эстетики – предусмотрено учебным планом по направлению подготовки «музыкальное искусство эстрады» на первом курсе в первом семестре, не представляется возможным требовать от студента владеть некоторыми общекультурными и профессиональными компетенциями, приступая к изучению учебной дисциплины. В отношении второй части курса – «теории искусства», можно сформулировать следующее.

Приступая к изучению данной учебной дисциплины во 2 семестре, студент должен знатьосновные сведения по теории и истории эстетики, истории, истории массовой культуры в современном обществе; начальные сведения по истории музыки, истории мюзикла; уметь пользоваться печатными и электронными средствами информации для подготовки выступлений на семинарских занятиях и рефератов; сделать доклад (сообщение) на семинарском занятии по темам перечисленных учебных дисциплин, участвовать в обсуждении вопросов на семинарских занятиях; вести конспект лекций и семинарских занятий; выступать перед аудиторией на семинарских занятиях; владеть приемами и навыками ведения конспекта, выступления и участия в дискуссии на семинарском занятии, приемами и навыками поисками необходимой информации; владеть следующими компетенциями: способностью и готовностью и собирать и интерпретировать необходимые данные для формирования суждений по соответствующим социальным, научным, эстетическим и художественным проблемам (ОК-1); способностью и готовностью приобретать с большой степенью самостоятельности новые знания, используя современные образовательные и информационные технологии (ОК-11); способностью и готовностью способности и готовности к работе в коллективе (ПК 30)

Приступая к изучению данной учебной дисциплины в 3 семестре, студент должен знать общие законы развития искусства, направления и стили искусства, общую периодизацию и представление об основных эпохах мирового искусства; сведения, полученные по другим, указанным выше дисциплинам, а также – по истории Санкт-Петербурга, закрепить и лучше освоить умения, указанные в предшествовавшем абзаце, владеть следующими компетенциями: способности и готовности собирать и интерпретировать необходимые данные для формирования суждений по соответствующим эстетическим и художественным проблемам (ОК-1); способностью и готовностью ориентироваться в специальной литературе, как в сфере эстетики, так и в теории и истории искусства (ОК-2); способностью и готовностью осмыслять развитие эстетики и искусства в историческом контексте, в связи с общим развитием гуманитарных знаний, с религиозными, философскими идеями конкретного исторического периода (ОК-3); способности и готовности применять теоретические знания в музыкально-исполнительской деятельности, постигать музыкальное произведение в культурно-историческом контексте (ПК-5); способности и готовности к работе в коллективе (ПК 30)

Приступая к изучению данной учебной дисциплины в 4 семестре, студент должен углубить имеющиеся знания об общих законах развития искусства, направлениях и стилях искусства; культурологии; свободно владеть умениями поиска научной информации по гуманитарным наукам в печатных изданиях и электронных ресурсах; умением выступления и участия в дискуссии на семинарском занятии; владеть следующими компетенциями: способностью и готовностью способности и готовности собирать и интерпретировать необходимые данные для формирования суждений по соответствующим эстетическим и художественным проблемам (ОК-1); способностью и готовностью ориентироваться в специальной литературе, как в сфере эстетики, так и в теории и истории искусства (ОК-2); способностью и готовностью способности и готовности осмыслять развитие эстетики и искусства в историческом контексте, в связи с общим развитием гуманитарных знаний, с религиозными, философскими идеями конкретного исторического периода (ОК-3); способности и готовности анализировать явления и произведения литературы и искусства (ОК-5) способностью и готовностью способности и готовности проявлять личностное отношение к современным процессам в различных видах искусства (ОК-10); способности и готовности приобретать с большой степенью самостоятельности новые знания, используя современные образовательные и информационные технологии (ОК-11); способностью и готовностью использовать методы гуманитарных и социально-экономических наук в различных видах профессиональной и социальной деятельности (ОК-13); способностью и готовностью пользоваться методологией анализа и оценки особенностей исполнительской интерпретации, национальных школ, исполнительских стилей (ПК-4); способностью и готовностью применять теоретические знания в музыкально-исполнительской деятельности, постигать музыкальное произведение в культурно-историческом контексте (ПК-5); способностью и готовностью к работе в коллективе (ПК 30).

2.3. Данная учебная дисциплина обеспечивает изучение студентами следующих дисциплин: «философия», «история музыки», «история искусства», «история русского искусства второй пол. XIX– ХХ веков», «история Санкт-Петербурга».

2.4. Данная учебная дисциплина логически и содержательно-методически связана с дисциплинами: «философией», формирующей у студента умение самостоятельно анализировать социально-философскую и научную литературу; применять философскую, историческую, культурологическую, социологическую, психолого-педагогическую терминологию; ориентироваться в историко-культурном пространстве; применять полученные теоретические знания о человеке, обществе, истории, культуре в учебной и профессиональной деятельности;

«русский язык и культура речи», формирующей у студентов навыки использования различных форм, видов устной и письменной коммуникации на родном языке в учебной и профессиональной деятельности;

«история искусства», дающей представление об основных эпохах и стилях искусства (изобразительного, театрального, кино, архитектуры), динамике его исторического развития, репрезентативных памятниках искусства;

«история музыки», позволяющей студенту ориентироваться в основных исторических периодах отечественной и зарубежной музыки, этапах эволюции музыкальных стилей, композиторском творчестве в эстетическом и культурно-историческом аспектах, творчестве зарубежных и русских композиторов XX - XXI веков, основные направления массовой музыкальной культуры XX – XXI веков;

«история Санкт-Петербурга», дающей студенту знание истории, основных памятников монументальной крупнейшего культурного центра России и мира, умение ориентироваться в

3.Требования к результатам освоения учебной дисциплины

Процесс изучения учебной дисциплины направлен на формирование следующих компетенций:

Способности и готовности собирать и интерпретировать необходимые данные для формирования суждений по соответствующим эстетическим и художественным проблемам (ОК-1);

Способностью и готовностью ориентироваться в специальной литературе, как в сфере эстетики, так и в теории и истории искусства (ОК-2);

Способности и готовности осмыслять развитие эстетики и искусства в историческом контексте, в связи с общим развитием гуманитарных знаний, с религиозными, философскими идеями конкретного исторического периода (ОК-3);

Способности и готовности анализировать явления и произведения литературы и искусства (ОК-5)

Способности и готовности проявлять личностное отношение к современным процессам в различных видах искусства (ОК-10);

Способности и готовности приобретать с большой степенью самостоятельности новые знания, используя современные образовательные и информационные технологии (ОК-11);

Способностью и готовностью осознавать специфику музыкального исполнительства как вида творческой деятельности (ПК-1);

способностью и готовностью пользоваться методологией анализа и оценки особенностей исполнительской интерпретации, национальных школ, исполнительских стилей (ПК-4);

способностью и готовностью применять теоретические знания в музыкально-исполнительской деятельности, постигать музыкальное произведение в культурно-историческом контексте (ПК-5);

Способностью и готовностью анализировать и подвергать критическому разбору процесс исполнения музыкального произведения, проводить сравнительный анализ разных исполнительских интерпретаций на занятиях с обучающимися (ПК-26)

Способностью и готовностью к работе в коллективе (ПК 30)

В результате освоения учебной дисциплины студент должен:

основные категории и проблемы эстетики, эстетические идеи разных исторических эпох, основные периоды исторического развития европейской и русской художественной культуры, эпохи и стили европейского и русского искусства, персоналии представителей эстетической мысли Европы и России разных эпох – от античности до ХХ века, их основные работы и произведения; общие законы развития искусства: виды, формы, направления и стили, специфику отдельных видов искусства, специфику и сопряженность таких областей как «эстетика - философия искусства - искусствоведение - теория искусства»; характер соотношения эстетики и теории искусства в ХХ веке, основные направления в теории искусства ХХ века, исторический и общекультурный контекст изучаемых эстетических текстов, критерии научности применительно к теории искусства в ХХ веке (естественнонаучный, общегуманитарный, собственно искусствоведческий подходы); особенности научного творчества и проблематику трудов крупнейших авторов, особенности отечественной эстетической мысли, основные эстетические концепции, оказавшие воздействие на теорию и историю музыкального искусства.

анализировать социально и личностно значимые эстетические и художественные проблемы, особенности художественных эпох, стилей и жанров искусства, художественные особенности отдельных произведений искусства; использовать полученные знания об эстетических и художественных явлениях, идеях, теориях в учебной и профессиональной деятельности; подготовить и выступить с сообщением (докладом, презентацией) по социально и личностно значимым эстетическим и художественным проблемам;

технологиями приобретения, использования и обновления знаний по эстетике и теории искусства; навыками рефлексии, самооценки, самоконтроля; различными способами вербальной коммуникации; навыками грамотного письма и публичного выступления на русском языке; принципами и методами анализа произведения искусства, профессиональным понятийным аппаратом в области эстетики и теории искусства, современными методологиями анализа произведения искусства.

4. Объем учебной дисциплины и виды учебной работы.

Общая трудоемкость учебной дисциплины составляет 10 зачетных единиц, 360 академических часов.

очное отделение

Наименование раздела (темы)

Всего ак. час./

№ семестра

Формы контроля

Аудиторные занятия

Самост. работа

Семинары

Практ. зан.

Малогруп.

Раздел 2. История эстетики

Итого:

Итоговый контроль:

зачет

Раздел 3. Искусство как система элементов: автор – произведение искусства – воспринимающий.

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 5. Морфология искусства

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Стили в искусстве

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 7. Искусство в системе культуры

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Итого

Итоговый контроль

зачет

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Итого

Итоговый контроль:

Экзамен, 36

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 12. Лидерство национальных школ в европейском искусстве. От эпохи к эпохе.

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 16. Тексты об искусстве

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 17. Эстетика и теория искусства ХХ в.

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Итого

Итоговый контроль

экзамен,54

Учебно-тематический план дисциплины

заочное отделение

Наименование раздела (темы)

Всего ак. час./

№ семестра

В том числе, ак. час./ зач. ед.

Формы контроля

Аудиторные занятия

Самост. работа

Семинары

Практ. зан.

Малогруп.

Раздел 1. Основные теоретические проблемы эстетики

Тестовые задания, сочинение эссе

Раздел 2. История эстетики

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Итого:

Итоговый контроль:

зачет

Раздел 3. Искусство как система элементов: автор – произведение искусства – воспринимающий

Тестовые задания

Раздел 4. Социальные функции искусства

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 5. Морфология искусства

Тестовые задания

Раздел 6. Стили в искусстве

Тестовые задания

Искусство в системе культуры

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

итого

Итоговый контроль

зачет

Раздел 8. Первобытное искусство

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 9. Искусство Древнего Востока

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 10. Искусство Месопотамии

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Итого

Итоговый контроль

экзамен, 36

Раздел 11. Новые языки в искусстве в исторической динамике

Тестовые задания

Раздел 12. Лидерство национальных школ в европейском искусстве. От эпохи к эпохе

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 13. Система художественного производства

Тестовые задания

Раздел 14. Хранение, реставрация и экспонирование искусства

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 15. Потребление искусства. Искусство и публика

Тестовые задания, выступление на семинарском занятии

Раздел 16. Тексты об искусстве. Раздел 17. Эстетика и теория искусства ХХ в.

Тестовые задания,

Итого

Итоговый контроль

Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия

Введение

Эстетика и теория искусства XX века: альтернативные типы дискурсивности в контексте трансформации культуры. Н.А. Хренов

Предлагаемая читателю хрестоматия дополняет вышедшее ранее учебное пособие «Эстетика и теория искусства XX века», и предполагается, что включенные в нее тексты иллюстрируют положения, высказываемые авторами учебного пособия. Хрестоматия состоит из трех основных разделов: «Эстетика как философия искусства», «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений» и «Основные направления в теории искусства XX века». Первый раздел, «Эстетика как философия искусства», представлен фрагментами, извлеченными из работ представителей самых разных философских направлений. Ставя вопрос о мотивировке необходимости в таком разделе, сошлемся на представителя феноменологии М. Дюфрена, утверждающего, что эстетический опыт является исходной точкой для движения к деятельности и науке. «И это понятно: эстетический опыт пребывает в истоке, в той точке, где человек, перемешанный с вещами, испытывает свое родство с миром; природа в нем раскрывает себя, и он способен читать великие образы, которые она ему поставляет. Будущее Логоса готовится в этой встрече до всякого языка – здесь говорит сама Природа. Природа творящая, порождающая человека и воодушевляющая его на то, чтобы он следовал разуму. Теперь понятно, почему некоторые философские учения отводят эстетике особое место: они устремлены к истоку и все их искания ориентируются и освещаются эстетикой» 1 .

В первом разделе объединены философские тексты, позволяющие получить представление о так называемой «эксплицитной» эстетике, т. е. о тех подходах к эстетическим и искусствоведческим проблемам, что изложены на языке философии. Так, Х. Ортега-и-Гассет представляет поздний период «философии жизни». Тексты М. Мерло-Понти, Р. Ингардена, Г. Шпета и М. Дюфрена представляют феноменологию, интерес к которой в среде современных эстетиков нарастает. Русская религиозная философия представлена фрагментами из работ Н. Бердяева, П. Флоренского и В. Вейдле. Русская философская эстетика XX века представлена также фрагментом из ранней работы А. Лосева «Диалектика художественной формы» (1927). Ставшее в последние десятилетия исключительно популярным (чего не скажешь о времени его появления) сочинение В. Беньямина примыкает к проблематике Франкфуртской школы в философии. Современная американская философия, и в частности институционализм, представлена работами Д. Дики и Т. Бинкли. Столь сегодня популярная в России постмодернистская философия представлена фрагментами из работ Ж. Делеза, Ж. Дерриды и Ж.Ф. Лиотара.

Второй раздел, «Эстетическая рефлексия в границах смежных дисциплин и научных направлений», составлен текстами, демонстрирующими беспрецедентное в XX веке расширение сфер рассмотрения эстетической проблематики. Раздел открывается двумя текстами (З. Фрейда и К. Юнга), представляющими то, что П. Рикер называет «психоаналитической эстетикой». Важное место в изучении искусства занял структурализм, вдохновлявшийся методами лингвистики и этнологии. Как констатирует Ж. Деррида, «эстетика проходит через семиологию и даже этнологию» 2 . Это направление в хрестоматии представлено именами К. Леви-Строса, Р. Якобсона и Р. Барта. Естественно, что во втором разделе свое место нашла и работа представителя русской «формальной» школы Б. Эйхенбаума. Известно, что сегодня в мировой науке об искусстве русский формализм рассматривают предшественником структурализма. Рядом со статьей Р. Барта, посвященной вопросу об авторстве как ключевому вопросу в разных попытках построения в XX веке поэтики, публикуется статья М. Фуко, не склонного столь жестко формулировать вопрос об Авторе, как это делает Р. Барт, методология которого, как показывает данный текст, свидетельствует о его новых воззрениях, которые показательны уже для постструктурализма. Статья Я. Мукаржовского свидетельствует о том, что крупнейшие исследователи искусства, испытывая воздействие формализма и структурализма как наиболее репрезентативных направлений в теории искусства XX века, тем не менее оказываются в то же время их оппонентами. Отталкиваясь от ключевых идей в теории искусства своего времени, они выстраивают более диалектические и менее противоречивые системы. В момент формалистического ренессанса в отечественной теории искусства в еще большей степени оппонентом формализма явился М. Бахтин. Но, представая оппонентом формализма, М. Бахтин тем самым оказался уже и оппонентом будущего структурализма, что он и признает в отредактированной им позднее, уже в 60-х годах, в период повсеместного увлечения структурализмом, ранней своей статье «К методологии гуманитарных наук», также включенной в настоящее издание. Поскольку, критикуя формализм и структурализм, М. Бахтин тем самым уже закладывал основы постструктурализма, то стоит ли удивляться, что представители постструктурализма в лице Ю. Кристевой немало потрудились, чтобы ввести крупнейшего, но в свое время недооцененного и даже непонятого русского мыслителя в контекст мировой науки. Следует отдать должное Ю. Кристевой, статья которой «Разрушение поэтики» включена в настоящее издание, она высоко оценивает идеи М. Бахтина вовсе не только потому, что видит в них предвосхищение постструктурализма, но и потому, что отдает отчет в том, что это одна из наиболее фундаментальных теоретических систем об искусстве, уже оплодотворившая и продолжающая оплодотворять современную мировую гуманитарную мысль.

Таким образом, включенные во второй раздел тексты помогут представить широкий разброс идей и концепций, характерных для того направления науки об искусстве, которое в учебном пособии названо имплицитной эстетикой, актуализирующейся в границах разных гуманитарных дисциплин. Такое расширение обязано, во-первых, активизации уже существующих наук и научных направлений, а во-вторых, появлению новых наук и научных направлений.

Что касается третьего раздела, «Основные направления в теории искусства XX века», то он призван продемонстрировать одну из ярко выраженных тенденций теоретической рефлексии об искусстве, связанную с имеющим место разрывом между философско-эстетической рефлексией, традиция которой начинается в эпоху Просвещения, и собственно искусствоведческой рефлексией, стремившейся разработать специфические подходы к искусству. Не случайно среди теоретиков, представляющих в теоретической рефлексии об искусстве это направление, мы обнаруживаем имена самих творцов, в частности К. Малевича, В. Кандинского, А. Крученых, В. Хлебникова, А Бретона, Б. Брехта и других. В этих текстах проявилась также одна из тенденций теоретической рефлексии XX века, а именно: многие новаторские эксперименты в искусстве этого столетия сопровождались теоретическими комментариями и манифестами. Видимо, необходимость в этом была спровоцирована расхождением между искусством и реакциями на него публики или даже общества, которые нередко оказывались негативными, о чем в своих работах рассуждает Х. Ортега-и-Гассет. В этот раздел включены также работы некоторых теоретиков – историков искусства, оказавших колоссальное влияние на эстетическую и искусствоведческую мысль. Прежде всего это представители так называемой «венской школы», которую представляют исследователи разных поколений, – А. Ригль, Г. Вельфлин, М. Дворжак, Х. Зедльмайр и другие. Поскольку в России труды Г. Вельфлина издаются и переиздаются, то в хрестоматию включен текст А. Ригля, подход которого к искусству до сих пор представляет предмет дискуссий, а между тем его книги и статьи в России практически никогда не издавались и продолжают оставаться неизвестными. Это обстоятельство приводит к тому, что тезис А. Ригля о движении искусства от «осязающего» или «тактильного» к «оптическому» восприятию как главный для понимания логики развития истории искусства нам известен как тезис Г. Вельфлина. Эту логику А. Ригль проследил на материале античного искусства (Древний Восток, античная классика, римское искусство). Однако затем А. Ригль такую же логику смены систем видения обнаружил в западноевропейском искусстве Нового времени, что позволяет считать его основоположником циклического принципа в осмыслении логики истории искусства. Любопытно, что положивший в основу смены великих культур такой принцип О. Шпенглер продемонстрировал влияние именно искусствоведческих идей A. Ригля. Наше плохое знакомство с источниками по эстетике и теории искусства XX века (особенно с зарубежными, которые часто просто не переводились и в России не издавались) становится причиной того, что некоторые оригинальные идеи нам знакомы не в авторском варианте, а во вторичном воспроизведении. Это произошло, например, с идеями А. Крученых по поводу «заумного» слова в поэзии, которые оказались известными благодаря B. Шкловскому. Одна из самых известных статей В. Шкловского, посвященная ключевому, как настаивает О. Ханзен-Леве, понятию русского формализма – остранению, включена в данный раздел. В этот раздел вошли статьи выдающегося искусствоведа Э. Панофского и продолжателя идей венской школы искусствознания Э. Гомбриха. Обе эти статьи посвящены методологии анализа произведения искусства, а именно такому направлению в искусствознании, как иконология. В данном разделе представлен также текст В. Воррингера, первым обнаружившего в предшествующей истории живописи специфическую художественную систему, начавшую обращать на себя внимание в XX веке, а именно систему, связанную с беспредметным искусством. К сожалению в этот раздел не удалось включить текст Ф. Шмита, ощутившего еще в 20-е годы истекшего столетия необходимость в циклическом рассмотрении логики развития искусства на всем протяжении истории. Хотя имя этого теоретика к сегодняшнему дню оказывается почти забытым, тем не менее, подобно Г. Вельфлину, Ф. Шмит ставил вопрос о логике периодичности и прогресса как определяющей развитие искусства. Нам представляется, что необходимо восстановить справедливость и воздать должное отечественным теоретикам. В свое время вопрос о необходимости реабилитации циклической теории Ф. Шмита ставил еще В.Н. Прокофьев 3 . Идея Ф. Шмита представляет интерес еще и потому, что своим прямым предшественником в создании прогрессивной циклической теории культурно-исторического процесса Ф. Шмит считал Д.-Б. Вико, впервые изложившего основы такого подхода в своем труде «Основания новой науки об общей природе наций».



© 2024 modacode.ru. Женская мода и красота