Юрий сразу признался нам, что о Минске , кроме того, что это столица Беларуси , он не знает ничего. Зато его папа, тоже музыкант, вполне мог оказаться причастным к белорусской культуре.

- Говорят, когда-то Мулявин предлагал ему петь в составе «Песняров». Но он отказался .

Это лично его история. Он рассказывал об этом нашей местной мурманской газете. Он небольшой любитель давать интервью, и даже не знаю, что его побудило в этом признаться. К сожалению, от него лично я ничего подобного не слышал.

- У вас вся семья получилась музыкальная. То есть выбора, чем заниматься в жизни, у вас, по сути, не было?

Я очень не любил ходить в музыкальную школу, но мама настояла. Потом у меня были даже потуги поступить в музыкальное училище. Но меня затянула работа в ресторане. Пел в Мурманске , потом десять лет подряд уезжал на сезонные заработки в Сочи . Там что ни день, то хохма была. Однажды не смог отказать хорошему клиенту и за вполне приличную сумму десять раз подряд пел «Белый лебедь на пруду». Это было в Сочи, в ресторане на набережной. Но остальные гости с пониманием отнеслись к этому. Знали, что это сезонный заработок, и каждая копейка была ценна.

- Ваша знаменитая фамилия чаще помогала в жизни или мешала?

Точно могу сказать, что ничего плохого я в этом не вижу. Я не прямой наследник Муслима Магомаева , моя мама вышла замуж за его брата. Но эта фамилия досталась мне на законных основаниях. Мне приятно, что у меня есть возможность продолжить этот род.

- С Муслимом близко общались?

Когда мне было 15 лет, он приезжал к нам в Мурманск на 8 Марта, выступал в филармонии. После концерта был небольшой семейный ужин. Я тогда не придал этому особого значения, в 15 лет же думаешь не об этом. Да и музыкой осознанно я стал заниматься к 18 - 20 годам. И только потом осознал, в чем ценность, насколько это было правильно - встретиться. А потом из-за мирской суеты не удалось ни разу с ним увидеться. Он приглашал к себе в Москву на юбилей, но из-за работы в Сочи у меня не получилось приехать. Но я бы все равно никогда не попросил бы его мне помогать. Пойти побеседовать с Аллой Борисовной или замолвить за меня слово. В нашей семье так не принято.

- Как вы сами определяете жанр, в котором поете?

Я его давно уже определил как поп-рок. Не знаю, почему в России меня записали в шансон. Может, потому что одними из первых, кто принялся ротировать мои песни, было «Радио Шансон».

- А песни сами пишете?

Сейчас - да. Еще год назад сотрудничал с Максимом Олейниковым .

- А у нас есть свой Максим Алейников, продюсер и композитор! Только фамилия на одну букву отличается.

Правда? Здорово. Но сейчас Максим ушел в продюсерский центр Стаса Михайлова . Он его у меня забрал. Тут и друг оказался не друг. Мы разошлись с ним на не очень хорошей ноте. Теперь Михайлов возит его с собой на концерты.

- Как думаете, в чем секрет бешеной популярности того же Михайлова, Ваенги?

Культурное развитие 90-х оттянуло нашу страну на 20 лет назад. Хотя весь мир, наоборот, старался окультуриваться. Сейчас мы сидим и удивляемся, почему западные артисты, знаменитые на весь мир, востребованы. А наши - только у нас. Муслим Магомаев был востребован во всем мире, и в свое время ему даже завидовал Элвис Пресли . Видимо, нам надо в корне менять образование в стране. Не только воспитывать юристов, бухгалтеров, спортсменов… Благо люди хотя бы в театры до сих пор ходят.

- А без денег сейчас можно раскрутиться?

Я стараюсь это делать. Силы в себе, конечно, чувствую, но насколько их хватит, другой вопрос. У меня нормально все складывается. Тяжеловато, но верно.

Тамара Синявская возмущалась, что Юрий выступает под фамилией её покойного мужа

Тамара Синявская возмущалась, что Юрий выступает под фамилией ее покойного мужа

Помимо жен, детей и внуков, которых тащат на сцену ныне здравствующие знаменитости, в шоу-бизнесе периодически объявляются родственники знаменитостей, давно ушедших в мир иной – то правнук младшего брата Федора Шаляпина, то внебрачный внук Леонида Утесова, то внучатый племянник Валерия Ободзинского. Обычно это «дети лейтенанта Шмидта», не имеющие к своим прославленным «предкам» никакого отношения. Одно из немногих исключений – певец из Мурманска Юрий Магомаев, который действительно приходится племянником покойному Муслиму Магомаеву. О том, откуда у легендарного азербайджанца взялись родственники в далеком северном городе и помогла ли им в жизни громкая фамилия, у Юрия выяснил музыкальный обозреватель «Экспресс газеты».

Мой папа – сын от второго брака мамы Муслима Айшет Ахмедовны Магомаевой, - поведал Юрий Магомаев. – Она была театральной актрисой. Ее девичья фамилия – Кинжалова. Везде пишут, что это сценический псевдоним. Но именно эта фамилия значилась у нее в свидетельстве о рождении. Перед войной бабушка вышла замуж за театрального художника Магомета Магомаева и перебралась из своего родного Майкопа к нему в Баку. 17 августа 1942 года у них родился сын Муслим. А в 1945 году буквально за несколько дней до Победы Магомет погиб на фронте. Бабушке нужно было продолжать обучение в театральном институте и одновременно зарабатывать на жизнь. Она оставила маленького Муслима в Баку в семье его дяди Джамала. А сама уехала в Вышний Волочек, где ей предложили работу в местном театре. Потом актерская судьба забрасывала ее в самые разные города Советского Союза - Тверь, Архангельск, Улан-Удэ, Барнаул, Усть-Каменогорск, Чимкент. В Улан-Удэ она сблизилась с актером Леонтием Брониславовичем Кавкой. Он стал ее вторым мужем. Но официально они не были расписаны. И по паспорту бабушка оставалась Магомаевой. В 1956 году у них родилась дочь Таня. А в 1958 году – сын Юра, мой папа. Так как гражданские браки тогда не признавались, в графе «отец» у них стоял прочерк. А фамилию Айшет Ахмедовна дала им свою.

Не секрет, что Муслим долгое время обижался на маму и считал, что она его бросила. У нас сохранились его детские письма к ней, где он писал: «Я очень по тебе скучаю. Забери меня к себе!». Когда Муслиму исполнилось 9 лет, Айшет Ахмедовна забрала его в Вышний Волочек. И они целый год прожили вместе. Но потом она вернула Муслима в Баку к дяде для получения музыкального образования. Может быть, если бы она так не сделала, мы бы никогда не увидели и не услышали того Муслима, которого все знают. С ее стороны, это был продуманный поступок. Она побеспокоилась не только о себе, но и о будущем своего первенца. Что могла дать ребенку вдова, которая кочевала по провинциальным театрам? А дядя Джамал был далеко не последним человеком в Баку. Он жил в одном доме с певцом Бюль-Бюлем, отцом Полада Бюль-Бюль Оглы, и другими известными людьми. У него стол всегда ломился от черной икры. «Айшет, не будь дурой! – сказал дядя Джамал. - Оставь ребенка нам! Мы обеспечим его всем необходимым». В дальнейшем Муслим сам признал, что мама правильно поступила. Отношения у них наладились. Мой папа и тетя Таня стали для Муслима родными братом и сестрой. Еще маленькими детьми они ездили с Айшет Ахмедовной на его первую свадьбу и на его первый сольный концерт в Кремле. И потом постоянно бывали у него в гостях.

В 1971 году бабушка получила выгодное предложение от Мурманского областного драмтеатра и вместе с семьей переехала в Мурманск, где осела уже до конца своих дней. Там в 1979 году и появился на свет я. Мои родители познакомились в ресторане. Мама работала официанткой. А папа играл на клавишах и пел в ресторанном ансамбле. Его ансамбль пользовался большим успехом. Все прочили ему карьеру на профессиональной эстраде. В 1981 году папа пытался со своими песнями попасть в телепередачу «Шире круг». Ездил специально в Москву. Все ждали, когда его покажут. Но его так и не показали. Как он всем объяснял, его якобы вырезали. Лишь недавно выяснилось, что на самом деле никаких съемок не было. Создательница «Шире круг» Ольга Молчанова рассказала, что папа действительно ей звонил и передавал свои записи, но они ее не заинтересовали. Почему папа не воспользовался помощью своего знаменитого брата – я не знаю. В свое время Муслим приглашал его в Москву. Предлагал работать с ним. Но папа отказался. Видимо, хотел всего добиться сам. Отказался он и от предложений войти в состав белорусского ансамбля «Песняры» и казахской группы «Арай», переименованной потом в «А-Студио». Так и проработал 35 лет в мурманских ресторанах.

Меня тоже с детства приобщали к музыке. Заставляли ходить в музыкальную школу. Но за семь лет она настолько мне обрыдла, что после ее окончания я долгое время вообще не подходил к пианино. Меня больше увлекали только появившиеся у нас компьютерные игры. Я продавал игровые приставки. Работал охранником детских игровых автоматов. И не думал становиться музыкантом. Но в 17 лет меня вдруг снова потянуло к инструменту. Некоторое время я играл с папой в ресторанах. А с 2001 года начал ездить на заработки в Сочи. У нас в Мурманске были ребята-музыканты, которые каждое лето там работали и возвращались очень довольные. «Дай-ка я тоже попробую!» - подумал я. Первый раз мне повезло. Я приехал в Сочи, погулял по набережной и сразу устроился в ресторан «Флибустьер» у гостиницы «Жемчужина». А на следующий год я целый месяц не мог найти работу и сидел голодный и без денег. К счастью, я встретил знакомого музыканта, у которого годом раньше покупал фирменные «минуса». И он сосватал меня музыкальной руководительнице ресторана «Розарий». Там была очень хорошая работа. К концу сезона я заработал себе на «Мерседес». В принципе, за эти деньги я мог купить квартиру в Сочи. Но мне хотелось покрасоваться и вернуться в Мурманск на хорошей машине. После этого я четыре сезона пел в «Розарии». Потом знакомый из «Флибустьера» позвал меня «раскачать» новое заведение – тогда еще «Золотая бочка», а ныне «Каравелла». Там я уже был соучредителем. Привез туда свой звук и свет. И отработал пять сезонов, пока не познакомился с москвичкой и не перебрался к ней в Москву.

Со своим знаменитым дядей я встречался всего один раз в жизни, когда в 1995 году он приезжал к нам в Мурманск. Для нашего города это было большое событие. Оно освещалось всеми местными СМИ. Даже у меня брали какое-то интервью. Но меня тогда это мало интересовало. Мне было 15 лет. И для меня было главным пройти новую компьютерную игру, которую я только что купил. Какие там знаменитые дяди?! А когда с возрастом у меня изменились жизненные приоритеты, и мне самому захотелось встретиться с Муслимом, этому всячески препятствовали мои родственники с папиной стороны. Хотя мои родители давно развелись, до определенного времени мы все нормально общались. Помню, как бабушка приходила с папой на мой день рождения и под его аккомпанемент пела «Соловей мой, соловей». И я постоянно тусовался у них дома. Но с каждым годом отношения становились все хуже и хуже. У папы появилась молодая жена – на год младше меня. Мне могли уже сказать: «Юра, почему ты пришел без звонка?». Когда 21 августа 2003 года от инсульта умерла бабушка, я узнал об этом от чужих людей. Папа и тетя Таня даже не сочли нужным меня известить. А когда я приезжал в Москву и порывался зайти в гости к Муслиму, они все время говорили: «Не вздумай! Не ходи! Тебя туда не пустят. Вот мы приедем в Москву и вместе к нему сходим». К сожалению, такой случай так и не представился.

Только не подумайте, что я рассчитывал на какую-то помощь со стороны дяди. К тому времени Муслим уже был на пенсии и сам нуждался в помощи. Насколько я знаю, он фактически жил за счет консульства Азербайджана, откуда ему каждый день привозили продукты. Но больше всего дяде не хватало чисто человеческого общения. По рассказам тети Тани, в последнее время он часто расспрашивал ее о нашей семье и хотел дружить со всеми родственниками. «Приезжайте ко мне! - говорил ей Муслим. – Мне так одиноко. Дочка ко мне не приезжает». Кстати, с его дочкой Мариной я сейчас общаюсь в «Одноклассниках». Она живет в Цинциннатти, в Америке. Приглашает меня к себе в гости. А вот с вдовой Муслима Тамарой Синявской у меня отношения не сложились. Меня представили ей в 2008 году на прощании с Муслимом в зале Чайковского. «Юрочка тоже Магомаев? – удивилась она. - И тоже поет? Ах, как приятно!». Потом Тамара Ильинична спросила у тети Тани, есть ли у нас с собой загранпаспорта. «Полетели со мной в Баку на похороны!» - предложила она. У меня был загранпаспорт. И я был готов полететь с ней. Но папа и тетя, у которых паспортов не было, стали возражать. «Что в этом такого? – недоумевал я. – Я хотя бы поддержу человека». В итоге из-за них мне пришлось отказаться. А когда Синявская пришла в себя после похорон Муслима, она позвонила тете Тане и начала разбираться, каким образом я тоже стал Магомаевым и почему я выступаю под этой фамилией. Честно говоря, мне это было очень неприятно.

Не менее неприятные для меня слова прозвучали на концерте памяти Муслима, который в первую годовщину его смерти устраивал в своем «Крокус Сити Холле» имени Магомаева азербайджанский миллионер Арас Агаларов. «Для нас Магомаев всегда будет один-единственный, - сказала тогда Лариса Долина. - Другим Магомаевым мы дороги не дадим». И все начали ей поддакивать: «Не дадим! Не дадим!». Год назад на открытии памятника Муслиму в Вознесенском переулке мне удалось встретиться с Арасом Агаларовым и его сыном Эмином. Мы с моим директором Юрием Вахрушевым, который, кстати, раньше работал в программе «Шире круг», пытались поговорить с ними о возможном сотрудничестве. Но там так много амбиций, что нас даже не стали слушать. Видимо, Эмин, который тоже поет, считает самого себя наследником Магомаева. И тут внезапно появляется какой-то родственник. Зачем ему это надо? Он и без меня в полном шоколаде. А я тоже напрашиваться не хочу. Папа с детства мне говорил: «Юра, смени фамилию! Возьми псевдоним!». По его словам, единственное, о чем он всю жизнь жалел, - что при получении паспорта не взял девичью фамилию мамы – Кинжалов. «Певцов Магомаевых не может быть двое», - всегда повторял он. Я считаю, что это бред. Я получил эту фамилию при рождении. И имею полное право ее носить. Особенно меня обижает, когда меня спрашивают: «Юра, тебе не стыдно пользоваться фамилией Магомаева?». Я на это отвечаю: «Спросите лучше Ивана Урганта или Стаса Пьеху – не стыдно ли им! А я еще никакой выгоды от своей фамилии не получил».

Если кто и пытался поживиться за счет фамилии Магомаева, то некоторые не очень порядочные люди, которые набивались мне в друзья и предлагали заняться моими делами. Одним из таких людей был папа покойной «королевы шансона» Кати Огонек Евгений Семенович Пенхасов. В 2010 году весьма авторитетные люди меня с ним свели. И одно время он выполнял роль моего директора. Внешне он выглядел как божий одуванчик. Но был момент, когда я вывел его на чистую воду. Он меня просто конкретно обворовал. Я поручил ему заплатить людям, которые оказывали мне определенные услуги. Но деньги ушли ему в карман. Я потом спрашивал этих людей. И они с широко открытыми глазами мне говорили: «Мы никаких денег не видели». Столь же некрасиво повел себя Пенхасов, когда ему позвонили насчет меня от Стаса Михайлова. Некоторое время назад Стас открыл свой продюсерский центр и искал артиста, который мог бы стать его первым проектом. Видимо, промониторил Интернет, наткнулся на меня и захотел со мной встретиться. Но Пенхасов долго укрывал меня от Михайлова. «Юра, тебе это не нужно, - говорил он. – Или пусть Михайлов даст мне денег! Тогда я тебя отпущу». «Ни хрена себе! – удивился я. – За что тебе давать денег? И что значит – ты меня отпустишь? Ты что, мой продюсер?». Продюсер – это человек, который деньги вкладывает. А Пенхасов был никто. Он выполнял мои поручения и кормился, благодаря моим финансам.

Несмотря на происки Пенхасова, встреча со Стасом Михайловым у меня все-таки состоялась. Мы очень душевно поговорили. При нашем разговоре присутствовали его супруга Инна, его директор Сергей Кононов и программный директор одной из ведущих российских радиостанций. Стас предложил мне продюсирование. «Дальше телеканала «Ля Минор» ты сам не продвинешься», - сказал он. Но ничего конкретного, кроме красивых шмоток и призрачного признания, Стас не обещал. А зачем мне нужны эти шмотки?! Его супруга показывала мне какой-то журнал и говорила: «Вот так примерно ты будешь выглядеть!». А там был изображен какой-то педрила. Я представил себя в роли этого педрилы и подумал: «Матерь Божья! Мне только до кучи не хватало подобным видом опозорить фамилию Магомаева». И я вежливо отказался от его предложения. С творческими вопросами я и сам успешно справляюсь. А с финансами мне помогают мои друзья, один из которых, например, глава строительной компании, занимающейся возведением олимпийских объектов в Сочи. Как потом выяснилось, своим отказом я страшно обидел Стаса Михайлова. «Зря ты так плохо с ним поговорил», - отчитывали меня. А что Михайлов хотел? Чтобы артист от счастья забыл обо всем на свете? В итоге он получил такого артиста в лице соавтора моих песен Максима Олейникова.

С Олейниковым, как и со многими другими ребятами, я познакомился в Сочи. Он приехал туда на заработки из Волгограда. На протяжении десяти лет у нас была самая дружная компания среди сочинских ресторанных музыкантов. В 2008 году у Максима возникли проблемы с квартирой в Волгограде. Он приобрел ее в кредит в кооперативе. А кооператив развалился. У тех, кто не успел расплатиться, стали через суд отбирать квартиры. И ему нужно было срочно погасить задолженность. С половиной суммы ему помогли друзья из Волгограда. А оставшуюся половину ему одолжил я. Хотя у меня вот-вот должен был родиться ребенок, и впереди была голодная зима, требовать свои деньги назад я не стал. В тот момент Максим открыл классную студию звукозаписи, и мы договорились, что он будет их отрабатывать написанием для меня песен. В Волгограде стоимость его работы составляла 3-5 тысяч. А я ему списывал за каждую песню по 15-20 тысяч, чтобы он быстрее закрыл долг. Но до конца мы с ним так и не рассчитались. После моего отказа Михайлов обратился к Олейникову. И в отличие от меня он согласился работать со Стасом. С Максимом заключили продюсерский договор на стандартных условиях: 10% доходов артисту, 90% продюсеру. Денег, которые, по имеющимся у меня сведениям, ему сейчас платят в месяц, мне бы не хватило и на неделю. А Максим за эти деньги ездит с Михайловым по всем городам и весям и выступает у него на разогреве.

И все бы ничего, но, поскольку своего репертуара у Максима не было, Михайлов решил, что он должен исполнять мой. «На каком основании песни Олейникова принадлежат тебе? - начали предъявлять претензии мне. – Ты не имел к их созданию никакого отношения. Максим сам их писал. А ты приезжал к нему на студию и только мешался». Я объяснил, что я эти песни купил у него с потрохами. Неважно – кто их написал. Максим получил деньги и передал мне исключительные права на музыку и на текст. Хотя на самом деле у него не было готовой музыки и готового текста. Были только наброски. Мне приходилось доделывать их самому. Ни одной аранжировки и ни одного текста без моего участия написано не было. На свою беду, я как порядочный человек регистрировал эти песни в РАО на нас двоих – по 50 процентов. А, по российскому законодательству, Олейников как соавтор имел право на их переработку. Воспользовавшись этим правом, он немножко переделал мои лучшие песни «Улетай» и «Там высоко». В частности, «Улетай» заменил на «Прилетай» и переставил пару нот в аранжировке. И начал исполнять эти песни в концертах Стаса как свои. «Я ничего не решаю, - оправдывался потом Макс. – Все решают продюсеры. Я не хотел эти песни петь. Целый год не хотел. Но они меня заставили». Я не в обиде на Олейникова. Он теперь человек подневольный. А вот его продюсер, по моему мнению, повел себя некрасиво. Мне ничего в жизни не доставалось даром. Почему же я должен кому-то дарить песни, за которые я честно заплатил?

25 октября в возрасте 66 лет из-за ишемической болезни сердца в Москве умер Муслим Магомаев — знаменитый советский певец, в творчестве которого парадоксально соединялись классика, советский патриотизм и любовь к западной музыке.


С момента первого сольного концерта Муслима Магомаева в Концертном зале имени Чайковского 45 лет назад страна считала его эталоном эстрадного артиста. 28 октября с Муслимом Магомаевым простились в этом же зале. "Муслим, ты наше потерянное чудо",— сказала Александра Пахмутова. Конечно, слова о потере относились не только о смерти певца, но и о долгих годах его жизни, проведенных им вдали от места на Олимпе, которое он заслуживал. Не зря журналисты отмечали, что к панихиде в Москве многие отнеслись не только как к прощанию, но и как к поводу встретиться с артистом, который в последний период жизни молчал. "Мы знали, что он болен и страдает от одиночества, но ничего не сделали, чтобы помочь ему",— сказал Иосиф Кобзон. Похоронили Муслима Магомаева в Баку, рядом со знаменитыми дедом и дядей.

Стремительный успех Муслима Магомаева проще всего объяснить его происхождением. Легко делать карьеру, когда филармония в твоем городе фактически носит твое имя. Муслим Магомаев был полным тезкой деда, именем которого названа Бакинская филармония.

Муслим Магомаев-старший считается основоположником азербайджанской классической музыки. Окончив Закавказскую учительскую семинарию в Гори, в которой игра на скрипке была обязательным предметом обучения, он стал дирижером и оперным композитором еще до революции. При новой власти Магомаев стал писать музыку по народным азербайджанским мотивам с советским уклоном: ему принадлежат "Танец освобожденной азербайджанки", рапсодия "На полях Азербайджана" и считающаяся вершиной его творчества опера "Наргиз", главной героиней которой стала девушка-крестьянка. В 1935 году Магомаев-старший был удостоен звания заслуженного артиста Азербайджанской ССР. Но 28 июля 1937 года умер в Нальчике, по официальной версии — от скоротечной чахотки. Некоторые СМИ уже в наше время высказывали предположение, что он был репрессирован и расстрелян, однако маловероятно, чтобы имя репрессированного в том же 1937 году присвоили Бакинской филармонии. Так что в данном случае официальная версия, скорее всего, соответствует действительности.

Родители Муслима Магомаева тоже были творческими людьми. Отец Магомет Магомаев — театральный художник и музыкант-любитель. Ушел на фронт добровольцем, а в 1945 году за девять дней до окончания войны погиб в маленьком городке Кюстрин недалеко от Берлина. Мать — театральная актриса.

Но воспитывался Муслим в семье дяди, младшего брата отца. Джамал-Эддин Магомаев был крупным партийно-хозяйственным деятелем. После войны — заместитель секретаря ЦК КП Азербайджана, позже — член ЦК республики, постпред совета министров Азербайджана в Москве.

Казалось бы, наличие таких родственников и должно объяснять стремительный успех юного Муслима. Но все не так просто.

Когда у внука великого азербайджанского композитора обнаружился слух, его отдали в музыкальную школу при консерватории. Ему прочили карьеру пианиста, но сидеть часами перед инструментом было не в характере Муслима. Очень скоро юный музыкант всерьез занялся пением. В 15 лет он дал свой первый концерт в Доме моряка. Пел вопреки возражениям родственников, считавших, что ранняя концертная деятельность повредит развитию голоса.

Муслиму Магомаеву действительно повезло c семьей, но доказательства собственной состоятельности как музыканта он предъявил уже в самом раннем возрасте. Обучаясь на вокальном отделении музучилища, он брал уроки у знаменитой в Баку преподавательницы консерватории Сусанны Микаэлян. И когда он пел, под дверью кабинета Микаэлян собирались учащиеся и преподаватели — слушать каватину Фигаро из "Севильского цирюльника" и алябьевского "Соловья", которые Муслим исполнял звенящим юношеским сопрано. Уже тогда было ясно, что этот мальчик — не только внук своего деда и племянник своего дяди.

В возрасте 20 лет Муслим Магомаев опроверг еще один стереотип — о том, что "звезды" из национальных республик СССР появляются в основном по разнарядке сверху и могут лишь украшать собой правительственные концерты, исполняя в основном фольклорный репертуар. В 1962 году Магомаев выступил на фестивале азербайджанского искусства в Кремле. Исполнил "Бухенвальдский набат" Вано Мурадели и арию Фигаро. "Этот парень совсем себя не бережет, если такую трудную арию повторяет на бис",— говорил Иван Козловский вслед за бакинскими родственниками певца. Екатерина Фурцева отметила: "Наконец-то у нас появился настоящий баритон". Это "у нас" стало пропуском в лигу "советских артистов": отныне голос Магомаева был не только достоянием его республики, но ценностью союзного значения, в том числе — статьей экспорта. По линии ВЛКСМ Муслим Магомаев выехал на гастроли в Финляндию. Журнал "Огонек" вышел со статьей "Юноша из Баку покоряет мир". В 1963 году певца приняли в Азербайджанский театр оперы и балета имени Ахундова, но он был уже безвозвратно "наш", "общий": никто больше не задумывался о его азербайджанских корнях.

В 1964-1965 годах советский певец прошел стажировку в миланском театре "Ла Скала". Больше никто из отечественных эстрадных исполнителей не может похвастаться такой строчкой в curriculum vitae. После гастролей по СССР c материалом "Тоски" и "Севильского цирюльника" Муслиму Магомаеву было сделано предложение поступить на работу в Большой театр, но при всех восторгах оперной публики молодой артист ясно понимал, что его место — эстрада. Приглашение главного театра страны было отклонено.

Неизвестно, что было для него труднее — сказать "нет" Большому или устоять перед соблазном остаться в Париже, где ему предлагали контракт в театре "Олимпия". В этом зале у Магомаева оглушительно успешные гастроли в 1966 и 1969 годах, ангажемент на год был предложен директором зала Брюно Кокатрисом, но Минкульт СССР был против. Певца хотели регулярно видеть на кремлевских правительственных концертах. Муслим Магомаев позже писал в своих воспоминаниях: "Оставаться было можно, но нельзя. И это был один из немногих случаев в жизни, когда ненавистное для меня слово "нельзя" победило мое любимое слово "можно"".

Родина не хотела отпускать "настоящего баритона", но позволялось ему многое из того, о чем не могли и помыслить другие. Отчасти по праву народного артиста СССР, которым он стал в беспрецедентном возрасте — в 31 год. Отчасти из-за симпатий к нему в самых высоких властных кабинетах. Среди его поклонников были Леонид Брежнев и Юрий Андропов, и их вполне устраивал подход музыканта к репертуару.

Основу его программ формально составляли оперные арии, романсы и песни патриотического содержания. Но до сих пор поражает то, что совершенно официозный репертуар сосуществовал в его выступлениях с песнями, которые по сути были символами тлетворного влияния Запада. Муслим Магомаев стер границу между "серьезной" и "легкой" музыкой, существовавшую как в своде чиновничьих правил, так и в сознании слушателей. Когда в дело вступает такой голос, жанр отходит на второй план. Магомаев был своего рода громкоговорителем, посредством которого советские люди знакомились с музыкой остального мира, и довольно оперативно. И в выборе песен певец не ошибался никогда.

Еще на том самом триумфальном концерте в Зале Чайковского в 1963 году, уже после официальной части программы с произведениями Баха, Моцарта, Россини, Чайковского, Рахманинова и Гаджибекова, Муслим Магомаев сел за рояль и спел твист "24 000 Baci". Это произошло спустя всего два года после того, как Адриано Челентано исполнил этот хит, первый в своей карьере, на фестивале в Сан-Ремо. Муслим Магомаев легко справлялся с "Love Me Tender" Элвиса Пресли и "My Way" Фрэнка Синатры. И именно выступлению Муслима Магомаева предшествовали впервые произнесенные ведущей концерта со сцены Колонного зала Дома Союзов имена "Леннон" и "Маккартни". Песню, объявленную ведущей как "Вчера", Магомаев пел на английском.

Муслим Магомаев спел первые советские твисты "Королева красоты" и "Лучший город Земли" — и твисты перестали считать капиталистической заразой. Муслим Магомаев спел самый ресторанный советский шлягер "Свадьба" — и ресторанные шлягеры прописались на эстраде. Муслим Магомаев записал все мужские вокальные партии для "По следам бременских музыкантов", сиквела первого советского мультмюзикла "Бременские музыканты", и жанр мюзикла был окончательно признан в театрах страны. Магомаевский Трубадур — самый веский аргумент в спорах о том, была ли у нас рок-музыка, способная встать в один ряд с западной, а "Солнце взойдет" в его исполнении — абсолютно гениальная вещь, не уступающая никаким Ллойдам Уэбберам.

Муслим Магомаев никогда не жил от альбома к альбому, от шлягера к шлягеру. К 1974 году, к моменту брака со второй женой певицей Тамарой Синявской, самое главное он уже сделал. Он доказал, что и в самой строгой политической системе талант может быть близок к полной свободе, оставаясь при этом всенародно любимым. Он точно почувствовал, когда нужно уйти. В одном интервью он признавался: "Каждому голосу, каждому таланту, Бог определил определенное время, и перешагивать его не нужно". Он снова сказал "нет" — как когда-то Большому и "Олимпии". На этот раз — старению на глазах публики, неизбежным разговорам за спиной: "зажился", "испелся", "выдохся". Путь допевшего до седин Синатры был не для Магомаева, но ему, в отличие от американского крунера, было изначально отпущено больше. Мы никогда не узнаем, скучал ли Магомаев по сцене в последние годы жизни, жалел ли о своем почти затворничестве. Комментарии в таком духе были не в его правилах.

В отличие от коллег-эстрадников, которые, как в анекдоте, прощались, но не уходили, Муслим Магомаев никогда официально не заявлял о завершении карьеры и не устраивал прощальных концертов. Он просто с каждым годом сокращал число выступлений, отдавая время графике, скульптуре, съемкам в кино, литературной работе, созданию музыки для театральных постановок. В последние годы освоил интернет и активно руководил собственным сайтом. Мало показывался на телевидении в качестве свадебного генерала, но с охотой рассказывал зрителям о жизни оперных и эстрадных звезд. В больницах старался не задерживаться. Умер, ни разу не пожаловавшись на судьбу.

В целом она была к нему благосклонна.

Борис Барабанов


Тамара Синявская возмущалась, что Юрий выступает под фамилией ее покойного мужа

Помимо жен, детей и внуков, которых тащат на сцену ныне здравствующие знаменитости, в шоу-бизнесе периодически объявляются родственники давно ушедших в мир иной - то правнук младшего брата Федора ШАЛЯПИНА, то внебрачный внук Леонида УТЕСОВА, то внучатый племянник Валерия ОБОДЗИНСКОГО... Обычно это «дети лейтенанта Шмидта», не имеющие к своим прославленным «предкам» никакого отношения. Одно из немногих исключений - певец из Мурманска Юрий МАГОМАЕВ, который действительно приходится племянником покойному Муслиму МАГОМАЕВУ. О том, откуда у знаменитого азербайджанского исполнителя взялись родственники в далеком северном городе и помогла ли им в жизни громкая фамилия, у Юрия выяснил музыкальный обозреватель «Экспресс газеты».

Мой папа - сын от второго брака мамы Муслима Айшет Ахмедовны Магомаевой, - поведал Юрий Магомаев. - Она была театральной актрисой. Ее девичья фамилия - Кинжалова. Перед войной бабушка вышла замуж за театрального художника Магомета Магомаева и перебралась из родного Майкопа к нему в Баку. 17 августа 1942 года у них родился сын Муслим. А в 1945 году буквально за несколько дней до победы Магомет погиб на фронте. Бабушке нужно было продолжать обучение в театральном институте и одновременно зарабатывать на жизнь. Она оставила маленького Муслима в Баку в семье его дяди Джамала. А сама уехала в Вышний Волочек, где ей предложили работу в местном театре. Потом актерская судьба забрасывала ее в самые разные города Советского Союза - в Улан-Удэ она сблизилась с актером Леонтием Брониславовичем Кавкой. Официально они не были расписаны, по паспорту бабушка оставалась Магомаевой. В 1956 году у них родилась дочь Таня. А в 1958 году - сын Юра, мой папа. Так как гражданские браки тогда не признавались, в графе «отец» у них стоял прочерк. А фамилию Айшет Ахмедовна дала им свою.

Муслим долгое время обижался на маму. Считал, что она его бросила. У нас сохранились его детские письма к ней, где он писал: «Я очень по тебе скучаю. Забери меня к себе!» Когда Муслиму исполнилось девять лет, Айшет Ахмедовна забрала его в Вышний Волочек. Они целый год прожили вместе. Но потом вернула Муслима в Баку к дяде для получения музыкального образования. Если б она так не сделала, мы бы никогда не услышали того Муслима, которого все знают. Что могла дать ребенку вдова, которая кочевала по провинциальным театрам? А дядя Джамал был не последним человеком в Баку. Жил в одном доме с певцом Бюль-Бюлем, отцом Полада Бюль-Бюль оглы, и другими известными людьми. У него стол всегда ломился от черной икры.
В дальнейшем Муслим сам признал, что мама правильно поступила. Отношения у них наладились. Мой папа и тетя Таня стали для Муслима родными братом и сестрой. Еще маленькими детьми они ездили с Айшет Ахмедовной на его первую свадьбу и на его первый сольный концерт в Кремле. И потом постоянно бывали у него в гостях.

Южные ночи

В 1971 году бабушка получила выгодное предложение от Мурманского областного драмтеатра и с семьей переехала в Мурманск, где жила до конца своих дней. Там в 1979 году и появился на свет я. Мои родители познакомились в ресторане. Мама работала официанткой. А папа играл на клавишах и пел в ресторанном ансамбле. В 1981 году он пытался со своими песнями попасть в телепередачу «Шире круг». Ездил специально в Москву. Но его так и не показали. Почему папа не воспользовался помощью своего знаменитого брата - я не знаю. В свое время Муслим приглашал его в Москву. Предлагал работать с ним. Но папа отказался. Видимо, хотел всего добиться сам. Отказался он и от предложений войти в состав белорусского ансамбля «Песняры» и казахской группы «Арай», переименованной потом в «А-Студио». Так и проработал 35 лет в мурманских ресторанах.
Меня тоже с детства приобщали к музыке. Заставляли ходить в музыкальную школу. Но за семь лет она настолько обрыдла, что после ее окончания я долго не подходил к пианино. Я продавал игровые приставки, работал охранником детских игровых автоматов. И не думал становиться музыкантом. Но в 17 лет вдруг снова потянуло к инструменту. Некоторое время я играл с папой в ресторанах. А с 2001 года начал ездить на заработки в Сочи. Первый раз мне повезло. Я сразу устроился в ресторан «Флибустьер» у гостиницы «Жемчужина». Но на следующий год я целый месяц не мог найти работу, сидел голодный, без денег. К счастью, встретил знакомого музыканта и он сосватал меня музыкальной руководительнице ресторана «Розарий». Там была очень хорошая работа. За эти деньги я мог купить квартиру в Сочи. Но хотелось покрасоваться и вернуться в Мурманск на хорошей машине. После этого я четыре сезона пел в «Розарии». Потом знакомый из «Флибустьера» позвал меня «раскачать» новое заведение - «Золотую бочку» (ныне - «Каравелла»). Там я уже был соучредителем. Отработал пять сезонов, пока не познакомился с москвичкой и не перебрался к ней в Москву.

Дядя Муслим

Со своим знаменитым дядей я встречался всего раз в жизни, когда в 1995 году он приезжал к нам в Мурманск. Но меня, 15-летнего, это мало интересовало. А когда с возрастом самому захотелось встретиться с Муслимом, этому всячески препятствовали родственники с папиной стороны. Когда 21 августа 2003 года от инсульта умерла бабушка, я узнал об этом от чужих людей. А когда я приезжал в Москву и порывался зайти в гости к Муслиму, тетя с папой все время говорили: «Не вздумай! Не ходи! Тебя туда не пустят. Вот мы приедем в Москву и вместе к нему сходим».
Не подумайте, что я рассчитывал на какую-то помощь со стороны дяди. К тому времени Муслим был на пенсии и сам нуждался в помощи. Он фактически жил за счет консульства Азербайджана, откуда ему каждый день привозили продукты. Но больше всего дяде не хватало человеческого общения. По рассказам тети Тани, в последнее время он часто расспрашивал ее о нашей семье и хотел дружить со всеми родственниками. «Приезжайте ко мне! - говорил ей Муслим. - Мне так одиноко. Дочка ко мне не приезжает». С его дочкой Мариной я сейчас общаюсь в «Одноклассниках». Она живет в Цинциннати, в США. Приглашает меня в гости. А вот с вдовой МуслимаТамарой Синявской отношения не сложились. Меня представили ей в 2008 году на прощании с Муслимом в Зале Чайковского.

«Юрочка тоже Магомаев? - удивилась она. - И тоже поет? Ах, как приятно!» Потом Тамара Ильинична спросила у тети Тани, есть ли у нас с собой загранпаспорта. «Полетели со мной в Баку на похороны!» - предложила она. У меня был загранпаспорт. И я был готов полететь с ней. Но папа и тетя, у которых паспортов не было, стали возражать. А когда Синявская пришла в себя после похорон Муслима, она позвонила тете Тане и начала разбираться, каким образом я тоже стал Магомаевым и почему выступаю под этой фамилией. Мне это было очень неприятно.
Не менее неприятные для меня слова прозвучали на концерте памяти Муслима, который в первую годовщину его смерти устроил в своем «Крокус Сити Холле» азербайджанский миллиардер Арас Агаларов. «Для нас Магомаев всегда будет один-единственный, - сказала тогда Лариса Долина. - Другим Магомаевым мы дороги не дадим». И все начали ей поддакивать: «Не дадим! Не дадим!» Год назад на открытии памятника Муслиму в Вознесенском переулке мне удалось встретиться с Арасом Агаларовым и его сыном Эмином. Но там так много амбиций, что меня даже не стали слушать. Видимо, Эмин, который тоже поет, считает себя наследником Магомаева.
Особенно меня обижает, когда спрашивают: «Не стыдно пользоваться фамилией Магомаева?» Я на это отвечаю: «Спросите лучше Ивана Ургантаили Стаса Пьеху - не стыдно ли им! А я еще никакой выгоды от своей фамилии не получил».

Альфа-певец

Если кто и пытался поживиться за счет фамилии Магомаева, то это некоторые непорядочные люди, которые набивались мне в друзья и предлагали заняться моими делами. Одним из них был папа покойной «королевы шансона» Кати Огонек - Евгений Пенхасов. Одно время он играл роль моего директора. Внешне - божий одуванчик. Но он меня обворовывал! Столь же некрасиво повел себя Пенхасов, когда ему позвонили насчет меня от Стаса Михайлова. Стас открыл свой продюсерский центр и начал искать артистов. Промониторил Интернет, наткнулся на меня, захотел встретиться. Но Пенхасов долго укрывал меня от Михайлова.
Встреча с Михайловым все же состоялась. Мы душевно поговорили. Стас предложил мне продюсирование. «Дальше телеканала «Ля Минор» ты сам не продвинешься», - сказал он. Но ничего конкретного, кроме красивых шмоток и призрачного признания, Стас не обещал. А зачем мне шмотки? Его супруга показывала мне какой-то журнал и говорила: «Вот так примерно ты будешь выглядеть!» А там был изображен какой-то пед...ла. Я вежливо отказался. Стас страшно обиделся. Но вскоре он получил другого артиста - соавтора моих песен Максима Олейникова. С Максимом заключили продюсерский договор на стандартных условиях: десять процентов доходов артисту, 90 - продюсеру. Денег, которые, по имеющимся у меня сведениям, ему сейчас платят в месяц, мне бы не хватило и на неделю. А Максим за эти деньги ездит с Михайловым по городам и выступает у него на разогреве.

Михаил Шуфутинский: «Хочу прыгнуть с парашютом!»

Михаил Захарович совсем недавно, 13 апреля, отметил свой 71-й день рождения. А ровно через неделю – 20 апреля – легенда шансона по-русски поднимется на сцену Кремля, чтобы получить премию «Шансон года – 2019». Накануне торжества артист рассказал, за что любит Instagram и не любит дворцы спорта, почему боялся работать с хитом «All around the world» и о чём мечтает в 71 год.

Время неумолимо мчится вперёд. Уже в эту субботу, 20 апреля, в Государственном Кремлёвском дворце состоится шоу, которого так ждали все почитатели «Радио Шансон», все неравнодушные к нашему жанру и просто любители хороших песен. Я говорю о торжественной церемонии вручения премии «Шансон года – 2019». Для артистов, которые получат статуэтки с золотым гитарным грифом, это тоже не рядовое событие. Александр Маршал считает, что это общая награда звёзд и поклонников.

Не исключено, что в ближайшем будущем водителям на подъезде к перекрёстку придётся не только снижать скорость и следить за помехами справа и слева, но и копаться в кошельках. На Международном навигационном форуме обсудят идею брать плату за беспрепятственный проезд загруженных перекрёстков. Впрочем, это по желанию. Если есть время, никто не мешает постоять в пробке. Бесплатно.

Вы знаете, что такое УМО? Это не управление мобильных отрядов, не уголок молодого оптимиста. Это – углублённое медицинское обследование. Процедура, которую обязаны проходить спортсмены. Вот только условия прохождения как-то разнятся. Наша прославленная сноубордистка, призёр олимпийских игр и обладательница кубка мира Алёна Заварзина пройти УМО не смогла. То есть ей сообщили об этом после олимпийских игр в Пхёнчхане, где она показала лучший среди россиян результат – четвёртый. Вот такое УМО, к...