Ветер и солнце
Однажды Солнце и сердитый северный Ветер затеяли спор о том, кто из них сильнее. Долго спорили они и, наконец, решились померяться силами над путешественником, который в это самое время ехал верхом по большой дороге.
Посмотри, - сказал Ветер, - как я налечу на него: мигом сорву с него плащ.
Сказал, - и начал дуть, что было мочи. Но чем более старался Ветер, тем крепче закутывался путешественник в свой плащ: он ворчал на непогоду, но ехал всё дальше и дальше. Ветер сердился, свирепел, осыпал бедного путника дождем и снегом; проклиная Ветер, путешественник надел свой плащ в рукава и подвязался поясом. Тут уж Ветер и сам убедился, что ему плаща не сдернуть.
Солнце, видя бессилие своего соперника, улыбнулось, выглянуло из-за облаков, обогрело, осушило землю, а вместе с тем и бедного полузамерзшего путешественника. Почувствовав теплоту солнечных лучей, он приободрился, благословил Солнце, сам снял свой плащ, свернул его и привязал к седлу.
Видишь ли, - сказало тогда кроткое Солнце сердитому Ветру, - лаской и добротой можно сделать гораздо более, чем гневом.
Два плуга
Из одного и того же куска железа и в одной и той же мастерской были сделаны два плуга. Один из них попал в руки земледельца и немедленно пошел в работу, а другой долго и совершенно бесполезно провалялся в лавке купца.
Случилось через несколько времени, что оба земляка опять встретились. Плуг, бывший у земледельца, блестел, как серебро, и был даже еще лучше, чем в то время, когда он только что вышел из мастерской; плуг же, пролежавший без всякого дела в лавке, потемнел и покрылся ржавчиной.
Скажи, пожалуйста, отчего ты так блестишь? - спросил заржавевший плуг у своего старого знакомца.
От труда, мой милый, - отвечал тот, - а если ты заржавел и сделался хуже, чем был, то потому, что всё это время ты пролежал на боку, ничего не делая.
Лиса и козел
Бежала лиса, на ворон зазевалась, - и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить тоже. Сидит лиса, горюет. Идет козел, умная голова; идет, бородищей трясет, рожищами мотает; заглянул, от нечего делать, в колодец, увидел там лису и спрашивает:
Что ты там, лисонька, поделываешь?
Отдыхаю, голубчик, - отвечает лиса. - Там наверху жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой - сколько хочешь.
А козлу давно пить хочется.
Хороша ли вода-то? - спрашивает козел.
Отличная! - отвечает лиса. - Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет.
Прыгнул сдуру козел, чуть лисы не задавил, а она ему:
Эх, бородатый дурень! И прыгнуть-то не умел - всю обрызгал. ‘
Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца.
Чуть было не пропал козел с голоду в колодце; насилу-то его отыскали и за рога вытащили.
Жалобы зайки
Растужился, расплакался серенький зайка, под кустиком сидючи; плачет, приговаривает:
«Нет на свете доли хуже моей, серенького зайки! И кто только не точит зубов на меня? Охотники, собаки, волк, лиса и хищная птица; кривоносый ястреб, пучеглазая сова; даже глупая ворона и та таскает своими кривыми лапами моих милых детушек - сереньких зайчат. Отовсюду грозит мне беда; а защищаться-то нечем: лазить на дерево, как белка, я не могу; рыть нор, как кролик, не умею. Правда, зубки мои исправно грызут капустку и кору гложут, да укусить смелости не хватает. Бегать я таки мастер и прыгаю недурно; но хорошо, если придется бежать по ровному полю или на гору, а как под гору - то и пойдешь кувырком через голову: передние ноги не доросли.
Всё бы еще можно жить на свете, если б не трусость негодная. Заслышишь шорох, - уши подымутся, сердчишко забьется, невзвидишь света, пырскнешь из куста, - да и угодишь прямо в тенёта или охотнику под ноги.
Ох, плохо мне, серенькому зайке! Хитришь, по кустикам прячешься, по закочками слоняешься, следы путаешь; а рано или поздно беды не миновать: и потащит меня кухарка на кухню за длинные уши.
Одно только и есть у меня утешение, что хвостик коротенький: собаке схватить не за что. Будь у меня такой хвостище, как у лисицы, куда бы мне с ним деваться? Тогда бы, кажется, пошел и утопился».
Не ладно скроен, да крепко сшит
Беленький, гладенький зайчик сказал ежу:
Какое у тебя, братец, некрасивое, колючее платье!
Правда, - отвечал еж, - но мои колючки спасают меня от зубов собаки и волка; служит ли тебе так же твоя хорошенькая шкурка?
Зайчик вместо ответа только вздохнул.
Петух да собака
Жил старичок со старушкой, и жили они в большой бедности. Всех животов у них только и было, что петух и собака, да и тех они плохо кормили. Вот собака и говорит петуху:
Давай, брат Петька, уйдем в лес: здесь нам житье плохое.
Уйдем, - говорит петух, - хуже не будет.
Вот и пошли они куда глаза глядят. Пробродили целый день; стало смеркаться - пора на ночлег приставать. Сошли они с дороги в лес и выбрали большое дуплистое дерево. Петух взлетел на сук, собака залезла в дупло и - заснули.
Утром, только что заря стала заниматься, петух и закричал: «Ку-ку-ре-ку!» Услыхала петуха лиса; захотелось ей петушьим мясом полакомиться. Вот она подошла к дереву и стала петуха расхваливать:
Вот петух так петух! Такой птицы я никогда не видывала: и перышки-то какие красивые, и гребень-то какой красный, и голос-то какой звонкий! Слети ко мне, красавчик.
А за каким делом? - спрашивает петух.
Пойдем ко мне в гости: у меня сегодня новоселье, и про тебя много горошку припасено.
Хорошо, - говорит петух, - только мне одному идти никак нельзя: со мной товарищ.
«Вот какое счастье привалило! - подумала лиса. - Вместо одного петуха будет два».
Где же твой товарищ? - спрашивает она. - Я и его в гости позову.
Там, в дупле ночует, - отвечает петух.
Лиса кинулась в дупло, а собака ее за морду - цап!.. Поймала и разорвала лису.
Плутишка кот
Жили-были на одном дворе кот, козел да баран. Жили они дружно: сена клок и тот пополам; а коли вилы в бок, так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник: где что плохо лежит, туда и глядит. Вот идет раз котишко-мурлышко, серый лобишко; идет да таково жалостно плачет. Спрашивают кота козел да баран:
Котик-коток, серенький лобок! О чем ты плачешь, на трех ногах скачешь?
Отвечает им Вася:
Как мне не плакать! Била меня баба, била; уши выдирала, ноги поломала, да еще и удавку на меня припасала.
А за что же на тебя такая беда пришла? - спрашивают козел да баран.
Эх-эх! За то, что нечаянно сметанку слизал.
Поделом вору и мука, - говорит козел, - не воруй сметаны!
Вот кот опять плачет:
Била меня баба, била; била - приговаривала: придет ко мне зять, где сметаны будет взять? Поневоле придется козла да барана резать.
Заревели тут козел да баран:
Ах ты, серый ты кот, бестолковый твой лоб! За что ты нас-то сгубил?
Стали они судить да рядить, как бы им беды великой избыть (избежать. - Ред.), - и порешили тут же: всем троим бежать. Подстерегли, как хозяйка не затворила ворот, и ушли.
Долго бежали кот, козел да баран по долам, по горам, по сыпучим пескам; пристали и порешили заночевать на скошенном лугу; а на том лугу стога, что города, стоят.
Ночь была темная, холодная: где огня добыть? А котишка-мурлышка уж достал бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном лбами стукнуться. Стукнулись козел с бараном, искры из глаз посыпались: бересточка так и запылала.
Ладно, - молвил серый кот, - теперь обогреемся! - да недолго думавши и зажег целый стог сена.
Не успели они еще порядком обогреться, как жалует к ним незваный гость - мужичок-серячок, Михаило Потапыч Топтыгин.
Пустите, - говорит, - братцы, обогреться да отдохнуть; что-то мне неможется.
Добро пожаловать, мужичок-серячок! - говорит котик. - Откуда идешь?
Ходил на пчельник, - говорит медведь, - пчелок проведать, да подрался с мужиками, оттого и хворость прикинулась.
Вот стали они все вместе ночку коротать: козел да баран у огня, мурлышка на стог влез, а медведь под стог забился.
Заснул медведь; козел да баран дремлют; один мурлыка не спит и всё видит. И видит он: идут семь волков серых, один белый - и прямо к огню.
Фу-фу! Что за народ такой! - говорит белый волк козлу да барану. - Давай-ка силу пробовать.
Заблеяли тут со страху козел да баран; а котишка, серый лобишка, повел такую речь:
Ах ты, белый волк, над волками князь! Не гневи ты нашего старшего: он, помилуй бог, сердит! Как расходится - никому несдобровать. Аль не видишь у него бороды: в ней-то и вся сила; бородой он всех зверей побивает, рогами только кожу сымает. Лучше подойдите да честью попросите: хотим-де поиграть с твоим меньшим братцем, что под стогом спит.
Волки на том козлу кланялись; обступили Мишу и ну заигрывать. Вот Миша крепился-крепился да как хватит на каждую лапу по волку, так запели они Лазаря (жаловались на судьбу. - Ред.). Выбрались волки из-под стога еле живы и, поджав хвосты, - давай бог ноги!
Козел же да баран, пока медведь с волками расправлялся, подхватили мурлышку на спину и поскорей домой: «Полно, говорят, без пути таскаться, еще не такую беду наживем».
Старик и старушка были рады-радехоньки, что козел с бараном домой воротились; а котишку-мурлышку еще за плутни выдрали.
Бишка
«А ну-ка, Бишка, прочти, что в книжке написано!»
Понюхала собачка книжку, да и прочь пошла. «Не мое, - говорит, - дело книги читать; я дом стерегу, по ночам не сплю, лаю, воров да волков пугаю, на охоту хожу, зайку слежу, уточек ищу, поноску тащу - будет с меня и этого».
Храбрая собака
Собака, что лаешь?
Волков пугаю.
Собака, что хвост поджала?
Волков боюсь.
Мышки
Собрались мышки у своей норки, старые и малые. Глазки у них черненькие, лапки у них маленькие, остренькие зубки, серенькие шубки, ушки кверху торчат, хвостища по земле волочатся. Собрались мышки, подпольные воровки, думушку думают, совет держат: «Как бы нам, мышкам, сухарь в норку протащить?» Ох, берегитесь мышки! Ваш приятель, Вася, недалеко. Он вас очень любит, лапкой приголубит; хвостик вам помнет, шубочки вам порвет.
Козел
Идет козел мохнатый, идет бородатый, рожищами помахивает, бородищей потряхивает, копытками постукивает, идет, блеет, коз и козляток зовет. А козочки с козлятками в сад ушли, травку щиплют, кору гложут, молодые прищепы портят, молочко деткам копят; а козлятки, малые ребятки, молочка насосались, на забор взобрались, рожками передрались.
Погодите, ужо придет бородатый хозяин - всем вам порядок даст!
Лиса и гуси
Пришла однажды лиса на лужок. А на лугу были гуси. Хорошие гуси, жирные. Обрадовалась лиса и говорит:
Вот я сейчас всех вас съем! А гуси говорят:
Ты, лиса, добрая! Ты, лиса, хорошая, не ешь, пожалей нас!
Нет! - говорит лиса, - не буду жалеть, всех съем! Что тут делать? Тогда один гусь говорит:
Позволь, лиса, нам песню спеть, а потом ешь нас!
Ну ладно, - говорит лиса, - пойте! Стали гуси все в ряд и запели:
Га!
Га-га!
Га-га-га!
Га-га-га-га!
Га-га-га-га-га!
Они и теперь поют, а лиса ждет, когда они кончат.
Петушок с семьей
Ходит по двору петушок: на голове красный гребешок, под носом красная бородка. Нос у Пети долотцом, хвост у Пети колесцом, на хвосте узоры, на ногах шпоры. Лапами Петя кучу разгребает, курочек с цыплятами созывает:
Курочки-хохлатушки! Хлопотуньи-хозяюшки! Пестренькие-рябенькие, черненькие-беленькие! Собирайтесь с цыплятками, с малыми ребятками: я вам зернышко припас!
Курочки с цыплятами собрались, разкудахталися; зернышком не поделились, передрались.
Петя-петушок беспорядков не любит - сейчас семью помирил: ту за хохол, того за вихор, сам зернышко съел, на плетень взлетел, крыльями замахал, во все горло заорал: «Ку-ка-ре-ку!»
Коровка
Некрасива корова, да молочко дает. Лоб у нее широк, уши в сторону; во рту зубов недочет, зато рожища большие; хребет - острием, хвост - помелом, бока оттопырились, копыта двойные. Она травушку рвет, жвачку жует, пойло пьет, мычит и ревет, хозяйку зовет: «Выходи, хозяюшка; выноси подойничек, чистый утиральничек! Я деточкам молочка принесла, густых сливочек».
Лиса Патрикеевна
У кумушки-лисы зубушки остры, рыльце тоненькое, ушки на макушке, хвостик на отлете, шубка тепленькая.
Хорошо кума принаряжена: шерсть пушистая, золотистая; на груди жилет, а на шее белый галстучек.
Ходит лиса тихохонько, к земле пригинается, будто кланяется; свой пушистый хвост носит бережно, смотрит ласково, улыбается, зубки белые показывает.
Роет норы, умница, глубокие; много ходов в них и выходов, кладовые есть, есть и спаленки, мягкой травушкой полы выстланы. Всем бы лисонька хороша была хозяюшка, да разбойница-лиса - хитрая: любит курочек, любит уточек, свернет шею гусю жирному, не помилует и кролика.
Ворона и рак
Летела ворона над озером; смотрит - рак ползет: цап его! Села на вербу и думает закусить. Видит рак, что приходится пропадать, и говорит:
Ай, ворона! ворона! знал я твоего отца и мать, что за славные были птицы!
Угу! - говорит ворона, не раскрывая рта.
И сестер и братьев твоих знал - отличные были птицы!
Угу! - опять говорит ворона.
Да хоть хорошие были птицы, а все же далеко до тебя.
Ara! - крикнула ворона во весь рот и уронила Рака в воду.
Умей обождать
Жили-были себе брат да сестра, петушок да курочка. Побежал петушок в сад и стал клевать зеленехонькую смородину, а курочка и говорит ему: «Не ешь, Петя! Обожди, пока смородина поспеет». Петушок не послушался, клевал да клевал, и наклевался так, что насилу домой добрел. «Ох! - кричит петушок,- беда моя! Больно, сестрица, больно!» Напоила курочка петушка мятой, приложила горчичник - и прошло.
Выздоровел петушок и пошел в поле: бегал, прыгал, разгорелся, вспотел и побежал к ручью пить холодную воду; а курочка ему кричит:
Не пей, Петя, обожди, пока простынешь.
Не послушался петушок, напился холодной воды - и тут его стала бить лихорадка: насилу домой курочка довела. Побежала курочка за доктором, прописал доктор Пете горького лекарства, и долго пролежал петушок в постели.
Выздоровел петушок к зиме и видит, что речка ледком покрылась; захотелось петушку на коньках покататься; а курочка и говорит ему: «Ох, обожди, Петя! Дай реке совсем замерзнуть; теперь еще лед очень тонок, утонешь». Не послушался петушок сестрицы: покатился по льду; лед проломился, и петушок - бултых в воду! Только петушка и видели.
Васька
Котичек-коток - серенький лобок. Ласков Вася, да хитер; лапки бархатные, коготок остер. У Васютки ушки чутки, усы длинные, шубка шелковая. Ласкается кот, выгибается, хвостиком виляет, глазки закрывает, песенку поет, а попалась мышка - не прогневайся! Глазки-то большие, лапки, что стальные, зубки-то кривые, когти выпускные!
Козлятки и волк
Жила-была коза.
Сделала себе коза в лесу избушку и поселилась в ней со своими козлятами.
Каждый день уходила коза за кормом в бор.
Сама уйдёт, а деткам велит крепко-накрепко запереться и никому дверей не отпирать.
Воротится коза домой, постучит в двери и запоёт:
«Козлятушки, детятушки,
Отомкнитеся, отопритеся!
Ваша мать пришла,
Молочка принесла.
Я, коза, во бору была,
Ела траву шелковую,
Пила воду студёную;
Бежит молочко по вымечку,
Из вымечка по копытечкам,
А с копытечек во сыру землю».
Козлятки услышат мать и отопрут ей двери.
Она покормит их и опять уйдёт пастись.
Подслушал козу волк и, когда коза ушла, подошёл к дверям избушки и запел толстым-претолстым голосом:
«Вы, детушки, вы, батюшки,
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла,
Молока принесла…
Полны копытцы водицы!»
Козлятки выслушали волка и говорят: «Слышим, слышим! Не матушкиным голосом поёшь, матушка поёт тоньше и не так причитывает!» - И не отворили дверей волку.
Волк так и ушёл несолоно хлебавши.
Пришла мать и похвалила деток, что её послушались: «Умницы вы, деточки, что не отпёрли волку, а то бы он вас съел».
Два козлика
Два упрямые козлика встретились однажды на узком бревне, переброшенном через ручей. Обоим разом перейти ручей было невозможно; приходилось которому-нибудь воротиться назад, дать другому дорогу и обождать.
– Уступи мне дорогу, – сказал один.
– Вот еще! Поди-ка ты, какой важный барин, – отвечал другой, – пяться назад, я первый взошел на мост.
– Нет, брат, я гораздо постарше тебя годами, и мне уступить молокососу! Ни за что!
Тут оба, долго не думавши, столкнулись крепкими лбами, сцепились рогами и, упираясь тоненькими ножками в колоду, стали драться. Но колода была мокра: оба упрямца поскользнулись и полетели прямо в воду.
Вместе тесно, а врозь скучно
Говорит брат сестре: «Не тронь моего волчка!» Отвечает сестра брату: «А ты не тронь моих кукол!»
Дети расселись по разным углам, но скоро им обоим стало скучно.
Отчего детям стало скучно?
История одной яблоньки
Росла в лесу дикая яблоня; осенью упало с неё кислое яблоко. Птицы склевали яблоко, поклевали и зёрнышки.
Одно только зёрнышко спряталось в землю и осталось.
Зиму пролежало зёрнышко под снегом, а весной, когда солнышко пригрело мокрую землю, зерно стало прорастать: пустило вниз корешок, а кверху выгнало два первых листика. Из промеж листочков выбежал стебелёк с почкой, а из почки, наверху, вышли зелёные листики. Почка за почкой, листик за листиком, веточка за веточкой - и лет через пять хорошенькая яблонька стояла на том месте, где упало зёрнышко.
Пришёл в лес садовник с заступом, увидал яблоньку и говорит: «Вот хорошее деревцо, оно мне пригодится».
Задрожала яблонька, когда садовник стал её выкапывать, и думает: «Пропала я совсем!» Но садовник выкопал яблоньку осторожно, корешков не повредил, перенёс её в сад и посадил в хорошую землю.
Загордилась яблонька в саду: «Должно быть, я редкое дерево, - думает она, - когда меня из лесу в сад перенесли», - и свысока посматривает вокруг на некрасивые пеньки, завязанные тряпочками; не знала она, что попала в школу.
На другой год пришёл садовник с кривым ножом и стал яблоньку резать.
Задрожала яблонька и думает: «Ну, теперь-то я совсем пропала».
Срезал садовник всю зелёную верхушку деревца, оставил один пенёк, да и тот ещё расщепил сверху; в трещину воткнул садовник молодой побег от хорошей яблони; закрыл рану замазкой, обвязал тряпочкой, обставил новую прищепку колышками и ушёл.
Прихворнула яблонька; но была она молода и сильна, скоро поправилась и срослась с чужой веточкой.
Пьёт веточка соки сильной яблоньки и растёт быстро: выкидывает почку за почкой, лист за листком, выгоняет побег за побегом, веточку за веточкой, и года через три зацвело деревцо бело-розовыми душистыми цветами.
Опали бело-розовые лепестки, и на их месте появилась зелёная завязь, а к осени из завязи сделались яблоки; да уж не дикие кислицы, а большие, румяные, сладкие, рассыпчатые!
И такая-то хорошенькая удалась яблонька, что из других садов приходили брать от неё побеги для прищеп.
Как рубашка в поле выросла
Видела Таня, как отец её горстями разбрасывал по полю маленькие блестящие зёрна, и спрашивает:
Что ты, тятя, делаешь?
А вот сею ленок, дочка; вырастет рубашка тебе и Васютке.
Задумалась Таня: никогда она не видела, чтобы рубашки в поле росли.
Недели через две покрылась полоска зелёной шелковистой травкой и подумала Таня: «Хорошо, если бы у меня была такая рубашечка».
Раза два мать и сёстры Тани приходили полоску полоть и всякий раз говорили девочке:
Славная у тебя рубашечка будет!
Прошло ещё несколько недель: травка на полоске поднялась, и на ней показались голубые цветочки.
«У братца Васи такие глазки, - подумала Таня, - но рубашечек таких я ни на ком не видала».
Когда цветочки опали, то на место их показались зелёные головки. Когда головки забурели и подсохли, мать и сёстры Тани повыдергали весь лён с корнем, навязали снопиков и поставили их на поле просохнуть.
Когда лён просох, то стали у него головки отрезывать, а потом потопили в речке безголовые пучки и ещё камнем сверху завалили, чтобы не всплыл.
Печально смотрела Таня, как её рубашечку топят; а сёстры тут ей опять сказали:
Славная у тебя, Таня, рубашечка будет.
Недели через две вынули лён из речки, просушили и стали колотить, сначала доской на гумне, потом трепалом на дворе, так что от бедного льна летела кострика во все стороны. Вытрепавши, стали лён чесать железным гребнем, пока не сделался мягким и шелковистым.
Славная у тебя рубашка будет, - опять сказали Тане сёстры. Но Таня подумала:
«Где же тут рубашка? Это похоже на волоски Васи, а не на рубашку».
Настали длинные зимние вечера. Сёстры Тани надели лён на гребни и стали из него нитки прясть.
«Это нитки, - думает Таня, - а где же рубашечка?»
Прошли зима, весна и лето, настала осень. Отец установил в избе кросна, натянул на них основу и начал ткать. Забегал проворно челнок между нитками, и тут уж Таня сама увидала, что из ниток выходит холст.
Когда холст был готов, стали его на морозе морозить, по снегу расстилать, а весной расстилали его по траве, на солнышке, и взбрызгивали водой. Сделался холст из серого белым, как кипень.
Настала опять зима. Накроила из холста мать рубашек; принялись сёстры рубашки шить и к рождеству надели на Таню и Васю новые белые как снег рубашечки.
Курица и утята
Захотелось хозяйке развести уток. Купила она утиных яиц, положила под курицу и ждёт, когда у ней утятки выведутся. Сидит курица на яйцах, терпеливо сидит, сойдёт ненадолго корма поклевать да опять на гнездо.
Высидела курица утят, рада, квохчет, по двору их водит, землю разрывает - корма им ищет.
Вышла как-то курица со своим выводком за ограду, добралась до пруда. Увидали утята воду, все к ней побежали, один за другим вплавь пустились. Курица, бедная, по берегу бегает, кричит, утят к себе зовёт, - боится, что они утонут.
А утята рады воде, плавают, ныряют и вовсе не думают на берег выходить. Еле-еле хозяйка курицу от воды отогнала.
Проказы старухи зимы
Разозлилась старуха-зима, задумала она всякое дыхание со света сжить. Прежде всего она стала до птиц добираться: надоели ей они своим криком и писком.
Подула зима холодом, посорвала листья с лесов и дубрав и разметала их по дорогам. Некуда птицам деваться; стали они стайками собираться, думушку думать. Собрались, покричали и полетели за высокие горы, за синие моря, в тёплые страны. Остался воробей, и тот под стреху забился.
Видит зима, что птиц ей не догнать: накинулась на зверей. Запорошила снегом поля, завалила сугробами леса, одела деревья ледяной корой и посылает мороз за морозом. Идут морозы один другого злее, с ёлки на елку перепрыгивают, потрескивают да пощёлкивают, зверей пугают. Не испугалися звери: у одних шубы тёплые, другие в глубокие норы запрятались; белка в дупле орешки грызёт, медведь в берлоге лапу сосёт; заинька, прыгаючи, греется, а лошадки, коровки, овечки давным-давно в тёплых хлевах готовое сено жуют, тёплое пойло пьют.
Пуще злится зима - до рыб она добирается: посылает мороз за морозом, один другого лютее. Морозцы бойко бегут, молотками громко постукивают: без клиньев, без подклинков по озёрам, по рекам мосты строят. Замёрзли реки и озёра, да только сверху, а рыба вся вглубь ушла: под ледяной кровлей ей ещё теплее.
Ну, постой же, - думает зима, - дойму я людей, и шлёт мороз за морозом, один другого злее. Заволокли морозы узорами оконницы в окнах; стучат и в стены, и в двери, так что брёвна лопаются. А люди затопили печки, пекут себе блины горячие да над зимою посмеиваются. Случится кому за дровами в лес ехать - наденет он тулуп, валенки, рукавицы тёплые да как примется топором махать, даже пот прошибёт. По дорогам, будто зиме на смех, обозы потянулись: от лошадей пар валит, извозчики ногами потопывают, рукавицами похлопывают, плечами подёргивают, морозцы похваливают.
Обиднее всего показалось зиме, что даже малые ребятишки - и те её не боятся! Катаются себе на коньках да на салазках, в снежки играют, баб лепят, горы строят, водой поливают да ещё мороз кличут: «Приди-ка пособить!» Щипнёт зима со злости одного мальчугана за ухо, другого за нос, даже побелеют, а мальчик схватит снегу, давай тереть - и разгорится у него лицо, как огонь.
Видит зима, что ничем ей не взять, заплакала со злости. Со стрех зимние слёзы закапали… видно, весна недалёко!
Утренние лучи
Выплыло на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые лучи - будить землю.
Первый луч полетел и попал на жаворонка. Встрепенулся жаворонок, выпорхнул из гнёздышка, поднялся высоко-высоко и запел свою серебряную песенку: «Ах, как хорошо в свежем утреннем воздухе! Как хорошо! Как привольно!».
Второй луч попал на зайчика. Передёрнул ушами зайчик и весело запрыгал по росистому лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.
Третий луч попал в курятник. Петух захлопал крыльями и запел: «Ку-ка-ре-ку!» Куры слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор и червяков искать.
Четвёртый луч попал в улей. Выползла пчёлка из восковой кельи, села на окошечко, расправила крылья и «зум-зум-зум!» - полетела собирать медок с душистых цветов.
Пятый луч попал в детскую на постельку к маленькому лентяю: режет ему прямо в глаза, а он повернулся на другой бок и опять заснул.
Четыре желания
Митя накатался на саночках с ледяной горы и на коньках по замёрзшей реке, прибежал домой румяный, весёлый и говорит отцу:
Уж как весело зимой! Я бы хотел, чтобы всё зима была.
Запиши твоё желание в мою карманную книжку, - сказал отец.
Митя записал.
Пришла весна. Митя вволю набегался за пёстрыми бабочками по зелёному лугу, нарвал цветов, прибежал к отцу и говорит:
Что за прелесть эта весна! Я бы желал, чтобы всё весна была.
Отец опять вынул книжку и приказал Мите записать своё желание.
Настало лето. Митя с отцом отправились на сенокос. Весь длинный день веселился мальчик: ловил рыбу, набрал ягод, кувыркался в душистом сене, а вечером сказал отцу:
Вот уж сегодня я повеселился вволю! Я бы желал, чтобы лету конца не было.
И это желание Мити было записано в ту же книжку.
Наступила осень. В саду собирали плоды - румяные яблоки и жёлтые груши. Митя был в восторге и говорил отцу:
Осень лучше всех времён года!
Тогда отец вынул свою записную книжку и показал мальчику, что он то же самое говорил и о весне, и о зиме, и о лете.
И многих других.
Cказки Ушинского
Рассказы Ушинского
Биография Ушинского Константина Дмитриевича
Ушинский Константин Дмитриевич - великий русский педагог, основоположник русской педагогической науки, до него в России не существовавшей. Ушинский создал теорию и совершил переворот, фактически революцию в русской педагогической практике.
Ушинский Константин Дмитриевич родился 19 февраля (2 марта) 1824 года в городе Туле в семье Ушинского Дмитрия Григорьевича - отставного офицера, участника Отечественной войны 1812 года, мелкопоместного дворянина. Мать Константина Дмитриевича - Любовь Степановна умерла, когда сыну было только 12 лет.
После назначения отца Константина Дмитриевича судьей в небольшой, но старинный уездный город Новгород-Северский Черниговской губернии, вся семья Ушинских переехала туда. Все детство и отрочество Ушинского прошло в приобретенном отцом небольшом имении, расположенном в четырех верстах от Новгород-Северского на берегу реки Десны. Константин Ушинский в 11 лет поступил в третий класс Новгород-Северской гимназии, которую окончил в 1840 году.
Здесь, в небольшом имении, на берегу Десны, купленным отцом, в четырех верстах от уездного города, прошло детство и отрочество Ушинского. Каждый день, по дороге в гимназию уездного города Новгород-Северского, он проезжал или проходил по этим красивым и волшебным местам, полным древней истории и преданиями глубокой старины.
Завершив курс обучения в гимназии, Ушинский в 1840 году уезжает из родного имения в Москву и становится в ряды славного московского студенчества. Он поступает в Московский университет на юридический факультет.
После блестящего окончания университетского курса с отличием в 1844 году Ушинский был оставлен в Московском университете для подготовки к сдаче магистерского экзамена. В круг интересов молодого Ушинского не ограничивался философией и юриспруденцией. Он так же увлекался литературой, театром, а также все те вопросы, которые интересовали представителей прогрессивных кругов русского общества того времени.
В июне 1844 года ученый совет Московского университета присудил Константину Ушинскому степень кандидата юриспруденции. В 1846 году Ушинский был назначен исполняющим обязанности профессора камеральных наук на кафедру энциклопедии законоведения, государственного права и науки финансов в Ярославском Демидовском лицее.
В 1850 году Ушинский подает прошение об отставке и покидает лицей.
Оставшись без работы, Ушинский Константин Дмитриевич перебивается мелкой литературной -рецензиями, переводами и обзорами в журналах. Все попытки вновь устроится на работу в любое другое уездное училище у всех администраторов сразу вызывала подозрение, так как необъяснимо было, чтобы молодой профессор из Демидовского лицея менял свою высокооплачиваемую и престижную должность на незавидное нищенское место в уездном захолустье.
Прожив полтора года в провинции, Ушинский переезжает в Петербург в расчете на то, что в столице больше школ, гимназий и училищ и, следовательно, больше шансов найти работу и единомышленников. Но там без знакомств и связей ему с большим трудом удается устроиться лишь на должность столоначальника департамента иноземных вероисповеданий.
В 1854 году Ушинский Константин Дмитриевич увольняется из департамента иноземных вероисповеданий, так как его пригласили на должность преподавателя русской словесности в Гатчинский сиротский институт.
В 1859 году Ушинского пригласили на должность инспектора классов Смольного института благородных девиц, где ему удалось провести значительные прогрессивные изменения.
Одновременно с работой в институте Ушинский принял на себя редактирование «Журнала Министерства Народного Просвещения» и превратил его из сухого сборника официальных распоряжений и научных статей в педагогический журнал, весьма отзывчиво относившийся к новым течениям в области народного образования.
Несмотря на то, что Ушинский находил сочувствие у весьма влиятельных лиц, он вынужден был оставить институт и принять командировку за границу. Фактически это было изгнание, длившееся пять лет.
Ушинский посетил Швейцарию, Германию, Францию, Бельгию и Италию. Везде он посещал и изучал учебные заведения - женские школы, детские сады, приюты и школы, особенно в Германии и Швецарии, которые гремели тогда своими новациями в педагогике.
За границей в 1864 году он написал и издал учебную книгу «Родное слово», а также книгу «Детский Мир». Фактически это были первые массовые и общедоступные российские учебники для начального обучения детей. Ушинский написал и издал особое руководство для родителей и учителей к своему «Родному Слову» - «Руководство к преподаванию по «Родному слову» для учителей и родителей». Это руководство оказало огромное, широчайшее влияние на русскую народную школу. Свою актуальность, как пособие по методике преподавания родного языка, оно не потеряло и по сей день. Это были первые в России учебники для начального обучения детей, и это были первые массовые и общедоступные книги. Они расходились тиражами в десятки миллионов экземпляров.
В середине 60-х годов Ушинский Константин Дмитриевич с семьей вернулся в Россию. Свой последний главный научный труд, названный Ушинским «Человек как предмет воспитания, опыт педагогической антропологии», он начал печатать в 1867 году. Первый том «Человек как предмет воспитания» вышел в 1868 году, а через некоторое время вышел второй том. К сожалению, этот его научный труд (третий том) остался незавершенным.
В последние годы жизни Ушинский Константин Дмитриевич выступал как видный общественный деятель. Он писал статьи о воскресных школах, о школах для детей ремесленников, а также принял участие в учительском съезде в Крыму.
Умер Ушинский Константин Дмитриевич в Одессе 22 декабря 1870 года, похоронен в Киеве на территории Выдубецкого монастыря.
Короткие рассказы, небольшие сказки о природе Ушинского Константина Дмитриевича переносят читателя в наполненный волшебством мир природы, где автор словно кистью художника, в легких строках сказочной прозы описывает природу разного времени года.
Природа в рассказах и сказках для детей поучительна в описании и диалогах героев, учит добру, где простыми словами автор передаёт журчание ручья, пение птиц, шум леса и многие другие природные явления в воспитательно-нравственном контексте.
Рассказы о растениях и животных
Рассказы о временах года
Природа в коротких рассказах
Летом в лесу
Хорошо в лесу в жаркий полдень. Чего тут только не увидишь! Высокие сосны развесили иглистые вершины. Елочки выгибают колючие ветки. Красуется кудрявая березка с душистыми листочками. Дрожит серая осина. Коренастый дуб раскинул вырезные листья. Из травы глядит глазок земляники. Рядом краснеет душистая ягодка.
Сережки ландыша качаются между длинными, гладкими листьями. Крепким носом стучит по стволу дятел. Кричит иволга. Мелькнула пушистым хвостом цепкая белка. Далеко в чаше раздается треск. Уж не медведь ли это?
На поле летом
Весело на поле, привольно на широком! До синей полосы далекого леса точно бегут по холмам разноцветные нивы. Волнуется золотистая рожь; вдыхает она крепительный воздух. Синеет молодой овес; белеет цветущая гречиха с красными стебельками, с бело-розовыми, медовыми цветочками. Подальше от дороги запрятался кудрявый горох, а за ним бледно-зеленая полоска льна с голубоватыми глазками. На другой стороне дороги чернеют поля под струящимся паром.
Жаворонок трепещется над рожью, а острокрылый орел зорко смотрит с вышины: видит он и крикливую перепелку в густой ржи, видит он и полевую мышку, как она спешит в свою нору с зернышком, упавшим из спелого колоса. Повсюду трещат сотни невидимых кузнечиков.
Утренние лучи
Выплыло на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые лучи — будить землю.
Первый луч полетел и попал на жаворонка. Встрепенулся жаворонок, выпорхнул из гнездышка, поднялся высоко, высоко и запел свою серебряную песенку: «Ах, как хорошо в свежем утреннем воздухе! Как хорошо! Как привольно!»
Второй луч попал на зайчика. Передернул ушами зайчик и весело запрыгал по росистому лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.
Третий луч попал в курятник. Петух захлопал крыльями и запел: ку-ка-ре-ку! Куры слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор и червяков искать. Четвертый луч попал в улей. Выползла пчелка из восковой кельи, села на окошечко, расправила крылья и — зум-зум-зум! — полетела собирать медок с душистых цветов.
Пятый луч попал в детскую, на постельку к маленькому лентяю: режет ему прямо в глаза, а он повернулся на другой бок и опять заснул.
Хлеб
Земля кормит человека, но кормит не даром. Много должны потрудиться люди, чтобы поле вместо травы, годной только для скота, дало рожь для чёрного хлеба, пшеницу для булки, гречу и просо для каши.
Сначала земледелец пашет поле сохою, если не нужно пахать глубоко, или плугом, если пашет новину, или такое поле, что его пахать нужно глубже. Соха легче плуга, и в неё запрягают одну лошадку. Плуг гораздо тяжелее сохи, берёт глубже, и в него впрягают несколько пар лошадей или волов.
Вспахано поле; всё оно покрылось большими глыбами земли. Но этого ещё мало. Если поле новое или земля сама по себе очень жирна, то навоза не надобно; но если на ниве что-нибудь уже было сеяно и она истощилась, то её надобно удобрить навозом.
Навоз вывозят крестьяне на поле осенью или весною и разбрасывают кучками. Но в кучках навоз мало принесёт пользы: надобно его запахать сохою в землю.
Вот навоз перегнил; но сеять всё ещё нельзя. Земля лежит комьями, а для зёрнушка надобно мягкую постельку. Выезжают крестьяне на поле с зубчатыми боронами: боронят, пока все комья разобьются, и тогда только начинают сеять.
Сеют или весною, или осенью. Осенью сеют озимый хлеб: рожь и озимую пшеницу. Весною сеют яровой хлеб: ячмень, овёс, просо, гречиху и яровую пшеницу.
Озимь всходит ещё с осени, и когда на лугах трава уже давно пожелтела, тогда озимые поля покрываются всходами, словно зелёным бархатом. Жалко смотреть, как падает снег на такое бархатное поле. Молодые листочки озими под снегом скоро вянут; но тем лучше растут корешки, кустятся и глубже идут в землю. Всю зиму просидит озимь под снегом, а весною, когда снег сойдёт и солнышко пригреет, пустит новые стебельки, новые листки, крепче, здоровее прежних. Дурно только, если начнутся морозы прежде, чем ляжет снег; тогда, пожалуй, озимь может вымерзнуть. Вот почему крестьяне боятся морозов без снега и не жалеют, а радуются, когда озимь прикрывается на зиму толстым снежным одеялом.
Ветер и солнце
Однажды Солнце и сердитый северный Ветер затеяли спор о том, кто из них сильнее. Долго спорили они и, наконец, решились померяться силами над путешественником, который в это самое время ехал верхом по большой дороге.
- Посмотри, - сказал Ветер, - как я налечу на него: мигом сорву с него плащ.
Сказал, - и начал дуть, что было мочи. Но чем более старался Ветер, тем крепче закутывался путешественник в свой плащ: он ворчал на непогоду, но ехал всё дальше и дальше. Ветер сердился, свирепел, осыпал бедного путника дождем и снегом; проклиная Ветер, путешественник надел свой плащ в рукава и подвязался поясом. Тут уж Ветер и сам убедился, что ему плаща не сдернуть.
Солнце, видя бессилие своего соперника, улыбнулось, выглянуло из-за облаков, обогрело, осушило землю, а вместе с тем и бедного полузамерзшего путешественника. Почувствовав теплоту солнечных лучей, он приободрился, благословил Солнце, сам снял свой плащ, свернул его и привязал к седлу.
- Видишь ли, - сказало тогда кроткое Солнце сердитому Ветру, - лаской и добротой можно сделать гораздо более, чем гневом.
Четыре желания
Митя накатался на саночках с ледяной горы и на коньках по замёрзшей реке, прибежал домой румяный, весёлый и говорит отцу:
— Уж как весело зимой! Я бы хотел, чтобы всё зима была!
— Запиши твоё желание в мою карманную книжку,— сказал отец.
Митя записал.
Пришла весна. Митя вволю набегался за пёстрыми бабочками по зелёному лугу, нарвал цветов, прибежал к отцу и говорит:
— Что за прелесть эта весна! Я бы желал, чтобы всё весна была.
Отец опять вынул книжку и приказал Мите записать своё желание.
Настало лето. Митя с отцом отправились на сенокос. Весь длинный день веселился мальчик: ловил рыбу, набрал ягод, кувыркался в душистом сене и вечером сказал отцу:
— Вот уж сегодня я повеселился вволю! Я бы желал, чтобы лету конца не было!
И это желание Мити было записано в ту же книжку. Наступила осень. В саду собирали плоды — румяные яблоки и жёлтые груши. Митя был в восторге и говорил отцу:
— Осень лучше всех времён года!
Тогда отец вынул свою записную книжку и показал мальчику, что он то же самое говорил и о весне, и о зиме, и о лете.
Константин Дмитриевич Ушинский - великий русский педагог - тоже писал для детей. Его книжка "Детский мир. Хрестоматия" с пользой применяется в настоящее время.
Его произведения предназначались для чтения ученикам начальной школы. Ведь обучение начиналось с 9 лет. На этот возраст они и рассчитаны. Для самостоятельного чтения детям 6-7 лет подойдут короткие рассказы.
Адаптированное. Лапками цепляется. Хвостиком упирается. Носом постукивает. Мурашей да козявок из-за коры выпугивает.
Короткие рассказы для детей.
Не ладно скроен, да крепко сшит
Беленький, гладенький зайчик сказал ежу:
– Какое у тебя, братец, некрасивое, колючее платье!
– Правда, - ответил ёж, - но мои колючки спасают меня от зубов собаки и волка: служит ли тебе так же твоя хорошенькая шкурка?
Зайчик вместо ответа только вздохнул.
Васька
Котичек-коток – серенький лобок. Ласков Вася, да хитёр, лапки бархатные, ноготок остёр.
У Васютки ушки чутки, усы длинны, шубка шёлковая.
Ласкается кот, выгибается, хвостиком виляет, глазки закрывает, песенку поёт, а попалась мышка – не прогневайся! Глазки-то большие, лапки стальные, зубки-то кривые, когти выпускные.
Мышки
Собрались мышки у своей норки, старые и малые. Глазки у них черненькие, лапки у них маленькие, остренькие зубки, серенькие шубки, ушки сверху торчат, хвостища по земле волочатся.
Собрались мышки, подпольные воровки, думушку думают, совет держат: "Как бы нам, мышкам, сухарь в норку протащить?" Ох, берегитесь, мышки! Ваш приятель, Вася, недалеко. Он вас очень любит, лапкой приголубит, хвостики вам помнёт, шубочки вам порвёт.
Коровка
Некрасива коровка, да молочко даёт. Лоб у ней широк, уши в сторону, во рту зубов недочёт, зато рожища большие, хребет – остриём, хвост помелом, бока оттопырились, копыта двойные.
Она травушку рвёт, жвачку жуёт, пойло пьёт, мычит и ревёт, хозяйку зовёт:
– Выходи, хозяюшка, выноси подойничек, чистый утиральничек! Я деточкам молочка принесла, густых сливочек.
Мороз не страшен
Обидно зиме, что даже маленькие ребятишки, и те не боятся её сильных морозов! Катаются на коньках да на санках, в снежки играют, снежных баб лепят, горы строят, водой их поливают, да ещё просят мороза: "Приди-ка, помоги!"
Ущипнула зима одного мальчугана за ухо, другого за нос, третьего за щёку. Щека даже побелела. А мальчик схватил снегу, давай тереть. И лицо стало красное, как огонь.
Ворона и рак
Летела ворона над озером; смотрит – рак ползёт: цап его. Села на вербу и думает закусить. Видит рак, что приходится пропадать, и говорит:
– Ай, ворона! Ворона! Знал я твоего отца и мать, что за славные птицы были!
– Угу! – говорит ворона, не раскрывая рта.
– И сестёр, и братьев твоих знал – отличные были птицы!
– Угу! – опять говорит ворона.
– Да хоть хорошие были птицы, а всё же далеко до тебя.
– Ага! – крикнула ворона во весь рот и уронила Рака в воду.
Дятел
Тук-тук-тук! В глухом лесу на сосне чёрный дятел плотничает. Лапками цепляется, хвостиком упирается, носом постукивает, мурашей да козявок из-за коры выпугивает.
Кругом ствола обежит, никого не проглядит.
Испугалися мураши:
– Эти-де порядки не хороши! Со страху корячутся, за корою прячутся – не хотят они вон идти.
Тук-тук-тук! Чёрный дятел стучит носом, кору долбит, длинный язык в дыры запускает, мурашей, словно рыбку таскает.
Лиса и гуси
Пришла однажды лиса на лужок. А на лугу были гуси. Хорошие гуси, жирные. Обрадовалась лиса и говорит:
– Вот я сейчас всех вас съем!
А гуси говорят:
– Ты, лиса, добрая! Ты, лиса, хорошая, не ешь, пожалей нас!
– Нет! – говорит лиса, – не буду жалеть, всех съем!
Что тут делать? Тогда один гусь говорит:
– Позволь, лиса, нам песню спеть, а потом ешь нас!
– Ну ладно, – говорит лиса, – пойте!
Стали гуси все в ряд и запели:
Га-га-га-га!
Га-га-га-га-га!
Они и теперь поют, а лиса ждёт, когда они кончат.
Орёл
Орёл сизокрылый всем птицам царь. Вьёт он гнёзда на скалах да на старых дубах; летает высоко, видит далёко, на солнце немигаючи смотрит. Нос у орла серпом, когти крючком; крылья длинные; грудь навыкат – молодецкая.
Раскраска рассказу"Орёл"
Худо тому, кто добра не делает никому
"Гришенька! Одолжи мне на минутку карандаш."
А Гришенька в ответ: "Носи свой, мой мне самому нужен".
"Гриша! помоги мне уложить книги в сумку".
А Гриша в ответ: "Книги твои, сам их и укладывай".
Любили ли Гришу товарищи?
Курица и утята
Захотелось хозяйке развести уток. Купила она утиных яиц, положила под курицу и ждёт, когда у ней утятки выведутся. Сидит курица на яйцах, терпеливо сидит, сойдёт ненадолго корма поклевать да опять на гнездо.
Высидела курица утят, рада, квохчет, по двору их водит, землю разрывает - корма им ищет.
Вышла как-то курица со своим выводком за ограду, добралась до пруда. Увидали утята воду, все к ней побежали, один за другим вплавь пустились. Курица, бедная, по берегу бегает, кричит, утят к себе зовёт, - боится, что они утонут.
А утята рады воде, плавают, ныряют и вовсе не думают на берег выходить. Еле-еле хозяйка курицу от воды отогнала.
Ласточка
Мальчик осенью хотел разорить прилепленное под крышей гнездо ласточки, в котором хозяев уже не было: почуяв приближение холодов, они улетели.
Не разоряй гнезда, - сказал ему отец. - Весной ласточка опять прилетит, и ей будет приятно найти свой прежний домик.
Мальчик послушался отца.
Прошла зима, и в конце апреля пара острокрылых, красивеньких птичек, весёлых, щебечущих, прилетела и стала носиться вокруг старого гнёздышка. Работа закипела. Ласточки таскали в носиках глину и ил из ближнего ручья, и скоро гнёздышко, немного подпортившееся за зиму, было отделано заново. Потом ласточки стали таскать в гнездо то пух, то пёрышко, то стебелёк моха.
Прошло ещё несколько дней, и мальчик заметил, что уже только одна ласточка вылетает из гнезда, а другая остаётся в нём постоянно.
"Видно наносила яичек и сидит теперь на них", - подумал мальчик. На самом деле, недели через три из гнезда стали выглядывать крошечные головки. Как рад был теперь мальчик, что не разорил гнёздышка!
Сидя на крылечке, он по целым часам смотрел, как заботливые птички носились по воздуху и ловили мух, комаров, мошек. Как быстро они сновали взад и вперёд, как неутомимо добывали пищу своим деткам!..
– Конечно, меня, – говорит лошадь. – Я ему соху и борону таскаю, дрова из лесу вожу; сам он на мне в город ездит: пропал бы без меня совсем.
– Нет, хозяин любит больше меня, – говорит корова. – Я всю его семью молоком кормлю.
– Нет, меня, – ворчит собака, – я его добро стерегу.
Подслушал хозяин этот спор и говорит:
– Перестаньте спорить по-пустому: все вы мне нужны, и каждый из вас хорош на своём месте.
Спор деревьев
Заспорили деревья промежду себя: кто из них лучше? Вот дуб говорит:
– Я всем деревам царь! Корень мой глубоко ушёл, ствол в три обхвата, верхушка в небо смотрится; листья у меня вырезные, а сучья будто из железа вылиты. Я не кланяюсь бурям, не гнусь перед грозою.
Услышала яблоня, как дуб хвастает, и молвила:
– Не хвастай много, дубище, что ты велик и толст: зато растут на тебе одни жёлуди, свиньям на потеху; а моё-то румяное яблочко и на царском столе бывает.
Слушает сосенка, иглистой верхушкой качает.
– Погодите, – говорит, – похваляться; вот придёт зима, и будете вы оба стоять голёшеньки, а на мне всё же останутся мои зелёные колючки; без меня в холодной стороне житья бы людям не было; я им и печки топлю, и избы строю.
Конь храпит, ушами прядёт, глазами поводит, удила грызёт, шею, словно лебедь, гнёт, копытом землю роет. Грива на шее волной, сзади хвост трубой, меж ушей – чёлка, на ногах – щётка; шерсть серебром отливает. Во рту удила, на спине седло, стремена золотые, подковки стальные.
Садись и пошёл! За тридевять земель, в тридесятое царство!
Конь бежит, земля дрожит, изо рта пена, из ноздрей пар валит.
Идёт козёл мохнатый, идёт бородатый, рожищами помахивает, бородищей потряхивает, копытками постукивает: идёт, блеет, коз и козляток зовёт. А козочки с козлятками в сад ушли, травку щиплют, кору гложут, молодые прищепы портят, молоко деткам копят; а козлятки, малые ребятки, молочка насосались, на забор взобрались, рожками передрались.
Погоди, ужо придёт бородатый хозяин, всем вам порядок даст!
Петушок с семьёй
Ходит по двору петушок: на голове красный гребешок, под носом красная бородка. Нос у Пети долотцом, хвост у Пети колесцом; на хвосте узоры, на ногах шпоры. Лапами Петя кучу разгребает, курочек с цыплятами созывает:
– Курочки-хохлатушки! Хлопотуньи-хозяюшки! Пёстренькие-рябенькие! Чёрненькие-беленькие! Собирайтесь с цыплятками, с малыми ребятками: я вам зёрнышко припас!
Курочки с цыплятками собирались, раскудахталися; зёрнышком не поделились – передралися. Петя беспорядков не любит – сейчас семью помирил: ту за хохол, того за вихор, сам зёрнышко съел, на плетень взлетел, крыльями замахал, во всё горло заорал: «Ку-ку-ре-ку!»
Хавронья
Грязна наша хавроньюшка, грязна и обжорлива; всё жрёт, всё мнёт, об углы чешется, лужу найдёт – как в перину прёт, хрюкает, нежится.
Рыло у хавроньюшки не нарядное: в землю носом упирается, рот до ушей; а уши, словно тряпки, болтаются; на каждой ноге по четыре копыта, а ходит – спотыкается. Хвост у хавроньюшки винтом, хребет – горбом; на хребте щетина торчит. Жрёт она за троих, толстеет за пятерых; зато её хозяюшки холят, кормят, помоями поят; а вломится в огород – поленом прогонят.
– А ну-ка, Бишка, прочти, что в книжке написано!
Понюхала собачка книжку, да и прочь пошла.
Котичек-коток – серенький лобок. Ласков Вася, да хитёр, лапки бархатные, ноготок остёр.
У Васютки ушки чутки, усы длинны, шубка шёлковая.
Ласкается кот, выгибается, хвостиком виляет, глазки закрывает, песенку поёт, а попалась мышка – не прогневайся! Глазки-то большие, лапки что стальные, зубки-то кривые, когти выпускные!
Собрались мышки у своей норки, старые и малые. Глазки у них чёрненькие, лапки у них маленькие, остренькие зубки, серенькие шубки, ушки кверху торчат, хвостища по земле волочатся.
Собралися мышки, подпольные воровки, думушку думают, совет держат: «Как бы нам, мышкам, сухарь в норку протащить?»
Ох, берегитесь, мышки! Ваш приятель Вася недалёко. Он вас очень любит, лапкой приголубит; хвостики вам помнёт, шубочки вам порвёт.
В одной хорошенькой малороссийской деревеньке было столько садов, что вся она казалась одним большим садом. Деревья цвели и благоухали весною, а в густой зелени их ветвей порхало множество птичек, оглашавших окрестность звонкими песнями и весёлым щебетаньем; осенью уже появлялось между листьями множество розовых яблок, жёлтых груш и сине-пурпуровых слив.
Но вот несколько злых мальчиков, собравшись толпою, разорили птичьи гнёзда. Бедные птицы покинули сады и больше уже в них не возвращались.
Прошла осень и зима, пришла новая весна; но в садах было тихо и печально. Вредные гусеницы, которых прежде птицы истребляли тысячами, разводились теперь беспрепятственно и пожирали на деревьях не только цветы, но и листья: и вот обнажённые деревья посреди лета смотрели печально, будто зимою.
Пришла осень, но в садах не было ни розовых яблок, ни жёлтых груш, ни пурпуровых слив; на ветках не перепархивали весёлые птички; деревня не оглашалась их звонкими песнями.
Кукушечка
Серая кукушка – бездомная ленивица: гнездо не вьёт, в чужие гнёзда яички кладёт, своих кукушат на выкорм отдаёт, да ещё и подсмеивается, перед муженьком хвалится: «Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Погляди-ка, муженёк, как я овсянке на радость яичко снесла».