Все-таки какие все люди разные и как по-разному смотрят на мир. Вот читала один источник, прям пессимизм одолел, а другой - того же периода - хохма на хохме. Это я о письмах известного богача, мецената, коллекционера, благотворителя А.С. Строганова (1733-1811), когда он был еще молодым человеком и путешествовал по Европе. Отец отпустил сына ненадолго, а потом тщетно пытался вернуть его домой. Александр никак не хотел возвращаться. Причем на словах он всецело соглашался с родителем, а на деле придумывал всё новые и новые "отмазы". То погода плохая, то надо очередной курс наук дослушать, то письмо не дошло, то денег нет и так до бесконечности. Мне даже любопытно уже стало читать каждое новое письмо, что он выдумает на сей раз?
По письмам А.С.Строганов показался мне человеком, который был настолько воодушевлен всем интересным, что есть в жизни, что даже не придавал особого значения всяким тяжелым и печальным моментам. Ну из разряда "а, у меня дядя помер? Жалко. Но мне некогда переживать, мне надо срочно на раскопки Помпеи и Геркуланума, там такое выкапывают!"
Я думаю, что параллельно с изучением и собиранием произведений искусства и всевозможных раритетов, Александр не упускал момента пообщаться и с прекрасными дамами. Конечно, отцу он писал то, что можно было написать. Вот этот кусок про очень беременную принцессу меня повеселил:

"На завтрешней день моево приезду был я представлен королю, которой меня очень милостиво принял. Также наследный принц, принцеса. Сия последняя очень беременна. Третьево дни был я представлен молодым принцесам, дочерям королевским. Я могу сказать, что после моево выезду из отечества никогда столь прекрасных и столь милостивых принцес не видал" (21 сентября 1754 г. Женева).

А вот и сама принцесса на портрете примерно того времени:

У всесильного в свое время канцлера Елизаветы Петровны Алексея Петровича Бестужева-Рюмина (1693-1767?), был очень непутевый сын. Вот ведь получается, Алексей Петрович решал важные государственные вопросы, был видным дипломатом, осмеливался спорить с самой императрицей, а собственного сына не мог приструнить. Два раза пытались женить этого балбеса, но, естественно, ничего не вышло. Для семейной жизни он не подходил. Вот отрывки из письма отца к сыну 1765 г., говорящие о том, до какой степени могут довести родителей такие детки. Этим письмом Бестужев уведомил сына, что больше не намерен жить с ним в одном доме.

" Недоста{н}ет мне слов описать, колико я и покоиная моя жена, а твоя мать от тебя с самой почти твоей юности ослушаней, непочитаней, огорченей и самых озлобленей претерпели доволно...

В неповинное мое злоключение, когда мы в деревнях своих находились, вдавшись ты в безпрестанное пьянство и тщеславяся носимыми на себя знаками чести - шпагою и кавалерскими орденами - {усугубил ко мне и к покойной своей матери не токмо свои непочитании и оскорблении, но к тому присовокупил и самые злословии}, называя часто меня государственным плутом и изменником, а мать свою таким именем, какого память ея и изобразить не дозволяет...

Умалчивая о том, что в пьянстве мне самому тростью граживал, а за матерью и за многими моими служителями и с шпагою гонялся...

Часто в пьянстве целые ночи по всему дому прохаживал и к каждому в покои стучася, безпокоил. А несколко кратно и меня самого и бес того болнаго и дряхлаго старика минувшаго лета на Каменном носу тревожил и пугал, ломяся пьяной и в ночное время <к> тем моим служителям, которые в другой от меня горнице спят, так, что, когда я тебя как сумашедшаго в свой покой отвести приказывал, ты меня при всех моих людях наиязвителнейшим образом бранил и ругал...

Без моего ведома, а толко по согласию с тем штапафицером, которой прежде у меня управителем и поверенным был и которой еще в пятидесят пяти тысячах рублях и в других важных расходах <еще> несочтен, сам собою из моих денег более тысячи двух сот рублев забрал...

Но ты всем тем не довольствуясь, не токмо почти все свои золотыя и брилиантовыя вещи частию заложил, а частию распродал употребляя денги сколко на мотовство, а болше на подарки своим приятелем. Как между оными и выше помянутому холопу моему Ивану Белому тысячи на полторы рублев золотых же и брилиантовых вещей надавал. А в том числе такую подлость и такое презрение к покойной матери твоей оказал, что перстень с партретом ее, бралиантами осыпанной, тому ж холопу подарить не устыдился...

Пробыв всю ночь у того ж твоего друга <сидел и>, {не} токмо домой приехал уже в пятом часу по утру пьяной, но с тем и во дворец поехал, где тебя много знатные в сем состоянии видели.

Сама Ея Сиятелство княжна Анна Сергеевна Долгорукова, будущая твоя тетка, которая тогда же з братом своим князем Николаем Сергеевичем, с невестою твоею и ея сестрою да с любским агентом господином Виллебрантом посещением своим меня почтили, засвидетелствовать не отречется, каков ты толко один был пьян еще за обедом; сколко напился вновь после обеда и какие от того в присудствии их, моем и всех протчих гостей делал гаткие и безобразные шалости и безчинства с прибавлением и самых продерзостей. А имянно, во первых, тот час после стола помянутого агента, а потом в саду {господина} генерала порутчика Вертерна и особливо супругу ево язвително разругал, да и князь Николая Сергеевича гораздо тронуть не оставил, как они о том лутче сами сказать могут...

Ты, севши подле помянутой генералши Вертерновой и напившись почти до безчувственности, сверх новых сей своей соседке ругателств нарочно и с необычным смехом опрокинул пред собою, следователно и пред нею, на стол по скатерте целой караф красного вина. А потом другой такой же взяв, пред стол вылив и тем едва платья ее и других не замарал. К чему в пополнение и такую еще наглость зделал, что когда после ужина генерал порутчик Вертерн з женою домой поехал, а племянница моя генерал маиора княгиня Марганета Родионовна Волконская з двумя дочерьми еще в покоях у меня осталась и со мною разговаривала, ты безчинно или лутче сказать безобразно к ней при мне прибежав и сказав, что ей пора домой ехать, потащил ее за руку вон из горницы, так что и действително она домой ехать принуждена была, дабы иногда от тебя и болших грубостей недождатца.

Я в необходимости находясь принял твердое и непременное намерение тебя формално от себя отделить, о чем тебе чрез сие и объявляю..."

Неизв.худ. Портрет А.П.Бестужева-Рюмина. Время создания неизвестно. Гос.Эрмитаж.

Некоторые люди совершенно не поддаются однозначной трактовке. Их мотивацию и поступки трудно оценить. Я считаю, что к числу таких людей принадлежал Павел I . Вот один из его поступков, которые можно назвать не то клоунадой, не то издевательством, не то еще чем-то:
"Княжна Шаховская, впоследствии в замужестве Голицына, фрейлина Великой Княгини Елизаветы, была дежурной все лето и сопровождала двор во всех этих путешествиях. Она была красива, и Император [Павел I]заметил ее. Однажды в Петергофе во время парада он распорядился напечатать в приказе благодарность Великому Князю Александру за то, что при его дворце находится такая красивая фрейлина" (В.Н.Головина. Мемуары. с. 183).
Я представила, как наше время какой-нибудь директор объявляет благодарность своему начальнику отдела за то, что у него в отделе работает красивая сотрудница. Вот как это воспринять? :-)

Популярная в своё время французская актриса М.Ж. Веймер (1787-1867), больше известная как мадемуазель Жорж, имела огромное количество поклонников. Причем поклонники, воздыхатели и любовники у неё были все сплошь высокопоставленные персоны - польский князь Сапега, брат Наполеона Люсьен Бонапарт, Талейран, Веллингтон, Александр I, А.Х. Бенкендорф (это только некоторые из большого списка). Ну и Наполеон, естественно, куда же без него. Если по хронологии, то он был одним из её первых любовников "высокого полета".
Недавно я нашла мемуары актрисы, в которых она описывает свои отношения с Наполеоном, когда он был еще Первым консулом.
Мадемуазель Жорж в те времена была известна драматическими ролями, особенно в трагедиях на античные темы. А вот её воспоминания о первых встречах с Наполеоном лично мне показались какими-то комедийными. Во всяком случае эти отношения были очень далеки от высоких чувств античных героев. Кроме того, любопытно читать о том, какие нравы царили во французском обществе в те времена.
Ниже мой пересказ прочитанного с комментариями. Если кому надо, то оригинал можно найти в Галлике (Mémoires inédits de M-lle George, 2e édition).

Как-то в театре Бонапарт заметил молодую актрису (ей было всего лет 15-16), она ему понравилась и он решил за ней приударить. Послал к ней своего камердинера Констана с просьбой приехать на следующий день в Сэн-Клу в 8 часов вечера. "Первый консул хотел лично поблагодарить меня за успешное выступление", - пишет Жорж.

Неизв. худ. Портрет мадемуазель Жорж (предположительно). Миниатюра. Перв. четв. 19 в. Мальмезон.

Юная актриса совершенно спокойно дала свое согласие приехать, зная, чем заканчиваются такие благодарности. Она объясняет свой поступок просто: "Он хозяин и ему нельзя было отказать". Она воспринимала это как большую удачу. Параллельно Жорж думала, как теперь ей быть с князем Сапегой, который в это время ухаживал за ней.
На следующий день актриса разболтала радостную новость своему приятелю, выдающемуся французскому актеру Ф. Тальма. Она специально приехала в театр, чтобы все увидели, как за ней туда прибудет камергер Первого консула.
Актрису доставили в Сэн-Клу и оставили ждать в ярко освещенной комнате с большой кроватью, большим диваном, большими подсвечниками. Она пишет, что там всё было большое и было очень много света.
Пришел Первый консул, посадил девушку на диван, взял за руку, спросил, боится ли она его. Она ответила, что да. Потом Наполеон напомнил, что послал ей после спектакля 3000 франков и надеялся, что она сама его поблагодарит за это.
"Я смутилась и не знала, что сказать.
- Но я не знала, я не осмеливалась Вас благодарить.
- Плохое оправдание. Так Вы боитесь меня?
- Да.
- И теперь?
- Еще больше.
Консул рассмеялся от души".
И тут Бонапарт вдруг спрашивает:
"Скажите, как Вас зовут?"
Понимаю, что ему некогда было узнавать подробности об этой девице, но всё же. Дальше, еще круче.
" - Жозефина-Маргарита.
- Жозефина мне нравится, я люблю это имя; но я хотел бы Вас называть Жоржина..."
Нормально. А чего тогда вообще спрашивал? Типа, тебя Лена зовут? Мне нравится, но я буду звать тебя Катей.
После этого Бонапарт попросил её рассказать о себе. Она стала говорить о том, как приехала в Париж, а также о своей полной лишений жизни. Первый консул на это заметил:
"- ...Вы были небогаты в прошлом. Но в настоящий момент? Кто подарил Вам этот хороший кашемир, эту вуаль?"
Вот ведь всё ему надо знать. Пришлось рассказать про князя Сапегу.

Жорж пишет, что Бонапарт на этом первом свидании не приглашал её сразу в постель. По её описаниям (если она, конечно, не обманывает), в плане интимных отношений, он вел себя очень деликатно. Мне кажется, этим он во многом расположил её к себе, а, возможно, даже усилил её интерес к нему как к мужчине. Их первая встреча ограничилась разговорами, которые продолжались до самого утра.
Когда Жорж собралась уходить и накинула на лицо вуаль, он подошел к ней, обнял и хотел поцеловать в лоб.
"Я сделала большую глупость. Я стала смеяться и сказала ему:
- А ведь Вы собираетесь поцеловать вуаль князя Сапеги".
Тут Бонапарт отколол очередную шутку. Он разозлился или сделал вид, что разозлился, схватил вуаль и разорвал на мелкие клочки. Этого ему показалось мало и он кинул на пол и растоптал кашемировую шаль. Напоследок он сорвал у Жорж кольцо с пальца, опять же кинул на пол и раздавил. (Кстати, кольцо, было не от Сапеги). Вообще он мог бы пойти до конца - сорвать и платье тоже. И тогда не пришлось бы откладывать секс до следующего раза.
Он потребовал, чтобы отныне у Жорж не было никаких любовников, кроме него. Она, естественно, не стала возражать, однако и не строила иллюзий насчет возможности настоящей любви с этим человеком. А поэтому тайком все-равно не отказывалась от поклонников.

Ф. Жерар. Портрет Бонапарта, Первого консула. 1803. Музей Конде.

Актрису отправили домой, предварительно снабдив другой шалью и другой вуалью.
Тут мне показались любопытными два момента. Во-первых, получается, что Наполеон своими подарками как бы помечал принадлежащую ему женщину. Это как табличка для других мужчин: Не трогать. Любовница Наполеона. А до него её также помечал Сапега. Во-вторых, интересно, где по его приказу так быстро раздобыли шаль и вуаль? Ведь, если верить Жорж, вся эта сцена со срыванием и топтанием вещей произошла случайно. Надеюсь, не у Жозефины позаимствовали? А Жозефина потом бы возмущалась: ой, да на ней же мои вещи! Такого, конечно, не могло быть. Всё-таки подарки были приготовлены заранее и специально для Жорж. Так что получается, что это произошло не случайно.
Как только Жорж оказалась "на воле", она сразу же поспешила рассказать обо всём Тальма. Тот обрадовался за неё.
На следующий день Жорж опять поехала к Бонапарту. "Я никак не осмеливалась ему сказать, что я девственница". Вот так новость!Интересно, неужели с Сапегой у неё не было постельных отношений? Что-то с трудом верится. Так или иначе, но по её словам выходит, что Наполеон был её первый мужчина. Актриса постоянно повторяет в мемуарах, что она влюбилась в него и переживала из-за того, что всё это несерьезно и может быстро закончиться. Возможно. Однако, мне кажется, что не смотря на свою молодость, она была достаточно рациональна и не позволяла себе потерять голову от любви.
Зато она с удовольствием принимала от него дорогие подарки, и еще неизвестно, что радовало её больше - сам Первый консул или его дары. Хотя ведь до наших дней такая женская позиция существует и стоит ли её осуждать?
Она хвасталась подарками Наполеона перед другими. Она показала Тальма бриллиантовые серьги, которые ей подарили, а потом поехала в них в театр.
В заключение, фраза Тальма, когда они обсуждали этот подарок: "Давай поговорим о нем. Мне кажется, я тоже в него влюбился, как и ты".
Да уж...

На этом пока всё, хотя у Жорж еще много любопытного написано конкретно об интимных отношениях с Бонапартом. Но это уже отдельная тема.

Добавление от 2 февраля. Еще раз прочитала кусок про девственность. И думаю, что я неправильно перевела. Наверное, она имела в виду то, что она целомудренна, но не в физическом смысле слова, а в моральном: "Je n"ose dire ma pudeur". То есть, стыдлива, стеснительна. Поэтому и первый её мужчина был, вероятно, не Бонапарт.

Продолжаю читать мемуары Жорж. Специально выбрала моменты, касающиеся её интимных отношений с Наполеоном (интимных в широком смысле, не только секс). У меня сложилось двойственное впечатление. С одной стороны, мне кажется, что актриса смогла передать нечто неповторимое, притягательное и цепляющее, что действительно было в Бонапарте. То, что действовало на людей безотносительно к их полу. С другой стороны, как я уже писала, очень много комичных моментов, низводящих всю эту историю до уровня фарса.

Итак, третье свидание состоялось после представления, в котором играла Жорж. Сначала актриса не хотела приезжать, ссылаясь на то, что устанет после выступления. Но Наполеон настоял на встрече. Похоже, он никому не давал отдыхать - ни своим министрам, ни любовницам. Когда она приехала, он велел ей сесть около него и признал, что она действительно "немного устала". Бонапарт попросил её снять шаль, шляпу и стал помогать сам.
"Мало помалу он снял с меня всю одежду. Раздевая меня, он изображал служанку и делал это так весело, с таким изяществом и тактом, что ему нельзя было не уступить".
Ура ролевым играм! И в те времена они помогали людям найти взаимопонимание.
Первый консул помогал девушке не только раздеваться, но и одеваться. Он сам надевал ей даже обувь, чулки и подвязки.
На самом деле мне было бы интересно послушать комментарии психолога насчет того, почему Наполеон выбрал себе именно такую роль? Почему у такого властного человека вдруг возникло желание прислуживать в любовной игре?

После совместно проведенной ночи, их кровать была в большом беспорядке. Уж что конкретно они на ней делали, неизвестно. Но видно, что-то очень активное. Жорж стало неудобно оставлять после себя такое и она попросила разрешения всё прибрать. Наполеон вызвался ей помочь. Вот, честно, я его прям зауважала за это. Как это приятно, когда мужчина помогает женщине порядок наводить, а не сматывается по-быстрому, типа ты сама тут всё убери.

Однажды он предложил ей встретиться утром и погулять в парке. Жорж не очень хотелось, так как уже наступила осень и было холодно. Но Наполеон снова настоял на своем. Во время прогулки Жорж стала мерзнуть. Первый консул заставил её бегать. Хотелось бы мне посмотреть, как такая шикарная женщина скакала по лесу. Потом он стал убирать перед ней сухие листья и ветки, чтобы она могла пройти. После прогулки он посоветовал ей выпить чаю, чтобы согреться. В общем, не смотря на то, что именно по его милости Жорж задубела в лесу, он всё же проявил о ней заботу.

Читаем дальше про интим. Во время сна Бонапарт не издавал никаких звуков. Жорж пишет, что дыхание у него было очень тихое. Мне кажется, это большой плюс, когда ты не слышишь от своего напарника по постели никаких громких сопений, храпений, пыхтений и прочих вещей. Хотя, конечно, если человек хороший, то можно и храп потерпеть.
При пробуждении Наполеон улыбался. Это тоже плюс. Приятно видеть с утра позитивно настроенного человека, а не какую-нибудь мрачную физиономию.
На страницах мемуаров актриса не устает повторять, что полюбила Первого консула. Время с ним пролетало незаметно. А без него дни казались скучными и длинными.

Вот еще эпизод. Как-то Бонапарт "полез на небольшую стремянку, которая стояла в библиотеке. Он хотел достать с полки "Федру" и заставить меня прочитать отрывок, который мне уже сильно надоел. Каждый раз, когда он порывался взять книгу, я откатывала лестницу на середину комнаты. Он смеялся, слезал и давал мне пощечины, но делал это очень нежно...
- Значит не хочешь мне "Федру" повторять?
- Нет. Мне больше вот это нравится.
- Ладно, вредина, будь по-твоему".
Этот рассказ, наверное, так нравился самой Жорж, что в мемуарах дается аж две его версии.

Из того, что меня рассмешило, это отношение Бонапарта к груди Жорж. Вероятно, у актрисы грудь была красивая, большая, мягкая и приятная, потому что он, во-первых, спал на ней, используя её вместо подушки. Во-вторых, он однажды наложил туда бумажных банкнот на сумму 40 тыс. франков (ну и отдал ей, соответственно). В-третьих, был такой момент, когда "он положил мне руку на сердце и сжал так, как-будто хотел вырвать его". По-простому говоря, ущипнул за сиську, так что ли?
Да, сиськи рулят во все времена.

Из всего прочитанного по этой теме я сделала два вывода о том, каким был Наполеон в обычной жизни.
- Он был очень упрямый человек, который заставлял делать других то, что ему надо. Однако при этом он был ответственный, заботливый и внимательный. Сочетание этих качеств, по-видимому, привлекало к нему некоторых людей.

Он был человек из разряда "с такими не соскучишься", причем как с позитивной, так и с негативной стороны. Очевидно, что ним интересно было проводить время: заниматься любовью, играть в игры, шутить, веселиться, прыгать, бегать - всё это пожалуйста. Но вместе с тем надо было быть готовым к тому, что тебя в любой момент могут обругать, обозвать, обматерить и даже ударить.

В одном из отечественных мемуарных сочинений прочитала такой отрывок. Автор Мария Васильевна Беэр пишет о первом муже своей бабушки В.И. Киреевском:

"Киреевский был ученый, серьезный человек... Кроме богословия занимался он химией и медициной и лечил больных довольно удачно. Был англоманом и любил английскую свободу.
Умер Вас<илий> Ив<анович> в <18>12 году в Орле, заразившись тифом от пленного француза, за которым ухаживал; оставил после себя молодую жену с тремя детьми".

(Беэр М.В. Воспоминания об Авдотье Петровне Елагиной. Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. - [Т. XIV]. - С. 407-414.)

Вот я читаю и думаю, с одной стороны, какой гуманизм - ухаживать за больным человеком, притом за своим врагом. С другой стороны, мне очень жалко жену и детей этого Василия Ивановича. Подумал ли он о том, что будет с ними?

В последние годы 18 - и в начале 19 вв. среди государственных, военных, политических деятелей Европы и России было много относительно молодых мужчин, отличавшихся не только своими талантами и высоким положением, но и притягательной внешностью, поведением, характером. Они имели огромный успех у женщин. При этом большинство из них не отличалось верностью своим законным супругам. Многие женщины желали стать любовницами таких мужчин и многим это удавалось. Если говорить о главах государств, то Наполеон и Александр I, думаю, наиболее плодотворно "трудились" в данной области. Как правило женщины им не отказывали. Слишком уж много было аргументов "за" - власть, деньги, слава, личное обаяние. Но случалось ли им получать абсолютные отказы (то есть не лжеотказы а ля Валевская с последующим любовным романом, а настоящие отворот-повороты)? Оказывается, случалось.
Начнем с Наполеона и Жюли Рекамье. Не смотря на то, что многие аристократки в душе ненавидели Наполеона, большая часть оставшихся жить во Франции, молча терпели Наполеона. Из некоторых таких дам тот составлял свой новый императорский двор. Рекамье была одной из немногих, кто смог с достоинством противостоять Наполеону. Сразу замечу, что изначально Рекамье была финансово не зависима, благодаря богатству своего мужа. Сохранились отрывки из ее уничтоженных мемуаров и письма, в которых рассказывается о двух встречах с Бонапартом. Считается, что они встречались только два раза.
Первая встреча произошла 10 декабря 1797 г. на праздновании, устроенном Директорией в честь побед Бонапарта в Италии. В принципе, это и встречей-то не назовешь. Рекамье присутствовала на праздновании в Люксембургском дворце и сначала смогла увидеть Бонапарта только издали. Она успела заметить, что он был очень худой и вел себя нервозно. Ей захотелось рассмотреть его поближе. Когда она встала с места и пошла, по толпе прошел шепот. Говорили о ней, поскольку она была тогда уже известной в обществе и считалась первой красавицей. Бонапарт услышал шум и быстро повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит. Он заметил Рекамье и посмотрел на нее таким взглядом, который она не смогла выдержать и опустила глаза. После этого она решила больше не подходить к нему ближе.
Второй раз они встретились, когда Наполеон уже стал консулом. Это произошло на обеде у его брата Люсьена Бонапарта. Тогда Люсьен был министром внутренних дел и часто приглашал к себе Рекамье вместе с мужем. Широко известно, что Люсьен был сильно и безответно влюблен в Жюли.
Рекамье сидела в углу у камина. Она заметила человека, которого сначала приняла за Жозефа Бонапарта, старшего брата Наполеона. Она была с ним знакома, поэтому кивнула ему головой в знак приветствия. Человек кивнул в ответ, но с долей удивления. Оказалось, что это как раз сам Наполеон. В этот момент он беседовал с Фуше и попросил его передать Рекамье, что "находит ее очаровательной". Рекамье пишет, что на сей раз у нее возникло иное впечатление о Наполеоне, чем когда она его видела в первый раз. Он не был уже таким нервным. Теперь он выглядел добродушным и дружелюбным. Он держал за руку девочку лет четырех - дочь Люсьена (Люсьена в тот момент не было. Вообще интересная ситуация. Я так понимаю, папаша отдал ребенка брату, чтобы тот последил за ней? Типа "тебе, Наполеон, все-равно заняться нечем"). Наполеон все время разговаривал с людьми, а ребенка при этом крепко держал за руку и никуда не выпускал. Девочке это не нравилось. В конце концов она расплакалась. Тут он спохватился и стал ее жалеть: "Бедняжка, я и забыл про тебя".
Потом всех пригласили обедать. Наполеон пошел в столовую первый и один. Никакую из дам не взял, как это делали все приличные мужчины. За столом справа от него села его мать, а слева место оставалось пустым, туда почему-то никто не садился. Рекамье оказалась как раз с этой стороны, но подумала, что там занято для кого-то и села подальше, через несколько стульев. Когда она села, Бонапарт сказал "Эй, Гара, садитесь сюда" и посадил певца на это место. Рядом с Рекамье сел Второй консул Камбасерес. Наполеон на это заметил "Гражданин консул, решил с самой красивой дамой сесть!" (Не знаю, как у Рекамье, а у меня какое-то раздражение возникает от такого поведения. Бонапарт, как в каждой бочке затычка, не мог воздержаться от комментариев?) Через совсем не продолжительное время (я так понимаю, некоторые даже доесть не успели) Наполеон выскочил из-за стола и пошел в другую комнату. Многие тоже последовали за ним. В общем столпотворении он каким-то образом выловил Рекамье и спросил, почему она не села рядом с ним. Рекамье ответила, что не осмелилась туда садиться. "Это было ваше место". Затем стали слушать того самого Гара. Он пел очень хорошо. Рекамье любила музыку и слушала внимательно. Наполеон в принципе тоже музыку любил, но своеобразно. Он любил вокал и ненавидел инструментальное исполнение. Когда в песне был длинный проигрыш, он стал стучать по фортепиано и требовать, чтобы Гара снова запел. Во время концерта Рекамье замечала, что Бонапарт все время пристально смотрит на нее. После концерта он снова подвалил к Рекамье, и стал спрашивать, любит ли она музыку. Но на эту тему им поговорить не удалось, так как пришел брат Люсьен (кстати, а где Наполеон девочку-то оставил???) и увел Рекамье. Я конечно не знаю, но по тексту выходит, что Наполеон явно пытался ухаживать за Жюли.
После этого в течение нескольких лет они не встречались, но Фуше от лица Наполеона уговаривал Рекамье не создавать вокруг себя оппозиционно настроенный Бонапарту круг людей. Он прямо говорил о том, что Жюли произвела на Наполеона хорошее впечатление и что тот не может ее забыть. В целом, намек был такой, что ей лучше не быть строптивой и быть поближе к Наполеону со всеми вытекающими последствиями. На эти уговоры и намеки она отвечала, что сначала Наполеон вызывал у нее симпатию и восхищение. Но после того, как он обошелся с ее друзьями, казнил герцога Энгиенского, выслал мадам де Сталь и незаслуженно обвинил Моро, она не может быть ему другом. Рекамье предложили стать придворной дамой императрицы Жозефины, представляя это как высочайшую милость. Она снова отказалась. Больше Наполеон терпеть не стал и Рекамье разделила участь тех, кто пытался выступать против императора. Он стал всячески мешать ее мужу, разорил его. Рекамье выслал из Парижа.
Интересно, что Наполеон до последнего пытался сохранить мирные отношения с Рекамье, в то время как мадам де Сталь, тоже оппозиционерку, но некрасивую и неприятную ему как женщину, он не задумываясь выслал вон. Интересно также то, что после второй встречи с явными ухаживаниями со стороны Бонапарта больше встреч не последовало в течение нескольких лет. С моей точки зрения, это говорит о том, что именно Жюли не хотела вступать с Наполеоном в любовные отношения. Он ей попросту не понравился. Физическая неприязнь Жюли к Бонапарту явилась весомым дополнением к различиям в политических взглядах и разному мировоззрению.

А теперь о том, как обломали нашего Александра Палыча. Если Наполеон все-таки больше брал напором, то Александру не приходилось прибегать к насилию. Ведь его ангельская внешность, манеры, галантность, рыцарское поведение, невероятное терпение не требовали этого. Тем не менее и у него случались осечки. Пишет Анна де Пальмье, реальная, но неизвестная дама, которая в конце 18 в. занималась шпионажем в пользу России. В 1806 г. когда она уже отошла от дел и жила на даче графа Головина в Петербурге, ее и заприметил Александр. Она совершала верховые прогулки мимо Каменного острова и дворца, где жил император. Александр попросил своего обер-гофмаршала графа Толстого навести справки об этой даме. Во время очередной прогулки Толстой "поклонился мне с великим уважением, чему я немало удивилась...На другой день проезжал он опять мимо моей квартиры, но уже вместе с Государем, который мне наиблагосклоннейше поклонился. Сие заставило меня обратить на сию странность внимание свое - «Что бы ето значило? - думала я. - Знаю, что наш пол заслуживает особенное Монаршеское благоволение, но мне уже 34 года (думала я), и, следственно, здесь что-нибудь да другое кроется». Итак, решилась я выждать конца сей странности. Неделя проходит, и ежедневно в 11-ть часов перед обедом Государь, тогда уже один, проезжал мимо, и все то же и одно приветствие с Его стороны, так что все соседи начали удивляться частой езде Государя по той даче, где пред сим его не видали и что он только с лорнеткой своей устремлял взоры свои на мои окошки. Начали уже и поговаривать и видя меня, хотя и прежде довольно знали и видали; но уже тогда все глядели на меня с некоторым видом удивления, и стремились к окнам своим, когда я мимо шла или ехала... Однако ж удивление соседей моих было для меня крайне оскорбительным, ибо я отнюдь не искала того, чего многия из моего пола с толиким стремлением искали, и тогда решилась спустить сторы и не поднимать их до проезда Государя, что я соблюла целую неделю, и Император перестал ездить мимо моих окон, а когда случалось Ему ехать мимо, то не глядел на них, а обратил уже внимание свое на немку, купчиху Бахарахтову, которая жила, не доезжая моей квартиры, - и лучше успел."
Любопытно, что в рукописи напротив этого отрывка чужой неизвестной рукой написано: «Вранье - девушкам часто грезится, что за ними гоняются мущины. Ничаво не бывало». Кто это написал? Зачем? И действительно ли это вранье? Встречая в литературе описания многочисленных любовных приключений Александра, я верю, что это вполне могло быть правдой.
Далее Пальмье пишет, что больше император ее не трогал. Однако, Толстой снова стал приезжать к ней и предложил ей опять стать секретным агентом. Между прочим, в одном из разговоров, он узнал, сколько ей лет и воскликнул: «Разве 22-а, много 23 лет, вы изволите меня дурачить; кто поверит, чтоб 34-хлетняя девица могла быть столь свежа, нежна и так хороша?»
Что касается разведывательной деятельности, то Анна согласилась, но на условиях, чтобы Толстого заменили другим, более умным и адекватным человеком. Александр исполнил ее требование. Таким образом с 1807 г. она снова стала пересылать русскому императору тайную корреспонденцию и, если верить ее словам, он был доволен ее работой и однажды даже сказал, что жалеет, что она не родилась мужчиной.
Бесспорно, в этом тексте очень много темных мест и вероятно, что в реальности было иначе. В сравнении с предыдущим отрывком, здесь мне кажется любопытным тот факт, что не смотря на неуступчивость и довольно радикальные для женщины той эпохи взгляды, Александр I и Анна де Пальмье смогли решить дело миром и даже найти взаимовыгодное решение. Он не стал ее преследовать и переключился на других женщин, а она не стала критиковать его и согласилась поработать на него и на пользу России.

Источники:

Souvenirs et correspondance tirés des papiers de Mme Récamier. T. 1 / . 1860.

Мемуары секретной агентки российских императоров / Публ. [вступ. ст. и примеч.] М. Данилова // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994.

Многие родители стараются обеспечить своих детей всем самым лучшим. Еда, пространство для игр и отдыха, одежда - хочется, чтобы это и многое другое было хорошим и качественным. А как с этим обстояло дело в 19 веке? Бесспорно, хорошие родители во все времена заботились о своих детях. Но в те времена фраза "все лучшее - детям" вызвала бы недоумение даже у самых любящих родителей. Ниже небольшая подборка отрывков из воспоминаний. При этом обращаю внимание на то, что здесь речь идет о детях из дворянских семей, многие из которых по своему достатку были гораздо обеспеченнее, чем наши обычные российские семьи.

Пишет А.В. Левицкая:
"Несмотря на эту роскошь, несмотря на то, что у нас было много прислуги, живущей большей частью со всей семьей, 3 лакея - один выездной в ливрее, один камердинер и один буфетчик, три горничные, кухонные мужики, повар француз Луи, нас совсем не баловали, и я не помню, чтобы папа когда-либо приласкал. Я помню, что мы его боялись, хотя он никогда нас не наказывал - каждый вечер перед тем, чтобы идти спать, мы: Таня, Саша и я, подходя к двери кабинета, крестились, не решаясь войти к нему, поцеловать ему руку, когда он нас крестил перед сном. Утром так же, как и после завтрака и обеда, мы целовали ему руку. Нас воспитывали гувернантки и постоянно пугали тем, что пожалуются папа́. Я говорю, нас не баловали, мы никогда не получали хлеб с маслом, только папа получал хлеб с маслом, и, вероятно, прислуга, которая имела все возможности нас обкрадывать, не лишала себя этой роскоши... Нас наказывали гувернантки, и каких наказаний только не было, - в особенности когда, после смерти мама́, папа́ был вдовцом. Когда он женился на княжне Ливен, поступили новые гувернантки, хотя нас и строго наказывали, оставляли часто без обеда или запирали на целый день в какую-нибудь комнату, но побоев и стояния на коленях на горохе больше, как кажется, не было".

Как видим, дети больше всего боялись отца. Я не знаю, чем уж можно напугать наших современных детей, но уж собственным папой - вряд ли. Интересно также, что детям не положен был хлеб с маслом, а отцу - положен. Про оставление без обеда я вообще молчу. Многие современные родители радуются, если ребенок сам попросил еду. А так мы больше бегаем за детьми и предлагаем им что-нибудь поесть.
А вот по тому же поводу из другого источника:
"Ольга Леонтьевна за чаем выбирала для себя лучшие ягоды и сливки, оставляя оборыш детям и мужу".

Тут в группу бесправных членов семьи еще и муж попал. Кстати, мне кажется, что в наше время "оборыш" чаще всего достается именно мужу, а самая лучшая еда - ребенку. Ребенок-то маленький, может и отравиться. А муж большой - все схавает.

Теперь о том, где и как спали некоторые дети:
"Я спал на диванчике в маменькиной спальне очень близко от ее большой кровати с высокими пуховиками (в изголовьи стояло судно и это не возбуждало ни малейшего ни в ком неудовольствия). Тем не менее у нее в спальной комнате было чрезвычайно чисто. По утрам ежедневно носили разожженный до красна кирпич и поливали его уксусом или квасом, а лежавшая на нем мята или чебер разливали благоухание. Деревянный некрашенный пол мыли чуть ли не по два раза в неделю; форточек не было; окна на ночь закрывались ставнями снаружи и во всех комнатах было очень тепло. Маменька вставала несколько позднее всех, и мы дожидались ее появления из спальни в узенькую комнату, где ждал ее самовар и две кастрюли со сливками, одна с пенками, а другая для младших членов семьи пожиже".

"То-то была наша с сестрою Катенькою радость, когда мы перебирались в деревню, хотя там помещение было теснее городского, и мне доставалось спать на сундуке с маменькиным платьем подле самой печки и рядом с фортепьяно..."

Спать на диванчике еще туда-сюда. Пусть даже в комнате мамин ночной горшок стоит. Но вот спать на сундуке! И правильно, зачем вообще детям кровати покупать? Дети же маленькие - их можно положить куда угодно.
В общем, на мой взгляд, быть ребенком в позапрошлом веке было довольно трудно. Но зато когда вырастешь, можно было оторваться по полной, потому что наконец-то ты получал все самое лучшее.

Думаю, у каждого человека среди детских впечатлений найдутся воспоминания о каких-то вкусных вещах. Причем вырастая, человек зачастую уже не испытывает былого восторга по отношению к той же самой еде. То ли вкус притупляется, то ли еда становится не та. В мемуарной литературе 19 в. детские впечатления о еде занимают не последнее место. Послушаем, что писали разные люди на эту тему:

"Матушка и сестра ее, Юлия Ивановна, немолодая девица, часто у нас бывали. Юлия Ивановна превосходно пекла блины и на масленицу приносила их мне под полотенцем еще теплыми. Облитые горячим маслом и жирной сметаной, блины дышали и сами просились в рот".

"Из домашних лакомств любил я пирожки с изюмом и клюквой. Того и другого берут поровну, столько же сахарного песку. Смесь кипятится без воды и обвертывается тонким пресным тестом".

(Садовской Б. Записки (1881-1916) / Публ. [вступ. ст. и примеч.] С. В. Шумихина // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. - С. 106-183. - [Т.] I.)

"Когда кончался вечер, то барышни шли к тетушке Елене Ивановне Протасовой в ее комнату. Она была очень милая и добрая старушка, в противоположность сестре своей Наталье Ивановне, глухой и сердитой. У Елены Ивановны приготовлялся самовар и разные деревенские лакомства: орехи, клюква с медом, пастила и прочее".

(Беэр М. В. Семейная хроника Елагиных - Беэр: Воспоминания // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. - [Т. XIV]. - С. 324-407.)

Замечу, что пастила была тогда не той пастилой, как сейчас продается в магазинах. Я однажды пробовала домашнюю пастилу, приготовленную по старинному рецепту. На вкус она не такая сладкая, не такая мягкая и немного тянется. Лично мне она понравилась больше современной. Вполне вероятно, что и клюква в меде и даже орехи тоже отличались по вкусу.

"Помню я себя также в кроватке в доме (это была столовая) во время завтрака, когда были поданы бараньи котлетки в папильотках, т<о> е<сть> жареные в бумажных конвертах, которые мы очень любили".

Я так понимаю, что эти котлеты сначала жарили, а потом уже клали в бумажные пакеты. Не в пакетах же они готовились?

(Левицкая А. В. Воспоминания Анны Васильевны Левицкой, урожд Олсуфьевой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1999. - С. 252-285. - [Т.] IX.)

И в заключение для любителей необычной пищи:

"Другим баловником был тот же К. И. Босс, с виду строгий, но живой и добросердечный старичок, некогда бывший памповщиком в Москве, но умевший рисовать. Он был большой охотник до лягушек, которых мы ловили ему на пригородной Рюминской даче; он приготовлял из них колбасы очень вкусные, сберегавшиеся у него даже до января месяца, когда, в день своих именин, он угощал нас ими, прибавляя и конфеты".

(Бартенев П. И. Воспоминания / Публ. [вступ. ст. и примеч.] А. Д. Зайцева // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. - М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. - С. 47-95. - [Т.] I.)

В последнем отрывке меня еще заинтересовало, кто такой памповщик. Ответа на этот вопрос я пока не знаю.

1. «Крутой маршрут. Хроника времён культа личности» Евгении Гинзбург - Е. Гинзбург 18 лет провела в тюрьмах, лагерях и ссылках, об этом и пишет. Прочесть стоит каждому.

2. «Академик Ландау. Как мы жили: воспоминания» Коры Ландау-Дробанцевой - воспоминания жены гениального физика Льва Ландау, или просто Дау, как называла его супруга.

3. «Другие берега» Владимира Набокова - строчкой из этой книги Набоков точнее всех описал любую человеческую жизнь: «колыбель качается над бездной...»

4. «Просто дети» Патти Смит - поэты-битники, рок-легенды, Энди Уорхол, отель «Челси», Нью-Йорк 70-х, взросление самой Патти. Великолепно написанная, очень атмосферная и трогательная книга.

5. Дневники Даниила Хармса - Хармс есть Хармс, сплошные чудеса.

6. «Записи и выписки» М. Л. Гаспарова - «сплав дневниковых заметок, воспоминаний и литературно-критических эссе» крупнейшего российского филолога.

7. «Я прожил жизнь. Письма 1920-1950» Андрея Платонова - письма гениального русского писателя в страшное время российской истории.

8. Дневники Сьюзан Зонтаг - то, что можно читать бесконечно, выписывая себе названия книг и фильмов, которые записывала в свою записную книжку она.

9. «Некрополь» Владислава Ходасевича - книга о серебряном веке русской поэзии и его героях.

10. «Дневники 1914-1916» Людвига Витгенштейна - всегда интересно заглянуть в голову гению.

«Мартиролог» Андрея Тарковского; «Шум времени» Мандельштама; «Записки бунтаря» и «Записки абсурдиста» Альбера Камю; «Человек, который принял жену за шляпу» Оливера Сакса; «Прощание с иллюзиями» Познера; «Двойное дно. Признания скандалиста» В. Топорова; «Подстрочник» Л. Лунгиной; «Воспоминания» Н. Мандельштам; «Латерна Магика» И. Бергмана; «Колымские рассказы» Варлама Шаламова; «Я жил как жил» Геннадия Шпаликова, «Танец вокруг мира», «Бродский среди нас» и «Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском» - воспоминания об И. Бродском; любовные письма (некоторые предпочитают называть их порнографическими) Джеймса Джойса к его возлюбленной, Норе Барнакл; письма С. Довлатова из книги «Жизнь и мнения»; книга А. Гениса «Довлатов и окрестности» и книга А. Коваловой и С. Лурье «Довлатов»; «Циники» и «Роман без вранья» Мариенгофа; «58-я. Неизъятое» - воспоминания заключенных и сотрудников Гулага; «Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004» - дневник Полины Жеребцовой, родившейся и выросшей в г. Грозном, который она вела с 9 до 19 лет; «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала» Геннадия Трошева, командовавшего российскими войсками в ходе боевых действий на Северном Кавказе; «Последние записи» Й. Геббельса (книга признана экстремистской на территории РФ) - записи охватывают период с 28 февраля по 10 апреля 1945 г., место действия - бункер Гитлера.

«Записки. Рисунки. Воспоминания» Алисы Порет, ученицы Филонова и Петрова-Водкина, талантливого иллюстратора. Алиса Порет - та самая Алиса, про которую писал Хармс: «Как часто мы заблуждаемся! Я был влюблён в Алису Ивановну, пока неполучил о неё всего, что требует у женщины мужчина. Тогда я разлюбил Алису. Не потому, что пресытился, удовлетворил свою страсть, и что либо тому подобное. Нет, просто потому, что узнав Алису как женщину, я узнал, что она женщина неинтересная, по крайней мере на мой вкус. А потом я увидел в ней и другие недостатки. И скоро я совсем разлюбил её, как раз тогда, когда она полюбила меня».

Ф.С. Сонкина

© М.В. Сонкина. Составление, подготовка текста, вступительная статья, комментарии, 2016

© Б.Ф. Егоров. Комментарии, 2016

© ООО «Новое литературное обозрение», 2016

В марте 2014 года моя мама Фаина Семеновна Сонкина передала мне заботливо уложенные и рассортированные бумаги своего архива, предоставив право раcпоряжаться ими как сочту нужным. В архиве оказалось около двухсот писем, открыток и телеграмм Ю.М. Лотмана, ей адресованных; пять толстых тетрадей (около тысячи тетрадных страниц) ее дневников, подробно описывающих встречи и разговоры с Ю.М. на протяжении двадцати семи лет их общения; конспекты его лекций, рисунки, а также календари, отмечающие каждую из 456 встреч с января 1968 года до времени ее отъезда в Канаду в октябре 1990 года. На основе этих дневников через три года после кончины Ю.М. мама подытожила все, что помнила о нем, в своих воспоминаниях.

Не отнимая у автора права самой рассказать о прожитом, хочу лишь упомянуть, что Ф.С. Сонкина познакомилась с Ю.М. Лотманом в 1947 году еще на студенческой скамье, а возобновилось это знакомство спустя двадцать лет. Выпускники филологического факультета Ленинградского университета к тому времени разъехались по стране: мама, выйдя замуж, переехала в Москву, а Ю.М. Лотман оказался в Тарту, единственном городе, не отказавшем ему в скромной должности преподавателя в учительском институте.

Нужно сразу отметить, что мама никогда не предназначала свои воспоминания для публикации. Они писались для памяти, для семьи и двух-трех ближайших друзей. Когда Борис Федорович Егоров работал над биографией Ю.М. Лотмана, мама предоставила свои записи в его распоряжение как полезный источник информации, относящийся к жизни и творчеству всемирно известного ученого. Но публиковать их она по-прежнему не собиралась. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы получить, в конце концов, на это ее согласие. Одним из моих аргументов было то, что имя ее уже знакомо читателю по изданной в 1997 году Б.Ф. Егоровым переписке Лотмана с друзьями и коллегами. В томе переписки, в частности, содержалось 92 письма Ю. Лотмана к Ф. Сонкиной. Таким образом, имя Ф.С. Сонкиной вошло в научный оборот. Другой аргумент касался обстоятельства, маме неизвестного: оказалось, что Юрий Михайлович сохранил большую часть ее писем. Таким образом, специалистыфилологи лотмановского круга, имевшие доступ к архивам, знали не только подробности ее биографии, но и детали ее внутренней жизни. Живя в Канаде, мама об этом и не подозревала.

Получив копии ее писем из Тартуского и Таллинского архивов, я, таким образом, располагала двусторонней перепиской между Ю.М. Лотманом и Ф.С. Сонкиной, охватывающей почти тридцатилетний период. (Первое письмо Лотмана к маме датируется апрелем 1967 года. Последнее написано за 27 дней до его кончины в октябре 1993 года.)

Двойная переписка позволяет прочитать письма Юрия Михайловича совершенно в новом свете. Это уже не эпистолярный монолог, обращенный к неизвестному адресату. Напротив, это живой взволнованный разговор двух знакомых с юности людей, освещающий и внутренний мир Юрия Михайловича, и характер женщины, которую он любил долгие годы.

Но если мне удалось все же – после длительных уговоров – склонить маму к мысли печатать воспоминания и не опубликованные ранее письма Юрия Михайловича, то с ее собственными письмами дело обстояло еще труднее. Считая себя человеком частным и вполне заурядным, она полагала и полагает сейчас, когда я пишу эти строки, что письма ее могли быть интересны только тому, кому когда-то предназначались: Ю.М. Лотману.

С этим ее убеждением я не могу согласиться.

Действительно, письма Ф.С. Сонкиной, в отличие от писем многих известных корреспондентов-коллег Ю.М. Лотмана, почти не затрагивают научных проблем; они обращены к жизни частной, жизни бытовой, жизни душевной. Но, как сказал сам Юрий Михайлович, «история проходит через дом человека, через его частную жизнь». В этом смысле переписка Лотмана – Сонкиной войдет в русскую культуру как живое свидетельство чувства, редкого по накалу и высоте.

Теперь, когда эти письма прочитываются как единый текст, перед нами предстает полная драматизма, борьбы, счастья и страдания жизнь. Жизнь эта, разумеется, вписана в более широкий контекст времени, отсвет которого лежит на обоих корреспондентах.

Контраст между высотой творческого духа и каждодневными условиями этой жизни поистине разителен: так, из писем Ю.М. мы узнаем, что заменить перегоревшую лампочку можно было, лишь обратившись в Союз писателей, и что, хотя почтовые марки и подорожали до 40 рублей, Лотман все-таки сумеет отправить в Канаду два письма в месяц. Эти мелкие, вскользь упоминающиеся детали сохранят для будущих поколений картину нищего советского быта, в котором жила и творила русская интеллигенция, ее цвет, ее гордость.

Двойная переписка между Лотманом и Сонкиной имеет и иную ценность: она приоткрывает не общественное, а частное лицо ученого, тот его не менее замечательный облик, который был известен только самым близким людям. Все, кому выпало счастье общаться с Лотманом, помнят ниспосланный ему дар удивительной благорасположенности и сердечной внимательности, неизменно притягивавший к нему сотни людей. В его научных работах эти душевные качества не выходят на первый план. Частная переписка свидетельствует о них с живостью, уступающей лишь непосредственному присутствию человека.

По своему стилю и тону письма Ф.С. Сонкиной разных лет отличаются друг от друга. Выверяя по дневникам события прошлого, можно предположить, что не все письма раннего периода переписки 60 – 70-х годов сохранились. Возможно, они еще найдутся в неразобранной части лотмановского архива. Верно и то, что в эту пору (время обыска у Ю.М.) мама воздерживалась от переписки, чтобы случайно не навредить своему адресату. В любом случае, письма 60 – 70-х годов отправлялись на адрес русской кафедры Тартуского университета и были коротки. (О том, что они могли перлюстрироваться, ни на минуту не забывали участники переписки.) Написанные в довольно официальном ключе, послания этого времени часто представляли собой поздравительные открытки или короткие записки. Из дневников Ф.С. Сонкиной явствует, что по необходимости сухой стиль писем этих лет воспринимался ею как насилие над чувствами, как вериги. Так в дневниковой записи от 17 сентября 1975 года Ф.С. описывает мучительный сон, когда «он (Ю.М.) меня обвиняет в том, что я думаю только о себе, пишу ему плохие, сухие, короткие, не нежные письма, как это последнее из Саранска . Вот он его сейчас найдет в портфеле. И он отходит от меня к какому-то столу, где его бумаги, и ищет это письмо, а я в ужасе стою и плачу и думаю о том, что это конец. И все так тривиально – и слов нет, и незачем (ведь сам меня учил ни о чем не писать, и сам так же пишет). Тут я думаю, что он может иносказанием в письме что-то выразить, потому что он талантливый, а я не могу – и понимаю, что это совсем последний конец и что объясняться не в чем и незачем – и просыпаюсь в ужасе…»

В свою очередь и Ю.М., до начала 80-х годов не имевший телефона и всегда предельно занятый, часто сообщал о своих приездах в Москву, где жила мама, короткими открытками. Но и в лаконичные записки Юрий Михайлович умел вложить намеки, понятные лишь адресату. В бедной полиграфическими возможностями стране нелегко было найти открытки с семантически значимыми видами, архитектурными памятниками, произведениями искусства, отсылавшими адресатов к совместно пережитому опыту и очень личным ассоциациям. Иногда Юрий Михайлович подписывался – отчасти для конспирации, отчасти ради шутки – женским именем.

После отъезда мамы в Канаду на общение между Лотманом и ею влияли уже другие обстоятельства. В начале девяностых годов дозвониться из Канады в Эстонию, ставшую независимым государством, стало практически невозможно. Переписка оказалась единственным способом связи между Ю.М. и Ф.С., притом способом весьма ненадежным, так как многие письма пропадали. Этим объясняются повторы, встречающиеся в переписке. Однако стиль и форма писем Ю.М. в последние годы его жизни определялись не столько этими внешними фактами, сколько трагическими обстоятельствами его длительной и тяжелой болезни. Из-за инсультов, поразивших центры чтения и письма, Ю.М. не мог ничего ни прочесть, ни написать. Он вынужден был диктовать своим секретарям не только научные статьи и книги, но и личные письма. На свои физические и нравственные страдания, столь усугубившиеся после безвременной и неожиданной кончины его жены З.Г. Минц, Ю.М. никогда не жаловался. Напротив, чем больше он страдал, тем тщательнее маскировал тяжесть своего положения шутками и свойственной ему самоиронией. Человек исключительного мужества, Юрий Михайлович стоически скрывал от мамы то, что несомненно знал сам: жизнь его подходила к последнему пределу. Доказательства этого знания – в его прощальных письмах коллегам-друзьям. Так, за девять месяцев до смерти, 19 февраля 1993 года, он писал Б.Ф. Егорову: «Дорогой Борфед! Посылаю Вам сие письмо и одновременно просьбу, которую пишу, как Владимир Мономах сказал в своем завещании, “сидя на костѣхѣ”. Если бы я начал писать Вам все то сердечное, что я хотел бы сказать Вам уходя, бумаги не хватило бы» . За два месяца до кончины, 26 августа 1993 года Юрий Михайлович прощается с В.Н. Топоровым: «Не знаю, долго ли еще буду здесь (в смысле Жуковского), но я не перестаю – и хочу Вам это ясно сказать – благодарить судьбу за нашу с Вами встречу (человеческую и научную)» . Однако последнее свое письмо к последнему адресату Ю.М. заканчивает прозаическим и нигде им ранее в письмах к ней не употребляемым «до свидания», возвращая слову его буквальный смысл, а адресату – надежду на встречу. В отличие от стоически-шутливого тона последних писем Ю.М., письма Ф. Сонкиной из эмиграции трагичны. Это особенно поражает тех, кто близко знал ее: человека, обладавшего живым и сильным характером, натуру деятельную, всегда готовую к шутке, умевшую с большой непосредственностью радоваться самому малому проявлению красоты в природе, жизни и людях.

В 1942 году школьник Володя Чивилихин записал в своем дневнике: «Сегодня писали диктант. Я написал на «хор.». Текст – хоть брось. Предложения бессодержательные, выражения – ни к черту. Вот этот диктант еще больше укрепил во мне настойчивость и веру в то, что со временем я буду писателем. Я знаю, что это трудно, но я смогу добиться этого не для славы и известности, а потому, чтобы люди могли читать хорошие слова и хорошие мысли».

К этой цели он шел упорно, воспитывая волю и характер, через безотцовщину, нищету, унижения, несправедливость, физические и моральные страдания, в борьбе за кусок хлеба и крышу над головой. Единственной радостью и счастьем будущего писателя было чтение. Володя Чивилихин буквально проглатывал все буквенное, как он писал, начиная от газет, отрывных календарей, справочников до бабкиной Библии, а позже – все, что удавалось достать у друзей, соседей, учителей, взять в библиотеках сибирского городка Тайга, где прошли его детство и отрочество.

С тринадцати лет он начал вести дневник постоянно, ежедневно. Дневник стал для него собеседником, верным другом, поддерживал в трудные минуты, помогал выбрать правильное решение. Читатель из его дневника узнал «как молодой человек без мощной «подсаживающей» длани, без чьего-либо указующего перста, несмотря на все превратности судьбы, сумел «поднять себя за волосы» – воспитать себя, стать личностью, всемирно известным писателем, гражданином, Человеком… Его сокровенное слово звучит страстно, современно и обращено на созидание, и в этом его значение» (Р. Федотова, чл. СП СССР).

Прошло детство, юность, закончен университет, впереди работа в «Комсомольской правде», поездки по стране и за рубеж, публикации, вступление в Союз писателей СССР, встречи с М. Шолоховым и Л. Леоновым, первые премии. Уже есть «кусок хлеба» и «крыша над головой», а покоя нет, волнуют другие проблемы, не дают спокойно жить и работать. И снова борьба. Борьба с временщичеством, бесхозяйственностью, за русские леса, кедр, светлое око Сибири – Байкал, землю в беде, историю родины. В дневниковых записях теперь большие перерывы, но появляются письма – своеобразное продолжение дневников. В них почти ничего нет личного, и в то же время каждое письмо – это его личная принципиальная и общественно значимая гражданская, идеологическая, патриотическая позиция в жизни, в творчестве. Письма не только интересны, но и, как и дневники, очень ценны для истории, являются документом времени. Среди адресатов Владимира Чивилихина – писатели-классики XX века М.Шолохов, Л.Леонов, ученые, с которыми он советовался, спорил, привлекал на помощь в решении вопросов большой государственной важности, собратья по перу, читатели.

Отдельная глава книги – воспоминания современников. Ученые, поэты, прозаики, журналисты, критики, историки, хорошо знавшие Владимира Алексеевича и его творчество, создали редкий по откровенности портрет, полностью соответствующий его своеобразному творчеству и ярким человеческим качествам.

Писатель Валентин Распутин писал: «Владимир Чивилихин сделал все, что мог, и даже много больше, чем мог один человек.

Ему упрекнуть себя не в чем. Имя его навсегда записано в святцы отечественного служения…

России не повезло, быть может, лишь в том, что у нее было недостаточно таких защитников, как Владимир Чивилихин».

Е. Чивилихина

Дневники 1941–1974 гг.

1941 г.

22 июня 1941 года узнал, что фашисты перешли границу (западную) и бомбили Киев, Житомир, Винницу, Каунас и др. Я думаю, что Германия зря сунулась…1
Здесь и далее тремя точками обозначено сокращение, сделанное составителем Е.Чивилихиной

Всю ночь разносил повестки.

7 сентября 1941 г. События (вкратце) за лето. Лето я провел хорошо. 8 дней и ночей жил на покосе в балагане. Часто ходили в лес…

На нас напала Германия. Сейчас идут бои на всем фронте от Ледовитого океана до Черного моря. Захватили Эстонию, Литву, Латвию, большую часть Белоруссии и Украины…

11/IХ-41 г. Ходил копать картошку. Но не накопал. Потел в школу без чернильницы… В школе на русском нагрубил училке. На истории Борька ко мне приставал, я на весь класс закатил ему пощечину, и сразу стало легче, хотя учительница записала здоровое замечание… Скажу о физичке. Молодая, высокого роста, никогда не кричит, из Ленинграда. Недавно у нее убило в Ленинграде бомбой брата. Были красные глаза. Я первый заметил. Я ее не боюсь. Она однажды оставила меня, Борьку, Вовку и Скибу. Разговаривали о посторонних делах, вспоминали старую Тайгу, мечтали о будущей… Смертьев стал нас стравлять с Юркой… Если откажусь драться, будут звать «трус» (я не люблю этого), если буду биться, то попадет. Выбрал второе: так ему дал, что рука у меня хрустнула…

12/IХ-41 г. Понес Леньке «Цусиму». Взял у Федьки Морковчина «Восстание» Пушкарева. Понравилась…

16/IХ-41 г. Взял книгу «Рассказы» Паустовского. Ушел с четвертого урока. Не пошел на физику…

19. Не писал долго. Было некогда. Отличнейшая новость. Приехала из Чернигова сестра Маня с Аликом и Мэльсаной. Привезла пуда 2 сала, часы карманные, противогаз… Вечером ходил в Маниной шинели.

21. Вечером лазили за брюквой и за морковкой. Ленька дал прочитать книжку на украинском языке… Сегодня было солнечное затмение (не полное)… Гришка постепенно забирает власть в отряде. Я решаю: или его подчинить, или отколоть.

22. 21-го сдан город Киев. В ежедневных сводках все одно и то же, т. е. «наши войска вели бои с противником на всем фронте».

26. Я опасаюсь. Маня работает в лазарете.

27/IХ-41 г. С Ленькой всю перемену сидели за одной партой. Я ему пообещал «Американскую трагедию» Драйзера.

5/Х. Болею. Купил щегла за 3 рубля у Володи Черникова. Прочитал книгу «Рассказы» Э. Грина и «Сборник 10-ти». Со мной дружит только Володька Смертьев. Мы с ним делаем библиотечку.

9/IХ. Взял книгу из библиотеки «Очерки бурсы»… Щегол у меня отсиделся, поет хорошо. Прочитал «Солдатская слава» и «Суламифь».

11/Х-41 г. Погода неплохая… Сегодня лошадь из Сибторга (хромая) вместе с повозкой перевернулась, и хомут стал ее давить! Собрался народ. Дают советы, а сами ни с места. Я собрал огольцов, и вместе с возчиком поставили лошадь на ноги… Очень внимательно читаю книгу «Цусима» Новикова-Прибоя. Очень нравится. Была воздушная тревога. Выскочили из дома. Володька Черников с противогазом. Мы все надели платки (условное), потом разошлись по домам.

14/Х…Наши войска оставили Орел, Вязьму, Брянск.

23. Каблю все время. Зачеркнул свою фамилию в газете… Взял книгу «Бруски». Третью. Вторую я читал прошлый год. Немного было непонятно. У нас нынче кризис на бумагу. Будем писать на газетах. У меня пока есть тетради. Наши войска сдали Одессу. Купил за рубль 9 марок. Старинных, бывших в Китае.

24. Взял книгу «Избранное» Сергеева-Ценского. Ничего. Особенно переписка с А.М. Горьким. Впрочем, там есть место, где оба писателя хвалят книгу Пантелеева и Белых «Республика ШКИД» (Школа имени Достоевского). Особенно писателя Леонида Пантелеева. Я хочу ее достать. Когда я прочитал эти «Письма», я уже Горького почувствовал другим человеком, хозяйственничком своей страны, шутником.

25. С утра было хорошо, а потом повалил снег…

План на зиму у меня появился, когда я кинул взгляд на снег, пощупал его приятность, когда мой взгляд остановился у лыж. План: 1. Отремонтировать лыжи (сделать новые ремни). 2. Съездить на лыжах по просеке до Яи и лесом по компасу до Маяка на юг. 3. Пройти не менее 300 километров за зиму. Научиться ходить быстро, без устали, далеко…

27. Прочитал «Клятву» Геннадия Фиша. Мировая… Взял у Борьки книгу «День мира». Вот это книга! Под редакцией Горького. Цена 50 рублей. Там описаны все страны, включая Сов. Союз. Только я не понимаю, почему день мира 27 сентября и, удивительно – в 1934, когда фашизму в Германии было 2 года уже, цели фашизма были известны миру, по их политике и гос. устройству. Помогал писать эту книгу (издавать) Кольцов Михаил.

У нас в школе совсем скоро не будем получать бумагу, заставляют писать на старых книгах.

30. Был осмотр. Я здоров, только нервный. Врач так сказал. Прорабатываем «Ревизор» Гоголя. Скоро будем читать в лицах. Я – в роли Хлестакова. Насчет нервов я сам замечаю, что шатаются.

2…Прочитал «Обыкновенную историю» Гончарова. Я думал, что Гончаров пишет только произведения вроде «Обломова», а это нет. Мировая книга. Очень поучительная для молодежи.

Был в бане с Алькой и Борькой…

3. Пришла телеграмма от Вани. Его взяли в Армию. (Иван – старший брат Володи. – Е.Ч.)

4…С сеном одна мука. Мама сегодня даже плакала навзрыд. Это все, говорит, из-за меня.

8. Ездил утром в лес на лыжах. В лесу мирово. Катался во втором логу с горы между елочек. Хорошо! Вечером мама пошла давать корове сена. Но вскоре вернулась, вбежала в избу и закричала: «Пожар! Церковь горит!» Я сапоги натянул, накинул пальто, шапку, забежал за Борькой и туда. Прибегаем. Это горит не церковь, а стайка. Я взял у Черниковой рукавицы и побежал к огню. Сначала я откидывал рейки для лыж (там недалеко лыжная мастерская). Потом, когда от реек огонь отогнали, я схватил багор и давай оттаскивать бревна. Потом пошел к колодцу и вытащил ведер 20 воды. Приехали пожарные. 3 насоса, № I колодец. У насосов шланги не достают до воды. Стали подвозить. Потом я опять пошел раскидывать горящие бревна… На пожаре чуть не провалился в погреб.

Купил у Яшки самодельные шахматы за 3 рубля.

12. Ездил в лес за Черный лог. Натопил серы, ел рябину, видал следы колонка или кого другого, не знаю, потому что следы ведут на дерево.

15. Дежурили с Нинкой Рудко во вторую смену и на вечере. Был контролером. Пропустил Федьку Морковчина без билета. А сам, дурак, купил билет. Были танцы и почта…

18…Взял книгу «Маленькие романы». Наверное, барахло… Ходил подстригаться. Под бокс. Хочет мама шить шубу, покрытую шинелью. Погода морозная, у меня нет пимов.

22. Взял «Освобождение» и «Пагубную книгу». Первая мировая, вторая – мура.

23. Мне купили пимы. Немного теснят, но ничего. Я, даже сам не подозревая, накопил 10 рублей.

26. День сегодня отменно несчастливый. Начался хорошо. По русскому писали изложение по Тургеневу. Я написал лучше всех из класса…

1.12…В табеле 7 «пос», 4 «хор», 2 «отл», «плохо» нет. Во вторую четверть думаю учиться получше. Стоял за керосином, достали всего 22 литра. Теперь можно будет сидеть по вечерам…

2.12.41 г. Пишу утром в 5.40 минут. Мама ушла за керосином, а я встал, умылся, оделся, обулся и пишу… На всех фронтах действия разворачиваются в нашу пользу. От Ленинграда отогнали, возле Москвы остановили немца, от Ростова-на-Дону бегут, только пятки сверкают. Каждый понедельник слушаю «огонь по врагу»..

5…Сегодня на географии вызвали меня. Я стою, молчу. Он говорит: «Так не учил?» «Нет». «Почему?» Молчу. «И тебе не стыдно так отвечать?» «Стыдно». «Я вижу». Поставил «оч. пл.». и посадил.

8. Купил билет в Московский кукольный театр. Купили почти все ученики нашего класса…

10. Вчера Р.В. дала мне «Огонек» № 7. Я его сегодня забыл. На шестом оставили по русскому весь класс. Я говорю ей: «Мне можно идти домой?» «Я никого не держу». Я встал и пошел домой. У Борьки есть книга «Педагогическая поэма» Макаренко. Взял «Энергию» Гладкова и «Уитт в Кантоне». Обе ничего (?). Сегодня было два солнца. Очень интересно…

15. Мое положение плохое: по немецкому, по алгебре, по русскому (устно), по географии, по черчению, по физкультуре у меня плохо. Как-то все случайно. Погода вчера чертовая была. Метель, ветер, снег – крупой, режущей лицо, буря – с ног сшибает!

20. Вчера оставляли. Я стал уходить. Р.В. закричала, я не обратил внимания. Роскошь оставаться. Взял в библиотеке книгу «Титан» Теодора Драйзера. Автора «Американской трагедии». Ничего книга. У Черниковых взял «Собор Парижской богоматери». Мировая. Колотили Ярыгу…

21. Выходной. Морозюка! Свыше 40°. Утром сходили в баню, а потом целый день сидел на полатях. Мы с мамой расчистили там и хорошо. Я там теперь сплю…

26. Не учились 3 дня из-за морозов. А сейчас вышел приказ, что нам (семиклассникам) учиться и в морозные дни… Прочитал «Труженики моря». Мировая. Виктора Гюго. «Восемь рассказов» Матильды Юфит, тоже хорошая. Сейчас читаю Эмиля Золя «Чрево Парижа»…

27…Взял у Нинки Рудко «Макар-следопыт». Мировая. Только автора не знаю.

1942 г.

5…Прочитал «Вокруг света» 10 журналов. «Дикая собака Динго» и «Рассказы» Пантелеева. Надо будет достать его «Республику ШКИД». Купил лыжи. Ничего. Вчера ездил в лес.

16. Был в кино. «Дело Артамоновых». Мировое. Надо будет достать книгу Горького… Прочитал «Борис Волгин», «В боях и походах» О. Городовикова, Чехова 6 том. Я положительно глотаю книги… Приехала Маруся Поворова. (Сиротка, которая жила в семье Чивилихиных ребенком. В семье было 9 человек: бабушка, мама, дочь Мария, ее дети Алик и Мэльсана, дочь Надя, сыновья Володя, Борис и Маруся Поворова. – Е.Ч.) Она сейчас учительницей, в отпуске. Я помню, учился в четвертом классе, а она в 7. Как мы читали книги! В особенности «Как закалялась сталь». Сидели у лампы коптящей и дающей мало света. Читали одну книгу…

…Мне бы очень хотелось узнать историю нашей Тайги. Я о ней ничего не знаю. Чуть-чуть смогу описать по рассказам старожилов.

ТАЙГА (1905 г.)

В то время Тайга разделялась на несколько частей: 1. Шанхай. Это часть северная, вернее северо-восточная, находящаяся за линией. Кривые грязные переулочки, землянки, вырытые переселенцами, главным образом цыганами. Там были самые отчаянные жулики, шулера. Можно было встретить человека с «умным лицом, с чемоданчиком и кругом «Синекрасно». Вечером, когда мрак покрывал Шанхай, по его закоулкам бродили «шанхайцы» с резинами, гирьками, ножами. Кстати, почему «Шанхай»? Это когда матросня и солдаты с русско-японской войны возвращались домой, они в насмешку прозвали трущобы этой части города Шанхай, китайский город, и многие из них здесь окончили свою жизнь, прерванную гирькой, кистенем, кинжалом. Матросы с войны нередко сходились в жестокой поножовщине и обращали в бегство знаменитых шанхайцев. Слово «шанхаец» еще до нашего времени остается нарицательным всему грязному, оборванному и в то же время удалому, ухарству. Следующая часть так называемый «город». То главный центр нашего городишки. Главная улица – это Первая, дальше Вторая и т. д. до 9-ти. На Первой улице было расположено 3 дома в одном стиле. Первый дом, двухэтажный с железными решетками, принадлежал какому-то богатому купцу Бутырину. Во втором и третьем были церкви. В третьей была староверческая «кержацкая». Надо сказать, что была еще одна церковь, на Пятой. Сейчас она заслонена от улицы 39-й школой. Во второй церкви сейчас кино им. Крупской. В третьей – так называемый «зеленый магазин». А в первой – общее училище. Третья часть отделена от «города» ручейком, ранее называемым Буром, а теперь просто Логом. Эта часть, в которой живу я, называется Забуром, в честь Бура. Из всех районов города Забур выделяется своими широкими, зелеными улицами. Здесь главным образом жили «кержаки» и «чалдоны». Сюда почти не заглядывали полицейские, хотя их было в Тайге не больше полсотни, а если заглядывали вечером, то их раздевали, отнимали «селедки» и угоняли. Кержаки крепко держали власть в своих переулочках, оберегая забурских девок от «городских». Над всеми парнями верховодил «атаман». По рассказам старожилов, долгое время держал власть со своей шайкой Сенька Стрельников или просто Стрела. Однажды приехал матрос в Забур из армии и появился на улице. Плотный, здоровый парень, с гармошкой и рыжим чубом, человек большой физической силы. Они встретились со Стрелой у колодца на Седьмой. Стрела в сапожках, в напущенных брюках и пиджачком внакидку. Вышли на чистые кулаки, измолотили друг друга в кровь и тут же отмывали, но с тех пор друзья навеки, потом в 15-м году круговорот войны захватил их обоих. Еще одного героя помнят старожилы. Это был толстый, здоровый дурачок с лошадиной силой. Это было в годы, когда Колчак отступал по железной дороге или по тракту, проходящему через Тайгу. Обозы колчаковцев убегали, оставляя фураж и лошадей, а Паня Породистый не зевал. Он по наущению отца брал дубину и ходил грабил людей на тракту. И сейчас еще на тракту в 2 километрах к востоку есть следы его медвежьих шуток. Когда-то давно, еще деды не помнят, купец поставил памятник прямо возле дороги на могиле своего друга – татарина или грузина. И вот этот памятник с татарскими надписями, вышиною в человеческий рост, Паня Породистый задался целью сломать, и сломал-таки! Сейчас еще обломок памятника стоит на бугорке возле дороги. Впоследствии Паню Породистого куда-то увезли милиционеры за то, что он сильно смело ходил с ватагой по улицам, грабил огороды, валил плетни и маленькие избушки, поддев их плечом. И Кабинет тогда еще был просто поселком киргиз, цыганов, татар. Сейчас есть и еще 5-я часть – «Ленинский поселок» и еще хорошая часть – «Станция». Эта «Станция» включает в себя все завокзалье и самые большие два здания в Тайге – станцию и больницу. Еще ей принадлежит депо, вокзал, склады, тупики, экскаватор. Здесь работали рабочие, большая часть трудящихся Тайги. Это были неразвитые темные люди, похожие (у Горького) на людей-героев его «Матери». Но вот настал 1905 г.: страна стала. Бастовали заводы, фабрики, школы, и в нашей Тайге начали устраиваться забастовки в депо. Уходили в лес, который тут же, под рукой, и устраивали маевки. Славную память хранят рабочие Тайги. Например, рабочий Серебренников, о днях, когда в Тайге нелегально проживал тов. Киров. В депо и сейчас есть колонна, а на ней медная доска и выдавлено о том, что тут рабочие пошли за молодым студентом. Киров тогда скрывался в сарае у знакомого рабочего. Тот сарай стоит и сейчас (3-я ул., № 32). Торговые дела в Тайге сплошь был обман торгашей и купцов. Базары были каждый день. Больница хоть и была, коек на 50, но все же большим авторитетом пользовалась старуха Литвиниха, умершая в 1939 году. Литвиниха была женою лесника Литвинова, здоровяка и в 80 лет ходившего на медведя с драным ружьишком и ножом. Он знает километров за 30 все дорожки и тропинки леса. Вокруг Тайги простирался во все стороны на сотни километров лес. Этот Литвинов написал, будучи девяностолетним (1941 г.) стариком, в местную газету заметку, в которой говорилось, что он знает вокруг Тайги нефть, уголь, золото, медь. Уголь и золото начали разрабатывать, но в связи с войной работы прекратились (1914 г.).

Отдыхали люди Тайги по-разному. Рабочие, с вялыми после работы мускулами, приходили домой, ели, умывались и ложились в кровать спать до утра. Городские парни ходили в «колизей». А парни Шанхая, Кабинета и, в особенности, Забура дрались, потешались над слабыми, лазили в огороды, валили плетни кержаков, мазали ворота у провинившихся. Если забурские делали хороший «Исполин», то шанхайцы его ночью обязательно ломали.

Еще надо немного сказать о Литвинове. Он самый, пожалуй, старый старожил в Тайге. В 6–7 км от города он построил себе избу, сарай, завел лошадь, корову, пчел, собак и стал жить там с женой в уединении, только приходил иногда в город за порохом, солью, нитками и т. д. В годы начала советской) власти его хотели раскулачить, но, подумав, не стали, так как он уничтожает много медведей, дает аккуратно налог, не эксплуатирует чужой труд. В 1940 г. его все-таки раскулачили, описав имущество на 80 тысяч рублей. Сейчас он живет в Тайге и изредка приедет на своей Пегашке (лошадь ему оставили) на базар, встретится там со стариками и подолгу беседует о старом, о погоде, о конях, зимой – о лыжах.

17/I-42 г. По немецкому исправил, по черчению тоже. «Плохо» нет. Сегодня сандело… Из нашего класса берут в школу Ф.З.О. человек 5.

26…За эти дни чего-то хандрю, не учу уроки, нахватал плюшек. Мама уехала еще 24-го. Она однажды ходила в школу и разревелась там при всех учителях. Теперь пускай лучше исключат из школы, но мать не пойдет! Сегодня, например, не захотел идти на физкультуру, училка просила – не пошел…

2.2. Приехала мама. Привезла хорошие часы (настольные). Сегодня подрался с Колькой Цуцурюком. Дрался ничего… Я два дня не ходил в школу. Получал карточки…

5. Прочитал «На скате», «Мое поколение» Горбатова. Про революцию, хорошие. Прочитал еще «Нет выбора» англичанина Сцинглера (?) и «Девять точек» Казакова, 1 книгу…

15…Прочитал «С гор потоки», «Путешествия Н.М. Пржевальского».

18. Ходил в кино на «Дети капитана Гранта». Хорошая. Понравился образ Роберта Гранта: смелого, мужественного мальчика, для которого перебраться по веревке через пропасть дело чести. Прочитал «Близкое и далекое» Чернокова и «Степь в огне».

Погода сегодня испортилась: ветер, буран, снег, мороз… Я состою в пионерах. Выписал «Пионерскую правду»… Я сейчас хожу каким-то блатом: гимнастерка нараспашку, а на груди матросская тельняшка, штаны из сапогов навыпуск, широкие, руки в карманах, чуб…

25…. Взял у Р.В. журнал «Смена», хороший. Сменял в библиотеке книгу, взял «Избр.» Короленко. Ничего. Особенно рассказ «Чудная» и еще «За живой и мертвой водой» Воронского. Смотря на Короленко, мне кажется, что в Короленко собраны все лучшие качества русского человека. Его рассказы поражают своей ясной мыслью, построением и простотой и легкостью языка. Вот таким-то мне человеком и хотелось быть. Вечером у Борьки Черника играли в шахматы…

3. Газет почему-то нет. Еще подожду неделю: не будут носить – иду на почту…